Если он захочет учиться дальше, а он наверное будет этого достоин, я помогу ему закончить образование и выбрать профессию, соответствующую его склонностям. Неужели вы не согласитесь с тем, что это разумное решение?
— Больше, чем разумное!.. Вашими устами говорит сама мудрость, господин доктор! — воскликнул маастер Герсебом, окончательно побеждённый столь вескими аргументами. — Вот что значит быть учёным, — продолжал он, качая головой. — Неграмотного человека переубедить нетрудно. Но как все это рассказать моей жене?.. А когда бы вы хотели забрать с собой малыша?
— Завтра! Я ни на один день не могу откладывать возвращение в Стокгольм.
У маастера Герсебома вырвался вздох, похожий на сдавленное рыдание.
— Завтра… так быстро! — сказал он. — Ну что же, чему быть, того не миновать. Пойду поговорю с женой.
— Хорошо. Посоветуйтесь также и с господином Маляриусом. Вы убедитесь, что он разделяет моё мнение.
— О, в этом я не сомневаюсь, — ответил рыбак с печальной улыбкой, он пожал доктору руку и удалился, погруженный в раздумье.
Вечером доктор Швариенкрона снова направился к дому маастера Герсебома. Он застал всю семью в сборе, но здесь уже не чувствовалось вчерашней умиротворённости и покоя. Отец молча сидел поодаль от очага, опустив руки, не привыкшие к праздности. Катрина прижимала к себе Эрика, и глаза её были полны слез. У мальчика, взволнованного неожиданной переменой своей судьбы, горели щеки и взор был затуманен грустью. Ему жаль было расставаться со всем, что он любил; и он не знал, радоваться ли ему или горевать. Маленькая Ванда уткнула голову в колени отца. Видны были только её длинные золотистые косы, тяжело падавшие на хрупкие худенькие плечи. Отто, не менее других взволнованный предстоящей разлукой с Эриком, не отходил ни на шаг от своего приёмного брата.
— Какие вы все грустные и расстроенные! — воскликнул доктор, остановившись на пороге. — На ваших лицах написано такое горе, словно Эрику предстоит невероятно опасная и далёкая экспедиция. Не стоит печалиться, друзья! Стокгольм ведь не на другом полушарии, и мальчик уезжает от вас не навсегда! Он будет вам часто писать, в этом я не сомневаюсь. Ведь многие мальчики покидают родной дом, отправляясь в колледж. Эрик вернётся к вам через два года повзрослевшим и образованным. Он изменится во всех отношениях только к лучшему. Право же, не стоит горевать. Поймите, что это неразумно!
Матушка Катрина встала. Во всем её облике чувствовалось врождённое достоинство, свойственное крестьянкам северных стран.
— Господин доктор, бог свидетель, как я благодарна вам за всё, что вы делаете для нашего Эрика, — сказала она, — но не стоит нас укорять за то, что мы огорчены его отъездом. Герсебом объяснил мне, что разлука необходима. Я вынуждена подчиниться, но не требуйте, чтобы мы отнеслись к ней легко и без сожаления.
— Мама, я не поеду, если это вас так огорчает! — воскликнул Эрик.
— Нет, нет, дитя моё, — возразила добрая женщина, обнимая его. — Образование пойдёт тебе на пользу, и мы не вправе лишать тебя его! Поблагодари же, мой сын, господина доктора, который хочет тебя сделать учёным, и постарайся доказать своим прилежанием, как ты ценишь его заботы.
— Да что вы, что вы! — сказал доктор, очки которого как-то странно помутнели. — Уж не хотите ли вы, чтобы и я расчувствовался? Поговорим-ка лучше о наших делах. Вы же знаете, что мы должны выехать рано утром. Успеете ли вы все приготовить? Говоря «все», я имею в виду только самое необходимое. Мы доедем на санях до Бергена, а там пересядем в поезд. Эрику нужно дать с собой немного белья. Остальную одежду он получит в Стокгольме…
— Вещи будут собраны, — ответила просто матушка Герсебом. — Ванда, а ведь доктор все ещё стоит, — добавила она с чисто норвежской учтивостью.
Девочка поспешила подвинуть доктору большое кресло из полированного дуба.
— Не беспокойтесь, я уже ухожу, — заявил доктор. — Маляриус ждёт меня к ужину. Ну как, фликка, — сказал он, положив руку на белокурую головку девочки, — ты на меня не очень сердишься за то, что я увожу твоего братца?
— Нет, господин доктор, — серьёзно ответила Ванда, — Эрику там будет лучше. Ему нечего делать у нас в деревне.
— А ты будешь скучать без него, детка?
— Особенно будет скучно без него на берегу, — задумчиво сказала девочка. — И чайки будут скучать, и море, и дом опустеет… Но зато Эрик будет рад. Он получит много книг и станет учёным.
