Палач уж натирал веревки бруском мыла.
Беглецы — два красных командира — не сопротивлялись, спокойно встали под петли, на вынесенную из барака скамью. Они были так измучены бегством и последовавшим после поимки избиением, что ныне им было уж все равно, лишь бы поскорей отмучиться.
Палач набросил им на головы мешки, накинул поверх петли, замер в ожидании, оглядываясь на офицеров.
Те кивнули.
Палач быстро подтянул узлы, спрыгнул на землю, отошел на шаг, примерился и пнул по скамье, вышибая ее из-под ног жертв, — те качнулись, будто из последних сил цепляясь за опору, за жизнь, соскользнули, повисли на враз потянувшихся веревках, ноги их, руки и тела отчаянно задергались, из-под мешков раздалось какое-то захлебывающиеся бульканье.
Многие, не в силах глядеть на все это, отвернулись.
Иные истово крестились...
— Мало их рубали, ляхов — надобно было всех, чтоб под самый корень! — свирепо сказал кто-то.
В минуту все было кончено. Казненные повисли, вытянувшись, тихо качаясь на натянутых веревках.
— Вот и нас так-то!.. Сгинем мы здесь, господа — помяните мое слово! — пробормотал Валериан Христофорович. — Ей-ей — сгинем!
— Ну что вы, ей-богу, каркаете — все каркаете и каркаете — без вас тошно! — возмутился Паша-кочегар.
Экзекуция была кончена, но команды «Разойдись!» не последовало.
— Чего теперь-то стоим, уж, кажется, вволю поляки над нами поизмывались! — роптали пленные.
— Глянь-ка, глянь, то ж наши!..
От штабного барака шествовали три офицера, одетые в форму царской армии, в белых парадных перчатках, в начищенных до блеска сапогах.
— Ишь ты — вашбродие! — с ненавистью прошептал кто-то. Офицеры подошли, козырнули полякам, обернулись к пленным, обратились:
— Господа!..
В рядах недовольно загудели.
— Да-с, именно так — господа! — громко, перекрывая шум голосов, повторил бравого вида штабс-капитан, привставая на носках и размахивая правой рукой.
Мишель вдруг посерел лицом и, опустив, голову уставился себе под ноги.
— Что с вами? — поразился сей внезапной метаморфозе Валериан Христофорович.
— Нет-нет, ничего, я в совершеннейшем порядке, — уверил его Мишель, хоть на нем лица не было.
Меж тем штабс-капитан, напрягая глотку, все кричал, обращаясь к пленным красноармейцам:
— Я призываю тех, чьи души не разъела большевистская зараза, кто готов послужить своему Отечеству и вере! Хватит терпеть измывательства советских комиссаров, учиненные над русскими святынями, не отдадим на поругание красной чуме наших сестер и братьев!..
Всякому, кто готов порвать с большевизмом, мы гарантируем полное прощение, хорошее питание, одежду и немедленное освобождение из плена!
— Ишь чего — за тарелку похлебки покупают их благородия, — проворчал кто-то.
— Не бойтесь комиссаров и чекистов, сюда не дотянутся их кровавые лапы!..
Да ведь опять слова, и здесь тоже! — мгновенно подивился Мишель.
— Сызнова в ярмо запрячь желаешь, вашбродие, да на штыки погнать?! — выкрикнул кто-то.
Штабс-капитан дернулся, пытаясь высмотреть кричавшего, но тот спрятался за спины пленных.
Вперед выступил молоденький подпоручик:
— Кто готов порвать с большевистским прошлым — шаг вперед! — крикнул он.
Из рядов вышагнуло несколько десятков пленных.
— Иуды!.. — зашипели на них сзади.
— Кто еще?.. Ну?.. Больше никого?
Больше желающих не сыскалось, в лагере хоть и голодно было, и мерли пленники, как мухи, да все ж не так рьяно, как на передовой.
— Чего держать-то нас под дождем — отпущай теперича в бараки! — крикнул кто-то.
Вышедшим скомандовали:
— На-ле-во!
Те вразнобой повернулись и побрели прочь.
