Еще труднее было памятники спасать, однако он в течение семидесяти лет выступал, спасая их, везде, где мог, убеждал, переубеждал, разубеждал, иногда рисковал в словах и поступках, совсем не жалея себя ради дела. Говорил ученикам: «Слова — это вода, сотрясение воздуха. Нужно дело, дело и еще раз дело».
Одно слово или фраза, взгляд или поступок, манера держаться и даже одежда могут многое сказать о человеке, и выступавшие на конференции рассказывали о личности Барановского, поведали о некоторых характерных случаях, свидетелями которых были. Смолоду его помнят серьезным, деятельным, неулыбчивым, строговатым. Он не умел болтагь о пустом. Людей словами не обижал, винил обстоятельства. Лекций не читал, учил делом. У него были прекрасные отношения со своими многолетними коллегами Д. П. Суховым, Н. Н. Померанцевым, замечательными каменщиками братьями Новиковыми. Избегал рекламы, даже прятался от репортеров, будучи уверенным, что они что-нибудь да напутают. Одевался скромно, просто, однако галстук был обязателен. Презирал опасности, связанные с высотой. Говорил, что наверху суеты меньше и ветер комара отгоняет. Однажды, чтоб «не терять времени» — не спускаться вниз и не взбираться на соседнюю башню, — перекинул доску-сороковку над страшенной пустотой и перешел, как по половице. В одной из северных экспедиций под ним рухнуло гнилое перекрытие, он летел метров десять и сильно расшибся. Накидали в лодку сена, сплавили к ближайшему селу, где он отлеживался неделю, а потом, вместо того чтоб ехать в Москву долечиваться, настоял на продолжении экспедиции. Разгадывая памятник, опирался на свои знания археологии, истории, материаловедения, строительного дела, истории религий, архитектуры всех времён и народов, изографии, иконописи, литературы, летописей, умел мысленно поставить себя на место человека той эпохи, войти в средневековое инобытие.
Коломенское. Знал в округе каждый камень и овражек. Проделал огромную собирательскую работу, эти фонды до сего дня полностью не разобраны. Под его руководством создан макет деревянного дворца царя Алексея Михайловича, идея его восстановления живет. Музей под открытым небом не осуществлен полностью… Новый Иерусалим своим спасением обязан его огромной архитектурной интуиции. Предположил, что версия «вся ротонда заново сделана Растрелли — Бланком» неверна, и позже это доказал. Иной молодой реставратор, чтобы найти старую архитектурную форму, все обдерет, а он укажет несколько точек для бурения и переносит на ватман древнюю кладку, будто видит ее сквозь камень… Зарядье. Решительно выступил за сохранение этого памятника. Английское подворье сидело, как ядро в скорлупе, обезображенное пристройками. Доказал, что внутри XVI век… Болдино. Две недели фашисты бурили стены и закладывали взрывчатку, все подняли в воздух. Часами сидел в райкоме, райисполкоме, обкоме, Всероссийском обществе — доказывал ценность памятника. И Дорогобуж, Смоленск, Москва сдались. Многотонные фрагменты взял на особый учет — нашел каждому свое место в проекте, ныне осуществляемом.
Крутицкое подворье. Глубокая исследовательская проработка. Борьба за перенос красной линии Волгоградского проспекта, сохранение окружающей исторической среды, освобождение памятника от арендаторов. Учил молодых брать на себя личную ответственность за судьбу Крутиц. Крутицы стали академией реставрационного дела… Следует работать не по регламентам и инструкциям, а по «клятве Барановского»!
Перебираю также письма-отклики на свой очерк «Зодчий», напечатанный 12 февраля 1982 года в еженедельнике «Литературная Россия».
Калужский архитектор А. С. Днепровский: «Человек этот поистине чудо великое. Я ведь немного „6арановец“ — работал у него главным архитектором мастерской в Крутицах в начале 70-х годов. Объем его трудов, знаний и масштабность личности достойны удивления. Дополню несколько слов о его „птичьем сердце“. Иногда можно было подумать, что он даже кокетничает своим бесстрашием, если б мы не знали его органичной естественности в словах и поведении. Он любил, поднявшись на большую высоту по лесам, сесть на эти леса, опустить ноги в бездну, слегка болтать ими и, скупо жестикулируя, начать рассказ о памятнике. Коллеги, дрожа, цепляются за стены, а он всегда говорил неторопливо, медленно, обстоятельно, начав с Адама и Евы…
Вы немало перечислили его дел, но всегда все сказанное о нем будет неполно. В 1926 году он, как эмиссар от Главнауки, приехал в Калугу вместе со своим ровесником и сподвижником Николаем Николаевичем Померанцевым. Они обследовали Лаврентьев монастырь (XV в.), Лютиков (XVI в.), Николо-Добрый (XVII в.) и несколько других памятников этого ряда. Петр Дмитриевич успел даже отреставрировать окно в церкви-колокольне Лютикова монастыря, взорванного, как и все остальные, в 30-е годы. В Московский областной исторический музей (Истра) Петр Дмитриевич увез тогда прекрасные резные врата XV в. из б. Шаровкина монастыря, что был под Перемышлем, и тем самым спас их для нашей культуры… И еще я вспоминаю, как мы в Крутицах праздновали его 80-летие под ростовские звоны, записанные Н. Н. Померанцевым».