— А его славная маленькая сестричка будет радоваться вместе с ним, — не так ли, детка? — произнёс доктор, целуя девочку в лоб. — И она будет гордиться им, когда он приедет обратно?.. Ну, значит, все улажено! А теперь мне надо спешить! До свиданья!
— Господин доктор, — робко обратилась к нему Ванда, — я хотела бы вас кое о чём попросить.
— Пожалуйста, фликка!
— Вы сказали, что поедете на санях. Я хотела бы с разрешения родителей отвезти вас до первой почтовой станций.
— Как жаль! Ведь я уже обещал то же самое Регнильде, дочери моего управляющего.
— Она мне сама об этом сказала. Регнильда согласна уступить мне своё место, если вы позволите.
— В таком случае тебе остаётся только получить разрешение у папы и мамы.
— Они согласны.
— Ну, значит, и я не возражаю, — ответил доктор, уходя.
На следующее утро, когда большие сани остановились перед домом Герсебома, Ванда, как было решено накануне, сидела на козлах с поводьями в руках. Ей предстояло доехать до соседней деревни, а там доктор должен был переменить лошадь и найти другую девочку-возницу, и так — до самого Бергена. Любой иностранец удивился бы, конечно, столь необычному кучеру. Но уж таков обычай в Швеции и Норвегии. Мужчины, считая исполнение подобных обязанностей бесполезной тратой времени, нередко доверяют править тяжёлыми упряжками десяти-двенадцатилетним детям, которые приучены к этому с малолетства.
Доктор уже возлежал в глубине саней, закутанный в меховую шубу. Эрик сел рядом с Вандой, нежно простившись с отцом и братом, грустное молчание которых красноречивее всяких слов говорило о том, как они огорчены разлукой с ним. Что же касается менее сдержанной Катрины, то она твердила мальчику сквозь слезы:
— Прощай, сынок, и никогда не забывай, чему мы тебя учили. Будь честным и мужественным! Никогда не лги! Работай как можно лучше! Всегда помогай тем, кто слабее тебя! А если тебе не удастся найти счастье, которое ты заслуживаешь, возвращайся к нам, и ты его найдёшь здесь!..
Ванда натянула поводья, лошадь побежала рысью, колокольчики зазвенели. Погода была холодная, и сани хорошо скользили по оледеневшей дороге, гладкой, как стекло. Бледное солнце, стоявшее низко над горизонтом, покрывало нежной позолотой усыпанную снегом землю. Прошло несколько минут, и Нороэ скрылся вдали.
4. В СТОКГОЛЬМЕ
Доктор Швариенкрона жил в Стокгольме, в богатом особняке, находящемся на острове Стедсхольмен. Это самый старинный и аристократический квартал столицы, одной из наиболее живописных и привлекательных в Европе, одной из тех чудесных столиц, которую иностранцы посещали бы гораздо чаще, если бы мода и предрассудки оказывали на маршруты путешествий такое же влияние, как хотя бы на фасоны шляп.
Расположенный между озером Мелар и Балтийским морем, на восьми островах, соединённых между собой бесчисленными мостами, обрамлённый великолепными набережными, оживляемый непрерывным движением пароходов, заменяющих здесь омнибусы, весёлостью своего трудолюбивого населения, самого гостеприимного, вежливого и образованного в Европе, Стокгольм, со своими большими городскими садами, библиотеками, музеями, научными учреждениями является одновременно и северными Афинами, и крупным торговым центром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
— Больше, чем разумное!.. Вашими устами говорит сама мудрость, господин доктор! — воскликнул маастер Герсебом, окончательно побеждённый столь вескими аргументами. — Вот что значит быть учёным, — продолжал он, качая головой. — Неграмотного человека переубедить нетрудно. Но как все это рассказать моей жене?.. А когда бы вы хотели забрать с собой малыша?
— Завтра! Я ни на один день не могу откладывать возвращение в Стокгольм.
У маастера Герсебома вырвался вздох, похожий на сдавленное рыдание.
— Завтра… так быстро! — сказал он. — Ну что же, чему быть, того не миновать. Пойду поговорю с женой.
— Хорошо. Посоветуйтесь также и с господином Маляриусом. Вы убедитесь, что он разделяет моё мнение.
— О, в этом я не сомневаюсь, — ответил рыбак с печальной улыбкой, он пожал доктору руку и удалился, погруженный в раздумье.
Вечером доктор Швариенкрона снова направился к дому маастера Герсебома. Он застал всю семью в сборе, но здесь уже не чувствовалось вчерашней умиротворённости и покоя. Отец молча сидел поодаль от очага, опустив руки, не привыкшие к праздности. Катрина прижимала к себе Эрика, и глаза её были полны слез. У мальчика, взволнованного неожиданной переменой своей судьбы, горели щеки и взор был затуманен грустью. Ему жаль было расставаться со всем, что он любил; и он не знал, радоваться ли ему или горевать. Маленькая Ванда уткнула голову в колени отца. Видны были только её длинные золотистые косы, тяжело падавшие на хрупкие худенькие плечи. Отто, не менее других взволнованный предстоящей разлукой с Эриком, не отходил ни на шаг от своего приёмного брата.
