Было темно и сыро, когда недели три спустя я вышел с самолета и, очутившись на шумном гудронированном аэродроме в Сондре Штром-фьорде (Гренландия), направился по крытому переходу прямо в гостиницу. Сумерки медленно наползали на холмы. Серовато-стальная взлетно-посадочная полоса, похожая на замерзшее озеро, лежала в тени, между тем как скалы и утесы были озарены светом низко висевшего солнца. Вскоре солнечные лучи скользнули вниз по склону и ярким светом залили полевой аэродром, но окружающий ландшафт при этом потерял все свое очарование. Вдали оживленно гудела американская воздушная база. Оттуда 26 октября 1960 года я должен был вылететь на юг с собаками на борту «Глобмастера» – транспортного самолета военно-воздушных сил США. Тогда я еще не знал, что с той же самой базы спустя семь лет мне придется отправить первые 30 тысяч фунтов груза на «Геркулесе» – самолете британских военно-воздушных сил, направлявшемся в Резольют-Бей, где создавался основной промежуточный склад запасов, которые могли понадобиться нам во время первоначального перехода по льду Северного Ледовитого океана.
Три дня я разгуливал по загрязненным дорогам этого унылого поселка в ожидании, пока погода у берегов Гренландии прояснится и прилетит самолет, который затем перенесет меня в другой мир.
Дома в Эгедесминне (Западная Гренландия) были маленькие с крутыми крышами – коробки каштанового цвета, раскинутые вокруг каменистых обнажений; каждый домик сидел в своем уголке, безучастно глядя белыми глазами-окнами на соседей. У причала стояли гренландские эскимосы. Плечи у них были опущены, руки они держали в карманах, а лица их всегда готовы были расплыться в улыбке. Со временем я полюбил этих людей, но понять их до конца не смог. В глубине души они всегда благожелательны к чужеземцу, который сам готов смеяться над своими неумелыми попытками подражать их образу жизни и их технике путешествий. Они были людьми «сумеречной страны», потомками «иноуитов», что на их языке означает «настоящие люди», эскимосы. Ныне для удобства администрации они сосредоточены в поселках.
Лишь в четырех эскимосских поселениях на западном побережье Гренландии мне удалось купить собак. Одним из этих поселков был Канак, расположенный в 80 милях к северу от Туле, американской стратегической военно-воздушной базы; на это поселение прежде всего пал мой выбор. Тут же шесть лет спустя я, Аллан Джилл и Роджер Тафт пропели зиму и купили собак для предстоящего путешествия через ледяную шапку Северного полюса. Кроме Канака нам удалось купить собак также в Упернивике, расположенном к югу от залива Мелвилл, Уманаке, запрятанном несколько южнее, в ложбине на прекрасной охотничьей территории, и, наконец, на берегу залива Диско в поселке Якобсхавн, где «собачьего населения» насчитывалось свыше трех тысяч – по две собаки на каждого жителя. В прошлом Якобсхавн поставлял собак многим полярным экспедициям, к тому же из четырех названных поселений он был расположен ближе всего к Сондре Штром-фьорду, где производилась затем погрузка собак на суда.
Якобсхавн по разным причинам был выбран мною в качестве нашей базы; он представлял собой крошечный поселок с закрытой гаванью, окруженный низкими крутыми холмами, припорошенными летним снегом. В воде маленькой гавани, которая напоминала огромную птичью ванночку, плавали мелкобитый лед и шуга, и то тут, то там торчали столбы с желтовато-коричневыми отметками уровней приливов и отливов. В глубине этой бухточки товарные склады примостились у самого берега, и их фундаменты омывались водами залива, как будто притиснутые холмами к самому краю воды. Склады стояли в тени находившихся позади них холмов; эти тени тянулись далее поперек забитой льдом бухты и окрашивали мелкобитый лед и шугу в бледно-голубой цвет. В лучах солнца лед искрился, как сверкающие алмазы. Поодаль от края воды на всех лишенных растительности скалах торчали маленькие коробкообразные хижины и дома.
Когда дело дошло до покупки собак, жители Якобсхавна проявили свое искусство торговаться, и пререкания между мной и хозяевами собак, происходившие при посредстве двух переводчиков, относятся к числу моих самых веселых воспоминаний о Гренландии. Я часто получал нелепейшие ответы на вопросы, по-видимому перевранные при переводе, но, рисуя портреты владельцев собак и угощая их пивом перед самым окончанием торга, я в конце концов получал тех собак, каких мне хотелось иметь. Понимали ли гренландцы, зачем мне нужны эти собаки и куда я их увезу, определить я не смог. Вероятно, они не представляли себе, что через десять дней их друзья-животные перенесутся на 160° южнее – из страны осени попадут в страну весны, а через две недели потащат нарты по обширным и великолепным просторам ледникового плато Антарктики, находящегося меньше чем в десяти милях от той самой южной точки, которой удалось достичь в 1902 году экспедициям Скотта, Шеклтона и Уилсона.
В это первое лето моей работы с новозеландцами в Антарктике я провел два месяца в поле с собаками, доставленными мною из Гренландии, и в результате наших работ была составлена карта неисследованной местности площадью 10 тысяч квадратных миль в районе ледника Нимрод. Летний сезон был завершен очень успешно, и это делало честь всем участникам экспедиции. Однако для меня два месяца, проведенные здесь, были самым скучным и безрадостным временем за весь период моего пребывания в южных широтах. Климат и местность в новозеландском секторе Антарктики казались мне слишком приятными и безопасными по сравнению с Землей Грейама, где я пробыл два с половиной года, участвуя в британской экспедиции. Если бы к этому времени я не понял, какие чудесные возможности полевого сезона в горах Королевы Мод ожидают меня южным летом 1961/62 года – сезона, который я мечтал завершить броском к Южному полюсу, я всерьез подумал бы о том, чтобы отказаться от дальнейшего участия в экспедиции, так как чувствовал, что трачу даром драгоценное время. В первое же лето повсюду можно было наблюдать признаки того, что через несколько лет в Антарктике уже нечего будет исследовать. Большая часть американских полевых партий пользовалась огромными гусеничными тракторами, которые тащили вереницы саней; новозеландцы уже подумывали о замене собак моторизованными санями. На следующее лето проектировалась тщательная триангуляционная съемка с применением турбовинтовых вертолетов, которые должны были доставить топографов на вершины гор. Аэрофотосъемка Антарктиды неуклонно продолжалась. Повсюду были научные станции. Время путешествий на нартах с собачьими упряжками в Антарктике почти миновало; как мне представлялось, следующее лето должно быть последним, когда еще можно будет совершить большое путешествие и в последний раз использовать собак для достижения Южного полюса.
12 мая 1961 года, после тщательного обсуждения нашего плана с американцами на станции Мак-Мёрдо, я послал радиограмму мистеру Маркаму, директору антарктического отдела департамента научных и промышленных исследований в Веллингтоне (Новая Зеландия), и предложил ему послать партию из четырех человек в район к востоку от ледника Бирдмор. Я не слишком хорошо представлял себе этот район, так как единственными картами, имевшимися у меня, вернее, единственными существовавшими картами, были карты Шеклтона и Скотта, причем обе они не охватывали ледяную пустыню к востоку от горной цепи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59