Черниговский архитектор А. А. Карнабед: «Стоит и сияет в Чернигове Параскева Пятница — чудо архитектуры и чудо реставрации! А ведь добиться в те времена, когда город поднимался из руин, не только сохранения остатков памятника, но и изготовления на местном заводе десятков тысяч кирпичей, имитирующих древнюю плинфу, было настоящим подвигом. Слава о Параскеве Пятнице растет. Люди приезжают и прилетают в наш город только для того, чтобы посмотреть на нее. Кстати, Петр Дмитриевич вложил свой редчайший талант и великий труд в восстановление всех черниговских памятников. А создание нашего музея-заповедника по его проекту? Музей сейчас проводит огромную культурную работу. Чернигов оказался на магистральном туристическом большаке, и тысячи иностранцев знакомятся с древним русским зодчеством, в котором отразилось величие духа нашего народа».
Ленинградка В. Ларионова, письмо которой было опубликовано в «Литературной России» 26 марта 1982 года: «Какая удивительная жизнь! Это — созидатель, которому при жизни надо воздвигнуть памятник, хотя его работы — тоже памятники его неистощимой энергии. Его судьба — пример служения Отечеству не на словах, а на деле. Такому человеку хочется низко поклониться».
П. Д. Барановский, правда, не считает свою жизнь каким-то подвигом. Он никогда не афишировал своих заслуг, не умел тарабанить о своем попусту, не ждал никаких похвальных грамот, материальных поощрений или нагрудных знаков. Он просто беззаветно любил культуру прошлого, понимал ее значение для будущего и поэтому работал и работал. Человек этот воистину живет в своих подвижнических трудах, в памяти современников, ему еще не раз поклонятся благодарные потомки. И этого предостаточно, особенно если вспомнить нравственные принципы средневековых русских зодчих, живописцев и литераторов, которые считали свои творения бескорыстной данью высшему, надчеловеческому, то есть нетленному искусству, и посему старательно скрывали авторство…
Среди великих анонимов нашего далекого прошлого особое, исключительное положение и место занимает, бесспорно, автор «Слова о полку Игореве», загадка коего занимает меня с юности, и пришла пора поискать и нам, дорогой читатель, ключики к этой тайне веков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
Одно слово или фраза, взгляд или поступок, манера держаться и даже одежда могут многое сказать о человеке, и выступавшие на конференции рассказывали о личности Барановского, поведали о некоторых характерных случаях, свидетелями которых были. Смолоду его помнят серьезным, деятельным, неулыбчивым, строговатым. Он не умел болтагь о пустом. Людей словами не обижал, винил обстоятельства. Лекций не читал, учил делом. У него были прекрасные отношения со своими многолетними коллегами Д. П. Суховым, Н. Н. Померанцевым, замечательными каменщиками братьями Новиковыми. Избегал рекламы, даже прятался от репортеров, будучи уверенным, что они что-нибудь да напутают. Одевался скромно, просто, однако галстук был обязателен. Презирал опасности, связанные с высотой. Говорил, что наверху суеты меньше и ветер комара отгоняет. Однажды, чтоб «не терять времени» — не спускаться вниз и не взбираться на соседнюю башню, — перекинул доску-сороковку над страшенной пустотой и перешел, как по половице. В одной из северных экспедиций под ним рухнуло гнилое перекрытие, он летел метров десять и сильно расшибся. Накидали в лодку сена, сплавили к ближайшему селу, где он отлеживался неделю, а потом, вместо того чтоб ехать в Москву долечиваться, настоял на продолжении экспедиции. Разгадывая памятник, опирался на свои знания археологии, истории, материаловедения, строительного дела, истории религий, архитектуры всех времён и народов, изографии, иконописи, литературы, летописей, умел мысленно поставить себя на место человека той эпохи, войти в средневековое инобытие.
Коломенское. Знал в округе каждый камень и овражек. Проделал огромную собирательскую работу, эти фонды до сего дня полностью не разобраны. Под его руководством создан макет деревянного дворца царя Алексея Михайловича, идея его восстановления живет. Музей под открытым небом не осуществлен полностью… Новый Иерусалим своим спасением обязан его огромной архитектурной интуиции. Предположил, что версия «вся ротонда заново сделана Растрелли — Бланком» неверна, и позже это доказал. Иной молодой реставратор, чтобы найти старую архитектурную форму, все обдерет, а он укажет несколько точек для бурения и переносит на ватман древнюю кладку, будто видит ее сквозь камень… Зарядье. Решительно выступил за сохранение этого памятника. Английское подворье сидело, как ядро в скорлупе, обезображенное пристройками. Доказал, что внутри XVI век… Болдино. Две недели фашисты бурили стены и закладывали взрывчатку, все подняли в воздух. Часами сидел в райкоме, райисполкоме, обкоме, Всероссийском обществе — доказывал ценность памятника. И Дорогобуж, Смоленск, Москва сдались. Многотонные фрагменты взял на особый учет — нашел каждому свое место в проекте, ныне осуществляемом.