Белые офицеры с презрением поглядывали на раздетых, худющих добровольцев, с коими им предстояло отвоевывать у красных Россию.
— По баракам... разойдись! — крикнули поляки.
Пленники, вытягиваясь в неровные шеренги, побежали к баракам, аккурат мимо офицеров.
Мишель тоже бежал, шлепая босыми ногами по лужам, разбрызгивая жидкую грязь. И было уж совсем миновал офицеров, как его вдруг окликнули:
— Фирфанцев?
Мишель будто не услышал, устремляясь за впереди идущим.
Но его вновь окликнули:
— Мишель — ты ли?!. А ну — стой!..
Мишель остановился, вытянув руки по швам. Был он в исподних кальсонах и рваной солдатской гимнастерке, что достались ему по случаю. Вид его был растерзан и жалок.
Пред ним стоял, выпучив глаза, тот самый, что зазывал добровольцев в Белую армию, штабс-капитан. Был он сыт, ухожен, в ладно подогнанном мундире, и был безмерно удивлен встрече.
— Ты что, Фирфанцев, ты не узнаешь меня?! — спросил он.
Как не узнать, коли штабс-капитан был старинным приятелем Мишеля, с которым он не один год служил в сыскном отделении. Был он — Сашкой Звягиным!
А ведь последний раз они виделись, когда тот на Дон подался, попросив приютить его на день-другой в квартире его батюшки в Москве. А как Мишель туда заявился, чтобы подобрать что-нибудь из вещей на продажу, приятели Звягина чуть было его не пристрелили, решив, что он непременно донесет на них в ЧК.
— Ты как здесь оказался? Среди... этих? — спросил Звягин, брезгливо оглядывая бредущих мимо раздетых красноармейцев.
— Долго рассказывать, — ответил Мишель. — Разрешите идти?
Звягин нахмурился:
— Ты что, Мишель, не дури — ты ж свой, я ж тебя знаю, ручательства за тебя давал! Или ты к красным подался?
— Мне можно идти? — повторил Мишель.
— Ладно, черт с тобой — иди покуда. Вечером я тебя сам найду!
Когда Мишель вернулся в барак, на него с порога набросился Валериан Христофорович.
— Кто это такой был? Чего ему от вас надобно? — с безумной надеждой в глазах вопрошал он.
— Звягин это — мы с ним до семнадцатого вместе служили, — ответил Мишель.
— Так, может, он нас отсюда вызволит или хоть об еде распорядится?.. Ведь пропадем мы здесь все! Вы уж не сочтите за труд — похлопочите...
Смотреть на Валериана Христофоровича было больно — осунувшийся, потерявший свой величественный вид, весь в каких-то невообразимых обносках.
— Вы поговорите? Обещайте мне!
Мишель промолчал.
Но вечером его вызвали из барака.
Звягин ждал его в отдельном кабинете — скорее камере.
— Как же тебя угораздило-то? — с укоризной спросил он. — Впрочем, я тебя не виню — в жизни всякое бывает. Я сам, как к Махно угодил, готов был ему на веру присягнуть, лишь бы не под нож! Ходил там у Нестора в заплечных дел мастерах Лева Задов — колоритнейшая фигура, тебе доложу — из живых людей жилы на шомпол будто нитки мотал! Так что не я — бог тебе судья...
Как-то так вышло, что Звягин сидел, а Мишель стоял пред бывшим своим приятелем по стойке «смирно». И хоть были они когда-то близки, да не были теперь ровней.
— Ты вот что, Фирфанцев, ты иди к нам, я тебя знаю, коли надо, поручусь, — широким жестом предложил Звягин, — нам такие люди во как нужны! — резанул себя ребром ладони по горлу.
А жесты-то у него — «товарищеские», отметил Мишель.
И дело было не в том, что Мишель испытывал симпатию к новой власти — ничуть, а в том, что переметываться вот так, из одного стана в другой, считал для себя по меньшей мере непорядочным. Ладно бы менять благополучную жизнь на барачные нары, но никак не наоборот! Да и что подумает о нем Паша-кочегар? И как быть с Анной?..
Вот и выходит, что хоть не красный он, но к белым ход ему закрыт!
