Вопрос закономерный. И ответ вы получите, можете не сомневаться. Итак… Согласно завещанию герцога Текского, я действительно являюсь его душеприказчиком, но никак не наследником. Имущество, которым располагал Влад, согласно его воле передано различным благотворительным организациям, небольшие денежные суммы отписаны старым слугам, мне же по завещанию достались несколько семейных портретов, студенческий альбом и документы, касающиеся истории герцога Дракулы. Те, что собирал для Влада румынский историк. — Вы ознакомились с этими документами?
— И я, и двое моих друзей, любезно согласившихся принять участие в этом расследовании.
— Один из них — бывший сотрудник ЦРУ. По слухам, очень ценный сотрудник. Другой, а вернее другая, — офицер SAS.
— Все верно. За исключением того, что Полли не носит никаких погон. И в то же время все — полная чушь. Ибо и один, и другая сопровождают меня исключительно по моей личной просьбе и, разумеется, как частные лица.
— Я понял. Значит, вы и двое ваших друзей изучили эти документы? И что же? Неужели никакой зацепки, предположения относительно причин всей этой запределыцины?
— На мой взгляд — увы! — нет. Но они… у них, знаете ли, свое видение проблем. Словом, они теперь работают, каждый — в своем направлении. Однако я, кажется, потерял нить нашей беседы…
— Откровенно говоря, это я несколько запутал ее. Но не злонамеренно — отнюдь. Просто собираюсь с силами, чтобы задать вопрос, который — скажу откровенно — мучает меня уже некоторое время.
— Продолжительное? — Нет, последние десять минут нашей беседы.
— Тогда самое время задать его теперь.
— Я тоже так думаю. Скажите, лорд Джулиан, если вдруг сегодня или в ближайшие дни окажется, что эфемерное наследство Дракулы состоит отнюдь не из нескольких древних замков, в большинстве своем обращенных в руины, но включает также и баснословные ценности, как душеприказчик герцога Текского, вы предпримете какие-либо действия?
— Иными словами, стану ли я претендовать на эти мифические сокровища?
— Можно сказать и так.
— Нет, друг мой. Мне вполне хватает того, что оставили собственные предки. Вот если бы у Влада были дети или Другие близкие ему люди, в их интересах — возможно… Но таких людей нет. И, стало быть, я могу с чистой совестью заявить вам — нет, друг мой, я и палец о палец не ударю, чтобы завладеть этими сокровищами. Ну а теперь давайте, соберитесь с силами и задавайте свой главный вопрос!
— Главный вопрос? И какой же вопрос, по-вашему, является для меня главным?
— Череп. Вы же охотились за ним больше года. Теперь, разумеется, его нет в наличии, но может так случиться, что пропажа обнаружится. Как отнесусь я к тому, что останки великого рыцаря и предка моего покойного друга будут подвергнуты сомнительному эксперименту — разве не это интересует вас больше всего?
Он негромко рассмеялся.
Впервые за время беседы.
Негромко и как бы про себя.
Но этот смех был подобен внезапно налетевшему порыву ветра.
Не очень сильного.
Однако ж он повалил и смешал фигуры на незримой шахматной доске, доселе послушные воле одного только лорда Джулиана.
И сразу же вся партия оказалась под угрозой.
Сэр Энтони едва заметно нахмурился.
Ахмад Камаль немедленно оборвал смех.
— Простите, лорд Джулиан. Сейчас я объясню вам все подробно. Но прежде знайте — мне глубоко наплевать на череп достопочтенного графа — или герцога — Дракулы, равно как и на прочие его останки.
— Кого же в таком случае вы собираетесь клонировать?
— Мой дорогой герцог, вас не очень огорчит, если я скажу, что мне глубоко наплевать на какое бы то ни было клонирование вообще? Откровенно говоря, я до сих пор не представляю, как такое возможно.
Два немолодых респектабельных джентльмена который час неспешно беседовали в небольшом уютном баре на одной из центральных улиц Бухареста.
Глядя на них со стороны, трудно было определить национальность и социальную принадлежность каждого.
Единственное, что угадывалось безоговорочно, — оба были иностранцами, причем богатыми иностранцами.
Пожилой бармен, в недавнем прошлом работавший в закрытых номенклатурных заведениях, был человеком искушенным в жизни, и особенно в жизни сильных мира сего, хотя и наблюдал ее всего лишь со стороны.
Внимательно изучая обоих посетителей — благо других в этот час в баре почти не было, — он находил все новые черты и черточки, которые лучше всяких слов говорили о том, что провидение послало ему нынче необычных гостей.
Пытаясь слиться со своей массивной стойкой, стремясь стать почти невидимым, он тем временем полностью обратился в слух.
Но — тщетно.
Так и не расслышал ни слова.
Разговор был негромким.
Вполголоса.
Полина Вронская. Возвращение
Москва промелькнула мгновенно.