Крутицкое подворье. Глубокая исследовательская проработка. Борьба за перенос красной линии Волгоградского проспекта, сохранение окружающей исторической среды, освобождение памятника от арендаторов. Учил молодых брать на себя личную ответственность за судьбу Крутиц. Крутицы стали академией реставрационного дела… Следует работать не по регламентам и инструкциям, а по «клятве Барановского»!
Перебираю также письма-отклики на свой очерк «Зодчий», напечатанный 12 февраля 1982 года в еженедельнике «Литературная Россия».
Калужский архитектор А. С. Днепровский: «Человек этот поистине чудо великое. Я ведь немного „6арановец“ — работал у него главным архитектором мастерской в Крутицах в начале 70-х годов. Объем его трудов, знаний и масштабность личности достойны удивления. Дополню несколько слов о его „птичьем сердце“. Иногда можно было подумать, что он даже кокетничает своим бесстрашием, если б мы не знали его органичной естественности в словах и поведении. Он любил, поднявшись на большую высоту по лесам, сесть на эти леса, опустить ноги в бездну, слегка болтать ими и, скупо жестикулируя, начать рассказ о памятнике. Коллеги, дрожа, цепляются за стены, а он всегда говорил неторопливо, медленно, обстоятельно, начав с Адама и Евы…
Вы немало перечислили его дел, но всегда все сказанное о нем будет неполно. В 1926 году он, как эмиссар от Главнауки, приехал в Калугу вместе со своим ровесником и сподвижником Николаем Николаевичем Померанцевым. Они обследовали Лаврентьев монастырь (XV в.), Лютиков (XVI в.), Николо-Добрый (XVII в.) и несколько других памятников этого ряда. Петр Дмитриевич успел даже отреставрировать окно в церкви-колокольне Лютикова монастыря, взорванного, как и все остальные, в 30-е годы. В Московский областной исторический музей (Истра) Петр Дмитриевич увез тогда прекрасные резные врата XV в. из б. Шаровкина монастыря, что был под Перемышлем, и тем самым спас их для нашей культуры… И еще я вспоминаю, как мы в Крутицах праздновали его 80-летие под ростовские звоны, записанные Н. Н. Померанцевым».
Черниговский архитектор А. А. Карнабед: «Стоит и сияет в Чернигове Параскева Пятница — чудо архитектуры и чудо реставрации! А ведь добиться в те времена, когда город поднимался из руин, не только сохранения остатков памятника, но и изготовления на местном заводе десятков тысяч кирпичей, имитирующих древнюю плинфу, было настоящим подвигом. Слава о Параскеве Пятнице растет. Люди приезжают и прилетают в наш город только для того, чтобы посмотреть на нее. Кстати, Петр Дмитриевич вложил свой редчайший талант и великий труд в восстановление всех черниговских памятников. А создание нашего музея-заповедника по его проекту? Музей сейчас проводит огромную культурную работу. Чернигов оказался на магистральном туристическом большаке, и тысячи иностранцев знакомятся с древним русским зодчеством, в котором отразилось величие духа нашего народа».
Ленинградка В. Ларионова, письмо которой было опубликовано в «Литературной России» 26 марта 1982 года: «Какая удивительная жизнь! Это — созидатель, которому при жизни надо воздвигнуть памятник, хотя его работы — тоже памятники его неистощимой энергии. Его судьба — пример служения Отечеству не на словах, а на деле. Такому человеку хочется низко поклониться».
П. Д. Барановский, правда, не считает свою жизнь каким-то подвигом. Он никогда не афишировал своих заслуг, не умел тарабанить о своем попусту, не ждал никаких похвальных грамот, материальных поощрений или нагрудных знаков. Он просто беззаветно любил культуру прошлого, понимал ее значение для будущего и поэтому работал и работал. Человек этот воистину живет в своих подвижнических трудах, в памяти современников, ему еще не раз поклонятся благодарные потомки. И этого предостаточно, особенно если вспомнить нравственные принципы средневековых русских зодчих, живописцев и литераторов, которые считали свои творения бескорыстной данью высшему, надчеловеческому, то есть нетленному искусству, и посему старательно скрывали авторство…
Среди великих анонимов нашего далекого прошлого особое, исключительное положение и место занимает, бесспорно, автор «Слова о полку Игореве», загадка коего занимает меня с юности, и пришла пора поискать и нам, дорогой читатель, ключики к этой тайне веков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155