— Нет, уволь, — покачал головой Мишель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Беглецы — два красных командира — не сопротивлялись, спокойно встали под петли, на вынесенную из барака скамью. Они были так измучены бегством и последовавшим после поимки избиением, что ныне им было уж все равно, лишь бы поскорей отмучиться.
Палач набросил им на головы мешки, накинул поверх петли, замер в ожидании, оглядываясь на офицеров.
Те кивнули.
Палач быстро подтянул узлы, спрыгнул на землю, отошел на шаг, примерился и пнул по скамье, вышибая ее из-под ног жертв, — те качнулись, будто из последних сил цепляясь за опору, за жизнь, соскользнули, повисли на враз потянувшихся веревках, ноги их, руки и тела отчаянно задергались, из-под мешков раздалось какое-то захлебывающиеся бульканье.
Многие, не в силах глядеть на все это, отвернулись.
Иные истово крестились...
— Мало их рубали, ляхов — надобно было всех, чтоб под самый корень! — свирепо сказал кто-то.
В минуту все было кончено. Казненные повисли, вытянувшись, тихо качаясь на натянутых веревках.
— Вот и нас так-то!.. Сгинем мы здесь, господа — помяните мое слово! — пробормотал Валериан Христофорович. — Ей-ей — сгинем!
— Ну что вы, ей-богу, каркаете — все каркаете и каркаете — без вас тошно! — возмутился Паша-кочегар.
Экзекуция была кончена, но команды «Разойдись!» не последовало.
— Чего теперь-то стоим, уж, кажется, вволю поляки над нами поизмывались! — роптали пленные.
— Глянь-ка, глянь, то ж наши!..
От штабного барака шествовали три офицера, одетые в форму царской армии, в белых парадных перчатках, в начищенных до блеска сапогах.
— Ишь ты — вашбродие! — с ненавистью прошептал кто-то. Офицеры подошли, козырнули полякам, обернулись к пленным, обратились:
— Господа!..
В рядах недовольно загудели.
— Да-с, именно так — господа! — громко, перекрывая шум голосов, повторил бравого вида штабс-капитан, привставая на носках и размахивая правой рукой.
Мишель вдруг посерел лицом и, опустив, голову уставился себе под ноги.
— Что с вами? — поразился сей внезапной метаморфозе Валериан Христофорович.
— Нет-нет, ничего, я в совершеннейшем порядке, — уверил его Мишель, хоть на нем лица не было.
Меж тем штабс-капитан, напрягая глотку, все кричал, обращаясь к пленным красноармейцам:
— Я призываю тех, чьи души не разъела большевистская зараза, кто готов послужить своему Отечеству и вере! Хватит терпеть измывательства советских комиссаров, учиненные над русскими святынями, не отдадим на поругание красной чуме наших сестер и братьев!..
Всякому, кто готов порвать с большевизмом, мы гарантируем полное прощение, хорошее питание, одежду и немедленное освобождение из плена!
— Ишь чего — за тарелку похлебки покупают их благородия, — проворчал кто-то.
— Не бойтесь комиссаров и чекистов, сюда не дотянутся их кровавые лапы!..
Да ведь опять слова, и здесь тоже! — мгновенно подивился Мишель.
— Сызнова в ярмо запрячь желаешь, вашбродие, да на штыки погнать?! — выкрикнул кто-то.
Штабс-капитан дернулся, пытаясь высмотреть кричавшего, но тот спрятался за спины пленных.
Вперед выступил молоденький подпоручик:
— Кто готов порвать с большевистским прошлым — шаг вперед! — крикнул он.
Из рядов вышагнуло несколько десятков пленных.
— Иуды!.. — зашипели на них сзади.
— Кто еще?.. Ну?.. Больше никого?
Больше желающих не сыскалось, в лагере хоть и голодно было, и мерли пленники, как мухи, да все ж не так рьяно, как на передовой.
— Чего держать-то нас под дождем — отпущай теперича в бараки! — крикнул кто-то.
Вышедшим скомандовали:
— На-ле-во!
Те вразнобой повернулись и побрели прочь.
Белые офицеры с презрением поглядывали на раздетых, худющих добровольцев, с коими им предстояло отвоевывать у красных Россию.