Будто короткая вспышка в памяти.
Обрывок старого, любимого, однако — увы! — слегка подзабытого кино.
Всего несколько кадров.
И те — из окна машины, в движении, а потому — слегка смазаны.
Расплывчаты.
Словно сквозь пелену дождя.
Чушь, конечно. Не было никакого дождя.
Дни — а было их всего-то два — стояли ясные, солнечные и, наверное, теплые.
О последнем Полина могла только догадываться: в небольшом номере отеля «Мариотт», где она поселилась, в машине, любезно предоставленной в ее распоряжение галантным генералом Антоновым, в кабинетах, высоких и более чем скромных, в уютных барах и дорогих ресторанах — словом, всюду, где ей довелось побывать, было одинаково прохладно.
Везде исправно работали кондиционеры.
Москва, определенно, настойчиво стремилась оправдать статус мировой столицы.
И, надо сказать, преуспевала.
Полина, впрочем, предполагала, а скорее, была почти уверена в том, что блестящие перемены коснулись пока лишь парадных подъездов и тех фасадов, что открыты всеобщему обозрению.
Однако побродить в одиночестве по тихим переулкам, созвониться со старыми друзьями, немедленно после звонка завалиться в гости и осесть на кухне до утра — не вышло.
Информация, хлынувшая на нее из московских источников, закружила таким бешеным водоворотом, что времени оставалось только на сон.
И то — очень немного.
На исходе второго дня, поздним вечером она покидала столицу, надеясь отоспаться в самолете.
Однако ж когда маленький лайнер, набрав высоту, растворился в сумрачном беззвездном небе, когда скрылось из глаз зыбкое мерцание московских огней и вежливый темнокожий стюард предложил выбрать аперитив перед ужином — Полина, собравшаяся поначалу попросить только плед вкупе с пожеланием не беспокоить до самой посадки, неожиданно поняла, что заснуть не сможет.
К тому же оказалось, что она порядком голодна.
И совсем не прочь выпить чего-нибудь, чтобы расслабиться и снять напряжение двух сумасшедших дней.
Разумеется, ей было известно, что лорд Джулиан, чей легкокрылый «Falcon» парил сейчас в небе отходящей ко сну страны — России, любитель и знаток виски, однако не сомневалась, что коньяки из его коллекции тоже будут вполне достойными.
И даже более чем достойными.
Она спросила было любимого «Hennessy», но пожилой стюард, минуту поколебавшись, заметил:
— Если госпожа Вронская предпочитает мягкие сорта, то я бы взял на себя смелость рекомендовать «des Charaentes». Это старейший дом Франции. Правда, сейчас они знамениты в основном «Pineau des Charaentes», однако начинали с коньяков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
— И я, и двое моих друзей, любезно согласившихся принять участие в этом расследовании.
— Один из них — бывший сотрудник ЦРУ. По слухам, очень ценный сотрудник. Другой, а вернее другая, — офицер SAS.
— Все верно. За исключением того, что Полли не носит никаких погон. И в то же время все — полная чушь. Ибо и один, и другая сопровождают меня исключительно по моей личной просьбе и, разумеется, как частные лица.
— Я понял. Значит, вы и двое ваших друзей изучили эти документы? И что же? Неужели никакой зацепки, предположения относительно причин всей этой запределыцины?
— На мой взгляд — увы! — нет. Но они… у них, знаете ли, свое видение проблем. Словом, они теперь работают, каждый — в своем направлении. Однако я, кажется, потерял нить нашей беседы…
— Откровенно говоря, это я несколько запутал ее. Но не злонамеренно — отнюдь. Просто собираюсь с силами, чтобы задать вопрос, который — скажу откровенно — мучает меня уже некоторое время.
— Продолжительное? — Нет, последние десять минут нашей беседы.
— Тогда самое время задать его теперь.
— Я тоже так думаю. Скажите, лорд Джулиан, если вдруг сегодня или в ближайшие дни окажется, что эфемерное наследство Дракулы состоит отнюдь не из нескольких древних замков, в большинстве своем обращенных в руины, но включает также и баснословные ценности, как душеприказчик герцога Текского, вы предпримете какие-либо действия?
— Иными словами, стану ли я претендовать на эти мифические сокровища?
— Можно сказать и так.
— Нет, друг мой. Мне вполне хватает того, что оставили собственные предки. Вот если бы у Влада были дети или Другие близкие ему люди, в их интересах — возможно… Но таких людей нет. И, стало быть, я могу с чистой совестью заявить вам — нет, друг мой, я и палец о палец не ударю, чтобы завладеть этими сокровищами. Ну а теперь давайте, соберитесь с силами и задавайте свой главный вопрос!
— Главный вопрос? И какой же вопрос, по-вашему, является для меня главным?
