А. И. Дмитриев-Мамонов, выпустивший в 1905 году книгу «Декабристы в Западной Сибири», счел Павла Выгодовского возвратившимся после амнистии в Россию и вскоре умершим. И пошли гулять по статьям, книгам и диссертациям невнятные и противоречивые сведения об одном из самых ярких декабристов, вписавшем в историю русского освободительного движения страницу, пред которой склоняешься с почтительным изумлением.
«Алфавит декабристов», выпущенный в 1925 году, заканчивает справку о Выгодовском противоречивым утверждением: в 1855 году он был приговорен томским судом , к ссылке в Иркутскую губернию, а в 1856-м… жил в Нарыме В 1931 году вышла «Сибирская энциклопедия» — о Выгодовском в ней ни слова. Спустя двадцать лет в краткой персоналии, посвященной этому декабристу, Большая Советская Энциклопедия повторила общеизвестное, не сообщив, однако, где Павел Выгодовский отбывал первую ссылку, что он был вновь осужден и как сложилась его судьба после томского приговора. Указан год рождения, а «г. смерти неизв.»…
В 1856 году, когда многие декабристы двинулись на запад, в Россию, единственный их товарищ шел им навстречу в партии колодников на восток, в глубину Сибири. Ровно сто лет история ничего не знала о его дальнейшей судьбе и, может, не скоро бы узнала, если б не один малозначительный на первый взгляд и никому неизвестный эпизод-встреча в 1952 году двух интересных людей, один из коих уже знаком моему читателю. Это Мария Михайловна Богданова — и я должен выразить ей глубочайшую признательность от себя лично и от имени тех, кто не имеет возможности этого сделать, — она открыла неизвестные ранее обстоятельства жизни и смерти Павла Выгодовского. Вспоминаю одну из своих встреч с нею. Мы сидела в ее комнатке, окруженные старинными портретами, книгами, папками с письмами и рукописями.
— С молодости испытывала чувство нетерпеливой досады, что люди ничего не знают о судьбе Выгодовского. Интерес многие годы поддерживался еще и тем, что это был единственный крестьянин среди революционеров-дворян, что он один из всех не попал под амнистию 1856 года, а место и дата его смерти неизвестны никому, что он — единственный из декабристов, проживший восемь лет рядом с моим прадедом Николаем Мозгалевским…
— Кроме того, Мария Михайловна, — говорю я, — они же были как-то связаны между собою еще до восстания.
— Да, да, и я рада, что вы сами пришли к этому выводу. Так вот, когда вышел восьмой том Большой Советской Энциклопедии с неполными и смутными сведениями о Выгодовском, я поняла, что больше откладывать не могу — надо ехать в Сибирь! Никто из историков не верил в успех, отговаривали, снисходительно посмеивались надо мной. Меня окрылил только мой учитель Марк Константинович Азадовский. Пришла я к нему посоветоваться. Он тогда жил в Москве, очень болел, и это была наша последняя встреча.
— В каком году?
— В 1952-м. Он умер спустя два года… Но я застала его еще за работой, в кабинете. Встретил меня Марк Константинович хорошо, выслушал со вниманием… «Подайте-ка, — говорит, — вот ту папку». Я достала пухлую папку с надписью «1925 год». Развязывая тесемочки, он поглядывал на меня как-то восторженно-весело (этот взгляд я помнила еще с его лекций, когда он готовился сказать нам что-то важное и новое). И вот он отыскивает какую-то бумажку и молча передает мне. Прочла и даже приподнялась в кресле, а позже эту его драгоценную выписку 1925 года напечатала в своей книжке о Выгодовском… Позвольте вам ее подарить. Это у меня последний экземпляр.
— Последний не возьму.
— Примите, — сказала Мария Михайловна и быстро начала писать на титуле дарственные слова. — Пожалуйста…
«Декабрист-крестьянин П. Ф. Дунцов-Выгодовский», Иркутск, 1959 год. Ни разу не переиздавалась. На мягкой зеленой обложке — белый меч с древесной веткой наперекрест, перевитые звеньями ручных кандалов… Тираж всего три тысячи. На многих страницах книги рукописные поправки, уточнения — настоящий авторский экземпляр! Правда, есть в брошюре, как я позже убедился, кое-какие неточности и неучтенные, установленные мною по архивным материалам важные факты, о чем мы к месту вспомним, а сейчас представьте себе положение исследователя, задумавшего во что бы то ни стало узнать; каким образом в середине прошлого века будто бы бесследно исчез декабрист-крестьянин.
Дата выхода из Томска партии № 21, в которую был включен Павел Выгодовский, —19 сентября 1855 года. Сибирскую позднюю осень я знаю близко. Обложные холодные дожди: то льет-заливает, срывает мосты и промачивает стоги, то сеет неделями, гноит крыши, болотит землю, а в воздухе противная, пробирающая до костей сырость. Потом долгие дожди со снегом и мокрый снег хлопьями, а вот уж земля каменеет ночами и не отходит за короткий сумеречный день. В конце октября налетит сухая метель, осыплет все белым, а когда ветры унесут ее куда-то, разъяснеет и очистится небо, засеребрится луна и ударит первый мороз до треска.
У печки пересидеть эту пору — одно дело, а представьте себе группу скованных цепью людей, которые должны идти каждый день, чтобы не забивать собой этапных пунктов, — идти под дождем и снегом, по грязи и колдобинам тысячи верст, идти в жалкой арестантской одежонке и промокаемой обутке, идти на скудных казенных «кормовых», потому что денег своих нету, а если б и были, то прикупить по пути нечего, да и уголовники отнимут последнее. Люди мерзли, простывали, обмораживались и мёрли по пути; осенне-зимней порой сибирский этап убирал в землю, как свидетельствует история, половину партии, а то и поболе.
Выживали самые молодые и сильные. Павел Выгодовский был уже далеко не молод — когда он отправился в этот страшный путь, ему исполнилось пятьдесят три. Сильным, наверное, он никогда не был в отличие, скажем, от богатыря Михаила Лунина, который в аду Акатуя превзошел этот возраст Выгодовского, но писал Марии Волконской: «…Здоровье мое находится в поразительном состоянии и силы мои далеко не убывают, а, наоборот, кажется, увеличиваются. Я поднимаю без усилия девять (!) пудов одной рукой». Незадолго до смерти этот феноменальный человек, будучи почти шестидесятилетним стариком, успокаивал в письме друга своей молодости Сергея Волконского: «Мое здоровье все время в прежнем положении. Я купаюсь в октябре при 5 и 7 градусах мороза в ручье, протекающем в нескольких шагах от тюрьмы, в котором для этой цели делают прорубь».
Наверное, Павел Выгодовский уже в молодости был слабее даже своего товарища по обществу и ссылке Николая Мозгалевского, конника и фехтовальщика в прошлом, чье здоровье, однако, начало сдавать к середине тридцатых годов в Нарыме. Выгодовский никогда не занимался спортом или физическим трудом, если не считать года каторги, где труд был проклятием. До первого ареста он сидел в канцелярии, в нарымской ссылке долгие годы прирабатывал у хозяина дома портняжным делом, а еще была у него одна особая многолетняя сидячая работа, о которой большой разговор впереди.
И вот этот мученический путь. Позади был год Петропавловской крепости, год каторги на Нерчинских рудниках, более четверти века голода и лишений нарымской ссылки, почти год в тесной, многолюдной камере томской тюрьмы, впереди — тысячи верст тяжкой пешей дороги сквозь дожди, пургу, душные клоповники, броды и горы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155