Все замечательно, цена того стоит 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Во всем. В каждом своем проявлении: от полуграмотной орфографии до, казалось бы, уже решенных Президентских выборов! Все немного, но весьма ощутимо сдвинулось со своих нравственных и физических мест. И виноват в этом был он.
И его убивают за это…
Вот и я вчера вдруг почувствовал, что вернулся в искаженный Мир… Будто где-то я соскользнул с ограничительной тропки и случайно раздавил какого-то мотылька. А с ним погибла и целая линия Естественной Эволюции.
Необратимость изменений была столь очевидной, что, когда в ресторане ко мне подошел громадный толстый человек, я с ужасом и величайшим трудом узнал в нем некогда худенького и стройного провинциального паренька, много лет назад приехавшего в Москву покорять столицу довольно посредственными эстрадными репризами и хохмочками. И ведь покорил, сукин кот!
Я был просто потрясен, когда он ласково прижал меня к своему необъятному животу, нежно расцеловал и тихо спросил:
– Ну, как поживаешь, предатель родины?
Я с трудом отодвинулся от этого гигантского пресс-папье в дорогом костюме и не нашелся что ответить.
Наверное, я всего лишь сочинитель. Я даже представил себе, что мог бы сказать какой-нибудь герой моей повести или рассказа в ответ на такую шуточку. Думаю, что если бы он не шарахнул пошляка бутылкой по его рано полысевшей башке, то скорее всего холодно и презрительно напомнил бы этому разжиревшему халамендрику, что за Эту Родину он шестнадцатилетним мальчишкой уже воевал с лета сорок третьего, а потом полгода валялся по медсанбатам и госпиталям… И дослуживал до пятьдесят второго, летая на самых строгих военных самолетах… Он, этот киевский пошлячок, еще и на свет не родился, когда я…
Впрочем, все так мог бы сказать мой герой, которого я выдумал бы, пришпилив ему кусочки собственной жизнишки – такой путаной и разнообразной, что ему, этому засранцу при кинематографе, и не снилось.
Вот что мог бы сказать мой герой! Но не я…
Скорее всего я очень постарел и теперь вынужден передоверять защиту собственной чести и всего, что мне дорого, – своим героям. Мною же придуманным персонажам. И когда они совершают то, что еще двадцать лет назад я с наслаждением сделал бы сам, я успокаиваюсь.
… Мы тепло и по-дружески распрощались с моим будущим издателем у вагона, и я пообещал ему, что вернусь в Москву дня через три-четыре, чтобы улететь в свой последний «Дом творчества» – в Мюнхен. Билет на самолет был «Мюнхен – Москва – Мюнхен».
– Отлично, – сказал мне издатель. – А мы за это время подумаем – не издать ли нам все, что у вас было написано раньше? Томика на четыре наберется?
– Со сценариями – запросто, – ответил я. – И на шесть наберется.
– Вот и ладненько, – сказал издатель. – А вы за это время прикиньте, что бы вы сами хотели увидеть в этих томиках… Набросайте на бумажечке и перед выездом из Питера позвоните мне. Мы вас встретим и отвезем в Шереметьево. О’кей?
– Кайн проблем! – рассмеялся я. – В смысле – нет вопросов.
И подумал, что за мои «шестьдесят миллионов лет» не все сдвинулось со своих мест в худшую сторону. Пока что «употреблять» меня никто и не собирался. Наоборот. Не хрена было меня запугивать!
Ах, как давно я не ездил в «Стреле»… Все самолетами, самолетами. И все реже в «прошлое». Все чаще в неведомое. Несколько месяцев тому назад даже на Гавайских островах побывал! Гонолулу, Вайкики, Пёрл-Харбор… Одни названия чего стоят!
