Я схватила ее руку. Я чувствовала, что она испытала не меньшее облегчение, чем я.
— Что, что мы можем сделать? — прошептала она.
— Возможно, кто-нибудь придет и спасет нас, — сказала я.
Она молчала.
— С вами все в порядке? — спросила я.
— Ноге больно. Я рада, что вы здесь. Мне не следовало бы этому радоваться. Но теперь мы хотя бы вдвоем.
— Я понимаю, — сказала я. — Я тоже рада, что вы здесь.
Какое-то время мы молчали, потом она сказала:
— Может быть, пришел наш конец.
— Не знаю.
— Что может этому помешать?
— Они хватятся нас, когда вернется Родерик. Они пойдут нас искать. Мы должны сидеть очень тихо, не двигаясь, чтобы ничего не потревожить. И они придут и спасут.
— Вы стараетесь успокоить меня.
— И себя тоже.
Она засмеялась, и я засмеялась вместе с ней. Это был невеселый смех. Смех наперекор судьбе.
— Странно, — сказала она, — что вы и я оказались здесь вместе.
— Очень странно.
— Хорошо, когда можно с кем-то поговорить, правда? Мне сейчас гораздо легче. Я уже думала, что так и умру здесь в одиночестве. Это было очень страшно.
— Когда человек не один, это всегда лучше. Даже в такой ситуации.
— Да, это помогает. Вы на самом деле надеетесь выбраться отсюда?
— Не знаю. Но, думаю, шансы у нас есть. Кто-нибудь пойдет и увидит.
— Они могут тоже свалиться сюда.
— Нет, они вовремя заметят и помогут нам.
— Может, нам позвать на помощь?
— Да разве они нас услышат?
— Если мы их услышим, они тоже могут нас услышать. Там отверстие, через него проходит свет.
— Пока оно есть, есть и надежда.
— Вы очень чуткая девушка, — сказала она. — Боюсь, я была не слишком добра к вам.
— О, не стоит об этом говорить. Я все понимаю.
— Вы имеете в виду Чарли и вашу маму?
— Да.
Мы обе какое-то время молчали. Она все еще не отпускала мою руку. Мне кажется, она боялась, что случится что-то такое, что разъединит нас. Мне тоже было спокойнее чувствовать, что она рядом.
— Давайте будем разговаривать, — сказала она. — Мне легче, когда мы разговариваем. Я знаю, что на самом деле произошло с бюстом.
— С бюстом?
— Тогда, на лестнице. Я знаю, что это Герти разбила его. А вы взяли вину на себя.
— Как вы узнали?
— Я наблюдала за вами с верхней площадки. И все видела. Почему вы это сделали?
— Герти ужасно боялась, что вы ее прогоните. Она посылает деньги домой, семье. Она боялась, что вы уволите ее без рекомендации. И я сделала самое простое, что пришло мне в голову.
— Понимаю. Вы хорошо поступили.
— Мне это было не трудно. Я все равно вскоре собиралась уехать. И мне показалось, что будет лучше, если вы будете считать это моей виной.
— А как вы все это узнали про Герти?
— Из разговоров с ней. Она мне часто рассказывала про свою семью.
— Вы так разговаривали со служанкой?
— Вероятно, это шокирует вас. Но я воспитывалась совсем по-другому. Разнице в социальном положении у нас не придавалось такого значения. Гораздо более важными считались человеческие отношения. В нашем доме люди были просто людьми, а не слугами и хозяевами.
— И это шло от Дезире, не так ли?
— Да, она была такой — со всеми приветливой, как с друзьями.
— И вы похожи на нее.
— Нет. Боюсь, Дезире была единственной.
Опять воцарилось молчание. Я подумала, что мы напрасно затронули эту тему в такой момент. Но леди Констанс все еще держала меня за руку. Молчание начинало тяготить меня. Сразу приходили в голову страшные мысли о нашем отчаянном положении.
— Я и не предполагала, что вы знаете о бюсте, — сказала я.
— Я наблюдала.
— За мной?
— За вами.
— Я это замечала.
