Он хорошо знал: при такой плотности бомбёжки даже песок не спасёт от тяжёлых потерь. Налёт будет стоить много английской крови. Много больше, чем стоил бы хороший рывок к югу, на разгром «клешни» Гаусса…
7
Лондон был затемнён. Автомобиль с притушенными фарами, выехав со стороны Стрэнда, нырнул под арку и остановился за углом адмиралтейства. Шеф вылез и пошёл вдоль здания. Окна огромного фасада смотрели чёрными прямоугольниками в серую муть майской лондонской ночи. Никто не сказал бы, что за этими слепыми глазницами британского адмиралтейства, в комнатах первого этажа, оборудованных под штаб-квартиру недавнего морского министра, а ныне уже премьера Англии Уинстона Черчилля, бьётся жизнь.
В то время когда шеф по-стариковски неторопливо огибал фасад, в одной из комнат премьера, погруженной в полумрак, заканчивался негромкий разговор трех мужчин. Одним из них был сам Черчилль, другим — мало известный вне учёных кругов физик, профессор Линдеман, третьим — тоже учёный, специалист по атомному ядру, профессор Блэкборн.
Всякий, кто неожиданно вошёл бы в комнату и уловил тон разговора, должен был подумать, будто речь идёт о самых обыденных, простых предметах. Так спокойно, не торопясь говорили все трое. Только горки пепла в двух пепельницах да плававшие под потолком клубы сизого дыма от огромной черчиллевской сигары могли навести на мысль, что эта простая с виду беседа потребовала значительного напряжения по крайней мере от двух из троих присутствующих. Пепла не было только перед Блэкборном.
Речь шла о совершенно новой проблеме, поставленной перед британскими учёными премьером от имени правительства. Черчилль не открыл физикам, что мысль о самой этой проблеме не принадлежит ему, а принесена английской секретной службой из-за океана. По данным разведки, одно из крупнейших американских военно-промышленных объединений начало исследования в области расщепления атомного ядра, имея в виду применение энергии этого процесса с целью разрушения. У Америки ещё не было никаких врагов, она ни с кем не воевала. Повидимому, президент Рузвельт проявлял тут дальновидность, корни которой уходили в одному ему известные планы. Но если Рузвельт по секрету ото всех занимался такими проблемами в предвидении возможной схватки, то Черчилль считал тем более необходимым, также в секрете, заняться ими, поскольку Англия была вынуждена драться с вызванным ею самой из ада чудовищем гитлеризма. Премьер спросил Линдемана и Блэкборна:
— Если Гитлер начнёт шантажировать нас угрозой применения нового, невиданного доселе оружия, стоит нам принимать это всерьёз? Считаете ли вы, что при современном состоянии физики можно угрожать нам бомбами, действие которых основано на расщеплении атомного ядра? Действительно ли так велика сила подобного процесса, что взрыв обычной бомбы или снаряда в сравнении с ним является чем-то вроде ёлочной хлопушки? Верно ли, что для изготовления подобных атомных бомб требуется огромное количество урановой руды, из которой должна быть извлечена лишь микроскопически ничтожная доля, полезная для данной цели? Располагает ли Германия необходимыми запасами уранового сырья? Как велики должны быть затраты на организацию производства подобных бомб? Имеются ли в пределах нашей империи запасы урановой руды? Располагаем ли мы людьми и средствами для ведения подобных работ у себя?
Карандаш Линдемана быстро бегал по блокноту. Блэкборн снял с пальца золотой обруч кольца, надел его на карандаш и принялся вращать размеренными ударами пальца.
— Слишком много вопросов, — сказал он, когда Черчилль умолк. — Если вы способны помнить все это, лучше задавайте нам вопросы по одному.
— Идёт! — ответил Черчилль. — Но сначала ещё несколько слов. — И он с прежней стремительностью проговорил: — Основательно ли мнение некоторых людей, что на извлечение эффективной частицы урана потребуется несколько лет работы учёных? Верно ли, что цепной процесс может осуществиться только при концентрации большого количества добытого урана в одном месте? Нет ли опасения, что, пустив в ход этот процесс, мы утратим над ним контроль?
— И весь мир взлетит на воздух? — с улыбкой спросил Блэкборн.
— В этом роде.
— Начнём по порядку… — спокойно сказал Блэкборн и пустил кольцо вокруг карандаша вдвое быстрее.
Ответы на вопросы премьера и его новые вопросы заняли больше двух часов. Все стало более или менее ясно. Черчилль убедился в том, что может пустить в ход машину подготовки производства нового оружия. А учёные поняли, что со стороны правительства не будет задержки ни в деньгах, ни в людях.
Черчилль сказал:
— Едва ли не самое важное в этом деле — монополия. С кем бы нам ни пришлось воевать, кто бы ни стал в этой войне нашим союзником, таким оружием должны обладать мы, и только мы. Я хочу, чтобы вы, джентльмены, поняли: подобное оружие не только средство подавления противника, но в не меньшей мере и способ воздействия на союзников. Сейчас я даже не стал бы решать, что важнее и что труднее.
— В области науки нет и не может быть монополии, — ворчливо возразил Блэкборн. — Наука всегда двигалась вперёд и всегда будет двигаться только благодаря обмену знаниями между народами всего мира. Нет изолированного знания. Его нельзя запатентовать.
— Но его можно скрывать.
— Чтобы топтаться на месте? — презрительно выговорил Блэкборн.
— Нет, чтобы обогнать других! О том, что немцы работают в этой области, вы знаете сами.
— И мы немало почерпнули у них, — заметил Линдеман.
— Наша разведка постарается, чтобы вы и дальше могли это делать. Но приложим же все усилия к тому, чтобы немцы не могли почерпнуть у вас ни иоты.
— Нам могло бы помочь общение с русской наукой, — сказал Линдеман.
Черчилль испуганно взмахнул рукой:
— Вы в своём уме?! Сегодня мы дерёмся с немцами, почём вы знаете, с кем мы будем драться завтра?
— Кажется, я вас понял, — ответил Линдеман и в раздумье закивал головой.
— Если вы хотите непременно общаться с русскими — валяйте. Но так, чтобы выудить от них все полезное, не дав им ни крупицы своего. Дезориентируйте их, путайте, мешайте им. Помните: Россия — вот наш враг номер один.
— Я вас понял, — повторил Линдеман.
— А я не понял и не желаю понимать, — резко проговорил Блэкборн. — Мы хотим победы над Гитлером и должны объединить свои усилия со всеми, кто хочет того же.
Черчилль остановился напротив Блэкборна, хмуро глядевшего на вращающееся, словно заколдовавшее его кольцо на карандаше.
Несколько мгновений премьер пытался поймать взгляд учёного. Но тот сидел насупившись, не поднимая глаз, прикрытых кустами косматых бровей.
Сдерживая раздражение, закипавшее в нём против этого не в меру спокойного и самоуверенного старика, Черчилль деланно-спокойно проговорил:
— Давайте раз и навсегда разделим функции: наука — ваша, политика — моя.
Блэкборн, попрежнему не глядя на него, проворчал:
— Я хочу знать, ради чего работаю.
— Ради спасения Англии! — внушительно проговорил Черчилль.
— Это уже цель, — согласился Блэкборн. — Если я буду в этом уверен…
— Не сегодня — завтра немцы убедят вас в этом, — сказал Черчилль.
Тут Блэкборн, кажется, впервые оторвал взгляд от колечка, чтобы вопросительно взглянуть на премьера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117