Это очень смешно, когда невероятные, фантастические детские мечты и грезы начинают сбываться после семидесяти…
Я отдал билет проводнику, прошел в свое двухместное купе, бросил дорожную сумку на постель и по старинной привычке вышел на перрон – авось встречу кого-нибудь из знакомых. Раньше это был почти беспроигрышный вариант. Раньше, когда я постоянно жил в Ленинграде и мои книжки издавались в Москве, а из моих сценариев на «Мосфильме» делалось кино, мне чуть ли не еженедельно приходилось мотаться из Ленинграда в Москву и обратно.
Но наверное, за последние полтора десятка лет все и впрямь чуточку исказилось и слегка сдвинулось со своих исконно привычных мест.
Вероятно, своими поспешными и грустными перемещениями из одной точки земного шара в другую мы впопыхах невольно на что-то наступаем и нечаянно разрушаем нечто очень важное для нормальной эволюции этого самого мира. Как у Брэдбери.
Не было на перроне ни одного знакомого лица.
Ни московских актеров, едущих сниматься в Ленинград, ни ленинградских – возвращающихся после съемок в Москве домой.
Не увидел я никого из надменно-обиженных питерских литераторов, не узрел раскованно-победительных московских полупровинциальных драматургов, никого из знакомых хроникеров…
Никто не крикнул мне на ходу, как это бывало раньше:
– Привет, старик! Мы в восьмом вагоне. Тронемся – заходи!..
Черт меня возьми… Неужели я тоже где-то второпях придушил невинного мотылька? Но где и когда я мог оступиться и на мгновение сойти с тропы?!
Еще несколько минут я покрутился на перроне, перекинулся с проводником какими-то беспомощными и стертыми словечками о погоде, зачем-то мелочно втиснул, что «у нас в Мюнхене ужасный климат…», и, проклиная себя за эту фразу, которая не произвела на проводника никакого впечатления, вернулся в вагон.
И, не скрою, с большим удивлением обнаружил соседа в своем купе. Удивился я не тому, что у меня вдруг оказался сосед – купе было двухместным, и я не мог не ожидать дополнительного вселения, – а тому (и в этом я мог бы поклясться), что за то время, пока я вяло болтал с проводником, безуспешно и тщетно вглядываясь в перронную суету, в наш вагон никто не входил.
Хотя вполне вероятно, что мой сосед мог сесть в вагон раньше меня. Но тогда – где он был? Туалеты исключены – до отправления поезда они заперты. И вообще мне казалось, что я явился к вагону первым. Во всяком случае, к моему приходу все купе были еще пустыми с распахнутыми дверями. Забавненько…
А может быть, я сам, в своем неукротимом желании увидеть на перроне кого-нибудь из своей прошлой жизни, был недостаточно внимателен и не заметил, как этот высокий и модный паренек вселился в наш вагон.
Было ему лет двадцать пять – двадцать восемь. Слегка вьющиеся длинные светлые волосы почти доставали до широких плеч модного и дорогого пиджака. Он вообще был одет с хорошим вкусом, без карикатурного перебора – всяких там золотых цепей, перстней, крестов, сережек и могендовидов. Все было в меру и очень даже недешево: от мягких итальянских мокасин «Марко» до рубашечки фирмы «Дизель».
Как только я появился в дверях купе, он тут же встал и приветливо поклонился.
– Добрый вечер, – мягким, приглушенным голосом сказал он мне и улыбнулся.
– Здравствуйте, здравствуйте! – весело ответил я ему. – Свято был убежден, что моим соседом окажется какой-нибудь генерал штабного разлива. Когда-то в «Стреле» мне очень везло на таких генералов.
Парень ухмыльнулся и пояснил:
– В настоящий момент Министерством обороны планируется большое генеральское увольнение. И все наши доблестные ребята генералы затаились, чтобы не привлекать к себе внимания и не оказаться в Чечне или списках сокращения высшего командного состава.
– Ах вон оно что… – пробормотал я, с трудом нашаривая в дорожной сумке бутылку «Бифитера». – Интересненько.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
 Сантехника удобный интернет-магазин 

 плитка для пола 30х30