— В самом деле? Но вы не подавали вида. Вы не представляете, как я рада, что вы провалились там же, где и я. Я, наверное, большая эгоистка.
— Нет, нет. Я вас понимаю. И я рада, что мы здесь вместе.
Она засмеялась и пододвинулась поближе.
— Странно, не правда ли. Мы не должны прерывать разговор, да? Когда мы вот так разговариваем, страх как будто уходит, но он все равно есть. Я думаю, может быть, нам суждено умереть здесь.
— А я думаю, что скорее всего нас спасут.
— Вы так говорите, только чтобы меня успокоить.
— Как я уже сказала, и для того, чтобы успокоить себя.
— Вы боитесь смерти?
— Я никогда раньше не думала об этом. Наверное, человек рождается с уверенностью, что будет жить вечно. Он не может себе представить мир без него самого.
— Вот это и называется эгоизмом, не так ли?
— Думаю, да.
— Таким образом, до сегодняшнего дня вам никогда не приходилось испытывать чувство страха?
— Да. Но сейчас мне страшно. Я знаю, что в любой момент земля может обвалиться и похоронить нас.
— И мы будем похоронены вместе. Это утешает вас?
— Да.
— Меня это тоже утешает. Как странно, что меня утешаете именно вы, ведь я так враждебно встретила вас, когда вы приехали в Леверсон.
— Простите меня. Мне не следовало приезжать.
— Теперь я этому рада.
Я засмеялась.
— Потому что, если бы я не приехала, то не могла бы присоединиться к вам здесь.
— Да, только лишь поэтому, — она засмеялась вместе со мной; потом добавила: — Нет, есть еще и другое. Мы сейчас в такой необычной ситуации и здесь, под землей, мы узнаем друг друга лучше, чем смогли бы это сделать в спокойной обстановке.
— Это потому, что мы сейчас лицом к лицу со смертью. Это, вероятно, сближает людей.
— Давайте еще поговорим, — сказала она.
— Я одновременно стараюсь прислушиваться. Если мы услышим, что там, наверху, кто-то есть, мы должны быть наготове, чтобы закричать, чтобы они узнали, что мы здесь.
— Да. А мы их услышим?
— Не знаю. Но думаю, да.
— Только давайте еще поговорим, потихоньку. Эта тишина невыносима.
— Вам удобно?
— У меня болит нога.
— Наверное, вы ее растянули.
— Да, но это такая мелочь, когда подумаешь, что может быть, через секунду придется умереть.
— Не надо об этом думать.
— Я стараюсь не думать. Вы нашли мой альбом с вырезками. Вы с Герти его разглядывали.
— Извините. Она позвала меня, и когда я увидела, уже не могла удержаться.
— Что вы об этом подумали?
— Подумала, что все это очень печально…
— Почему?
— Потому что благодаря этому я поняла, что вы чувствовали все эти годы.
— Я знала все ее спектакли, все, что о ней писали прессе. Я все понимала. Он был без ума от нее. И не только он один. Наверное, она была прекрасным человеком.
— Для меня она самый прекрасный человек в мире.
— И хорошая мать?
— Самая лучшая.
— Мне это кажется маловероятным. Такая женщина! Что она может понимать в воспитании детей?
— Она понимает в любви.
Опять молчание. Я услышала, что она тихонько плачет.
— Расскажите мне еще о ней.
И я рассказала. Рассказала, как приходил к нам Долли с мыслями о новом спектакле, и как они ссорились и называли друг друга обидными словами. Рассказала о всех этих переживаниях, изменениях, вносимых в последнюю минуту, о предпремьерной лихорадке.
Все было как в каком-то невероятном сне: мы сидели с леди Констанс в темной яме и разговаривали о моей маме. Но мне это помогало, так же, как и ей. И в тот момент каждую из нас переполняла благодарность другому только за то, что он здесь.
Я подумала, что если мы когда-нибудь выберемся отсюда, мы останемся друзьями. После всего этого мы уже не сможем вернуться к нашим прежним отношениям. Каждый из нас слишком раскрыл перед другим душу.
Как странно, что в этой кошмарной ситуации, из которой к нашему общему ужасу мы могли не выйти живыми, леди Констанс и я стали добрыми друзьями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
— Что, что мы можем сделать? — прошептала она.