— Череп. Вы же охотились за ним больше года. Теперь, разумеется, его нет в наличии, но может так случиться, что пропажа обнаружится. Как отнесусь я к тому, что останки великого рыцаря и предка моего покойного друга будут подвергнуты сомнительному эксперименту — разве не это интересует вас больше всего?
Он негромко рассмеялся.
Впервые за время беседы.
Негромко и как бы про себя.
Но этот смех был подобен внезапно налетевшему порыву ветра.
Не очень сильного.
Однако ж он повалил и смешал фигуры на незримой шахматной доске, доселе послушные воле одного только лорда Джулиана.
И сразу же вся партия оказалась под угрозой.
Сэр Энтони едва заметно нахмурился.
Ахмад Камаль немедленно оборвал смех.
— Простите, лорд Джулиан. Сейчас я объясню вам все подробно. Но прежде знайте — мне глубоко наплевать на череп достопочтенного графа — или герцога — Дракулы, равно как и на прочие его останки.
— Кого же в таком случае вы собираетесь клонировать?
— Мой дорогой герцог, вас не очень огорчит, если я скажу, что мне глубоко наплевать на какое бы то ни было клонирование вообще? Откровенно говоря, я до сих пор не представляю, как такое возможно.
Два немолодых респектабельных джентльмена который час неспешно беседовали в небольшом уютном баре на одной из центральных улиц Бухареста.
Глядя на них со стороны, трудно было определить национальность и социальную принадлежность каждого.
Единственное, что угадывалось безоговорочно, — оба были иностранцами, причем богатыми иностранцами.
Пожилой бармен, в недавнем прошлом работавший в закрытых номенклатурных заведениях, был человеком искушенным в жизни, и особенно в жизни сильных мира сего, хотя и наблюдал ее всего лишь со стороны.
Внимательно изучая обоих посетителей — благо других в этот час в баре почти не было, — он находил все новые черты и черточки, которые лучше всяких слов говорили о том, что провидение послало ему нынче необычных гостей.
Пытаясь слиться со своей массивной стойкой, стремясь стать почти невидимым, он тем временем полностью обратился в слух.
Но — тщетно.
Так и не расслышал ни слова.
Разговор был негромким.
Вполголоса.
Полина Вронская. Возвращение
Москва промелькнула мгновенно.
Будто короткая вспышка в памяти.
Обрывок старого, любимого, однако — увы! — слегка подзабытого кино.
Всего несколько кадров.
И те — из окна машины, в движении, а потому — слегка смазаны.
Расплывчаты.
Словно сквозь пелену дождя.
Чушь, конечно. Не было никакого дождя.
Дни — а было их всего-то два — стояли ясные, солнечные и, наверное, теплые.
О последнем Полина могла только догадываться: в небольшом номере отеля «Мариотт», где она поселилась, в машине, любезно предоставленной в ее распоряжение галантным генералом Антоновым, в кабинетах, высоких и более чем скромных, в уютных барах и дорогих ресторанах — словом, всюду, где ей довелось побывать, было одинаково прохладно.
Везде исправно работали кондиционеры.
Москва, определенно, настойчиво стремилась оправдать статус мировой столицы.
И, надо сказать, преуспевала.
Полина, впрочем, предполагала, а скорее, была почти уверена в том, что блестящие перемены коснулись пока лишь парадных подъездов и тех фасадов, что открыты всеобщему обозрению.
Однако побродить в одиночестве по тихим переулкам, созвониться со старыми друзьями, немедленно после звонка завалиться в гости и осесть на кухне до утра — не вышло.
Информация, хлынувшая на нее из московских источников, закружила таким бешеным водоворотом, что времени оставалось только на сон.
И то — очень немного.
На исходе второго дня, поздним вечером она покидала столицу, надеясь отоспаться в самолете.
Однако ж когда маленький лайнер, набрав высоту, растворился в сумрачном беззвездном небе, когда скрылось из глаз зыбкое мерцание московских огней и вежливый темнокожий стюард предложил выбрать аперитив перед ужином — Полина, собравшаяся поначалу попросить только плед вкупе с пожеланием не беспокоить до самой посадки, неожиданно поняла, что заснуть не сможет.
К тому же оказалось, что она порядком голодна.
И совсем не прочь выпить чего-нибудь, чтобы расслабиться и снять напряжение двух сумасшедших дней.
Разумеется, ей было известно, что лорд Джулиан, чей легкокрылый «Falcon» парил сейчас в небе отходящей ко сну страны — России, любитель и знаток виски, однако не сомневалась, что коньяки из его коллекции тоже будут вполне достойными.
И даже более чем достойными.
Она спросила было любимого «Hennessy», но пожилой стюард, минуту поколебавшись, заметил:
— Если госпожа Вронская предпочитает мягкие сорта, то я бы взял на себя смелость рекомендовать «des Charaentes». Это старейший дом Франции. Правда, сейчас они знамениты в основном «Pineau des Charaentes», однако начинали с коньяков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96