— По баракам... разойдись! — крикнули поляки.
Пленники, вытягиваясь в неровные шеренги, побежали к баракам, аккурат мимо офицеров.
Мишель тоже бежал, шлепая босыми ногами по лужам, разбрызгивая жидкую грязь. И было уж совсем миновал офицеров, как его вдруг окликнули:
— Фирфанцев?
Мишель будто не услышал, устремляясь за впереди идущим.
Но его вновь окликнули:
— Мишель — ты ли?!. А ну — стой!..
Мишель остановился, вытянув руки по швам. Был он в исподних кальсонах и рваной солдатской гимнастерке, что достались ему по случаю. Вид его был растерзан и жалок.
Пред ним стоял, выпучив глаза, тот самый, что зазывал добровольцев в Белую армию, штабс-капитан. Был он сыт, ухожен, в ладно подогнанном мундире, и был безмерно удивлен встрече.
— Ты что, Фирфанцев, ты не узнаешь меня?! — спросил он.
Как не узнать, коли штабс-капитан был старинным приятелем Мишеля, с которым он не один год служил в сыскном отделении. Был он — Сашкой Звягиным!
А ведь последний раз они виделись, когда тот на Дон подался, попросив приютить его на день-другой в квартире его батюшки в Москве. А как Мишель туда заявился, чтобы подобрать что-нибудь из вещей на продажу, приятели Звягина чуть было его не пристрелили, решив, что он непременно донесет на них в ЧК.
— Ты как здесь оказался? Среди... этих? — спросил Звягин, брезгливо оглядывая бредущих мимо раздетых красноармейцев.
— Долго рассказывать, — ответил Мишель. — Разрешите идти?
Звягин нахмурился:
— Ты что, Мишель, не дури — ты ж свой, я ж тебя знаю, ручательства за тебя давал! Или ты к красным подался?
— Мне можно идти? — повторил Мишель.
— Ладно, черт с тобой — иди покуда. Вечером я тебя сам найду!
Когда Мишель вернулся в барак, на него с порога набросился Валериан Христофорович.
— Кто это такой был? Чего ему от вас надобно? — с безумной надеждой в глазах вопрошал он.
— Звягин это — мы с ним до семнадцатого вместе служили, — ответил Мишель.
— Так, может, он нас отсюда вызволит или хоть об еде распорядится?.. Ведь пропадем мы здесь все! Вы уж не сочтите за труд — похлопочите...
Смотреть на Валериана Христофоровича было больно — осунувшийся, потерявший свой величественный вид, весь в каких-то невообразимых обносках.
— Вы поговорите? Обещайте мне!
Мишель промолчал.
Но вечером его вызвали из барака.
Звягин ждал его в отдельном кабинете — скорее камере.
— Как же тебя угораздило-то? — с укоризной спросил он. — Впрочем, я тебя не виню — в жизни всякое бывает. Я сам, как к Махно угодил, готов был ему на веру присягнуть, лишь бы не под нож! Ходил там у Нестора в заплечных дел мастерах Лева Задов — колоритнейшая фигура, тебе доложу — из живых людей жилы на шомпол будто нитки мотал! Так что не я — бог тебе судья...
Как-то так вышло, что Звягин сидел, а Мишель стоял пред бывшим своим приятелем по стойке «смирно». И хоть были они когда-то близки, да не были теперь ровней.
— Ты вот что, Фирфанцев, ты иди к нам, я тебя знаю, коли надо, поручусь, — широким жестом предложил Звягин, — нам такие люди во как нужны! — резанул себя ребром ладони по горлу.
А жесты-то у него — «товарищеские», отметил Мишель.
И дело было не в том, что Мишель испытывал симпатию к новой власти — ничуть, а в том, что переметываться вот так, из одного стана в другой, считал для себя по меньшей мере непорядочным. Ладно бы менять благополучную жизнь на барачные нары, но никак не наоборот! Да и что подумает о нем Паша-кочегар? И как быть с Анной?..
Вот и выходит, что хоть не красный он, но к белым ход ему закрыт!
— Нет, уволь, — покачал головой Мишель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51