— Возможно, кто-нибудь придет и спасет нас, — сказала я.
Она молчала.
— С вами все в порядке? — спросила я.
— Ноге больно. Я рада, что вы здесь. Мне не следовало бы этому радоваться. Но теперь мы хотя бы вдвоем.
— Я понимаю, — сказала я. — Я тоже рада, что вы здесь.
Какое-то время мы молчали, потом она сказала:
— Может быть, пришел наш конец.
— Не знаю.
— Что может этому помешать?
— Они хватятся нас, когда вернется Родерик. Они пойдут нас искать. Мы должны сидеть очень тихо, не двигаясь, чтобы ничего не потревожить. И они придут и спасут.
— Вы стараетесь успокоить меня.
— И себя тоже.
Она засмеялась, и я засмеялась вместе с ней. Это был невеселый смех. Смех наперекор судьбе.
— Странно, — сказала она, — что вы и я оказались здесь вместе.
— Очень странно.
— Хорошо, когда можно с кем-то поговорить, правда? Мне сейчас гораздо легче. Я уже думала, что так и умру здесь в одиночестве. Это было очень страшно.
— Когда человек не один, это всегда лучше. Даже в такой ситуации.
— Да, это помогает. Вы на самом деле надеетесь выбраться отсюда?
— Не знаю. Но, думаю, шансы у нас есть. Кто-нибудь пойдет и увидит.
— Они могут тоже свалиться сюда.
— Нет, они вовремя заметят и помогут нам.
— Может, нам позвать на помощь?
— Да разве они нас услышат?
— Если мы их услышим, они тоже могут нас услышать. Там отверстие, через него проходит свет.
— Пока оно есть, есть и надежда.
— Вы очень чуткая девушка, — сказала она. — Боюсь, я была не слишком добра к вам.
— О, не стоит об этом говорить. Я все понимаю.
— Вы имеете в виду Чарли и вашу маму?
— Да.
Мы обе какое-то время молчали. Она все еще не отпускала мою руку. Мне кажется, она боялась, что случится что-то такое, что разъединит нас. Мне тоже было спокойнее чувствовать, что она рядом.
— Давайте будем разговаривать, — сказала она. — Мне легче, когда мы разговариваем. Я знаю, что на самом деле произошло с бюстом.
— С бюстом?
— Тогда, на лестнице. Я знаю, что это Герти разбила его. А вы взяли вину на себя.
— Как вы узнали?
— Я наблюдала за вами с верхней площадки. И все видела. Почему вы это сделали?
— Герти ужасно боялась, что вы ее прогоните. Она посылает деньги домой, семье. Она боялась, что вы уволите ее без рекомендации. И я сделала самое простое, что пришло мне в голову.
— Понимаю. Вы хорошо поступили.
— Мне это было не трудно. Я все равно вскоре собиралась уехать. И мне показалось, что будет лучше, если вы будете считать это моей виной.
— А как вы все это узнали про Герти?
— Из разговоров с ней. Она мне часто рассказывала про свою семью.
— Вы так разговаривали со служанкой?
— Вероятно, это шокирует вас. Но я воспитывалась совсем по-другому. Разнице в социальном положении у нас не придавалось такого значения. Гораздо более важными считались человеческие отношения. В нашем доме люди были просто людьми, а не слугами и хозяевами.
— И это шло от Дезире, не так ли?
— Да, она была такой — со всеми приветливой, как с друзьями.
— И вы похожи на нее.
— Нет. Боюсь, Дезире была единственной.
Опять воцарилось молчание. Я подумала, что мы напрасно затронули эту тему в такой момент. Но леди Констанс все еще держала меня за руку. Молчание начинало тяготить меня. Сразу приходили в голову страшные мысли о нашем отчаянном положении.
— Я и не предполагала, что вы знаете о бюсте, — сказала я.
— Я наблюдала.
— За мной?
— За вами.
— Я это замечала.
— В самом деле? Но вы не подавали вида. Вы не представляете, как я рада, что вы провалились там же, где и я. Я, наверное, большая эгоистка.
— Нет, нет. Я вас понимаю. И я рада, что мы здесь вместе.
Она засмеялась и пододвинулась поближе.
— Странно, не правда ли. Мы не должны прерывать разговор, да? Когда мы вот так разговариваем, страх как будто уходит, но он все равно есть. Я думаю, может быть, нам суждено умереть здесь.
— А я думаю, что скорее всего нас спасут.
— Вы так говорите, только чтобы меня успокоить.
— Как я уже сказала, и для того, чтобы успокоить себя.
— Вы боитесь смерти?
— Я никогда раньше не думала об этом. Наверное, человек рождается с уверенностью, что будет жить вечно. Он не может себе представить мир без него самого.
— Вот это и называется эгоизмом, не так ли?
— Думаю, да.
— Таким образом, до сегодняшнего дня вам никогда не приходилось испытывать чувство страха?
— Да. Но сейчас мне страшно. Я знаю, что в любой момент земля может обвалиться и похоронить нас.
— И мы будем похоронены вместе. Это утешает вас?
— Да.
— Меня это тоже утешает. Как странно, что меня утешаете именно вы, ведь я так враждебно встретила вас, когда вы приехали в Леверсон.
— Простите меня. Мне не следовало приезжать.
— Теперь я этому рада.
Я засмеялась.
— Потому что, если бы я не приехала, то не могла бы присоединиться к вам здесь.
— Да, только лишь поэтому, — она засмеялась вместе со мной; потом добавила: — Нет, есть еще и другое. Мы сейчас в такой необычной ситуации и здесь, под землей, мы узнаем друг друга лучше, чем смогли бы это сделать в спокойной обстановке.
— Это потому, что мы сейчас лицом к лицу со смертью. Это, вероятно, сближает людей.
— Давайте еще поговорим, — сказала она.
— Я одновременно стараюсь прислушиваться. Если мы услышим, что там, наверху, кто-то есть, мы должны быть наготове, чтобы закричать, чтобы они узнали, что мы здесь.
— Да. А мы их услышим?
— Не знаю. Но думаю, да.
— Только давайте еще поговорим, потихоньку. Эта тишина невыносима.
— Вам удобно?
— У меня болит нога.
— Наверное, вы ее растянули.
— Да, но это такая мелочь, когда подумаешь, что может быть, через секунду придется умереть.
— Не надо об этом думать.
— Я стараюсь не думать. Вы нашли мой альбом с вырезками. Вы с Герти его разглядывали.
— Извините. Она позвала меня, и когда я увидела, уже не могла удержаться.
— Что вы об этом подумали?
— Подумала, что все это очень печально…
— Почему?
— Потому что благодаря этому я поняла, что вы чувствовали все эти годы.
— Я знала все ее спектакли, все, что о ней писали прессе. Я все понимала. Он был без ума от нее. И не только он один. Наверное, она была прекрасным человеком.
— Для меня она самый прекрасный человек в мире.
— И хорошая мать?
— Самая лучшая.
— Мне это кажется маловероятным. Такая женщина! Что она может понимать в воспитании детей?
— Она понимает в любви.
Опять молчание. Я услышала, что она тихонько плачет.
— Расскажите мне еще о ней.
И я рассказала. Рассказала, как приходил к нам Долли с мыслями о новом спектакле, и как они ссорились и называли друг друга обидными словами. Рассказала о всех этих переживаниях, изменениях, вносимых в последнюю минуту, о предпремьерной лихорадке.
Все было как в каком-то невероятном сне: мы сидели с леди Констанс в темной яме и разговаривали о моей маме. Но мне это помогало, так же, как и ей. И в тот момент каждую из нас переполняла благодарность другому только за то, что он здесь.
Я подумала, что если мы когда-нибудь выберемся отсюда, мы останемся друзьями. После всего этого мы уже не сможем вернуться к нашим прежним отношениям. Каждый из нас слишком раскрыл перед другим душу.
Как странно, что в этой кошмарной ситуации, из которой к нашему общему ужасу мы могли не выйти живыми, леди Констанс и я стали добрыми друзьями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94