— Какие вы все грустные и расстроенные! — воскликнул доктор, остановившись на пороге. — На ваших лицах написано такое горе, словно Эрику предстоит невероятно опасная и далёкая экспедиция. Не стоит печалиться, друзья! Стокгольм ведь не на другом полушарии, и мальчик уезжает от вас не навсегда! Он будет вам часто писать, в этом я не сомневаюсь. Ведь многие мальчики покидают родной дом, отправляясь в колледж. Эрик вернётся к вам через два года повзрослевшим и образованным. Он изменится во всех отношениях только к лучшему. Право же, не стоит горевать. Поймите, что это неразумно!
Матушка Катрина встала. Во всем её облике чувствовалось врождённое достоинство, свойственное крестьянкам северных стран.
— Господин доктор, бог свидетель, как я благодарна вам за всё, что вы делаете для нашего Эрика, — сказала она, — но не стоит нас укорять за то, что мы огорчены его отъездом. Герсебом объяснил мне, что разлука необходима. Я вынуждена подчиниться, но не требуйте, чтобы мы отнеслись к ней легко и без сожаления.
— Мама, я не поеду, если это вас так огорчает! — воскликнул Эрик.
— Нет, нет, дитя моё, — возразила добрая женщина, обнимая его. — Образование пойдёт тебе на пользу, и мы не вправе лишать тебя его! Поблагодари же, мой сын, господина доктора, который хочет тебя сделать учёным, и постарайся доказать своим прилежанием, как ты ценишь его заботы.
— Да что вы, что вы! — сказал доктор, очки которого как-то странно помутнели. — Уж не хотите ли вы, чтобы и я расчувствовался? Поговорим-ка лучше о наших делах. Вы же знаете, что мы должны выехать рано утром. Успеете ли вы все приготовить? Говоря «все», я имею в виду только самое необходимое. Мы доедем на санях до Бергена, а там пересядем в поезд. Эрику нужно дать с собой немного белья. Остальную одежду он получит в Стокгольме…
— Вещи будут собраны, — ответила просто матушка Герсебом. — Ванда, а ведь доктор все ещё стоит, — добавила она с чисто норвежской учтивостью.
Девочка поспешила подвинуть доктору большое кресло из полированного дуба.
— Не беспокойтесь, я уже ухожу, — заявил доктор. — Маляриус ждёт меня к ужину. Ну как, фликка, — сказал он, положив руку на белокурую головку девочки, — ты на меня не очень сердишься за то, что я увожу твоего братца?
— Нет, господин доктор, — серьёзно ответила Ванда, — Эрику там будет лучше. Ему нечего делать у нас в деревне.
— А ты будешь скучать без него, детка?
— Особенно будет скучно без него на берегу, — задумчиво сказала девочка. — И чайки будут скучать, и море, и дом опустеет… Но зато Эрик будет рад. Он получит много книг и станет учёным.
— А его славная маленькая сестричка будет радоваться вместе с ним, — не так ли, детка? — произнёс доктор, целуя девочку в лоб. — И она будет гордиться им, когда он приедет обратно?.. Ну, значит, все улажено! А теперь мне надо спешить! До свиданья!
— Господин доктор, — робко обратилась к нему Ванда, — я хотела бы вас кое о чём попросить.
— Пожалуйста, фликка!
— Вы сказали, что поедете на санях. Я хотела бы с разрешения родителей отвезти вас до первой почтовой станций.
— Как жаль! Ведь я уже обещал то же самое Регнильде, дочери моего управляющего.
— Она мне сама об этом сказала. Регнильда согласна уступить мне своё место, если вы позволите.
— В таком случае тебе остаётся только получить разрешение у папы и мамы.
— Они согласны.
— Ну, значит, и я не возражаю, — ответил доктор, уходя.
На следующее утро, когда большие сани остановились перед домом Герсебома, Ванда, как было решено накануне, сидела на козлах с поводьями в руках. Ей предстояло доехать до соседней деревни, а там доктор должен был переменить лошадь и найти другую девочку-возницу, и так — до самого Бергена. Любой иностранец удивился бы, конечно, столь необычному кучеру. Но уж таков обычай в Швеции и Норвегии. Мужчины, считая исполнение подобных обязанностей бесполезной тратой времени, нередко доверяют править тяжёлыми упряжками десяти-двенадцатилетним детям, которые приучены к этому с малолетства.
Доктор уже возлежал в глубине саней, закутанный в меховую шубу. Эрик сел рядом с Вандой, нежно простившись с отцом и братом, грустное молчание которых красноречивее всяких слов говорило о том, как они огорчены разлукой с ним. Что же касается менее сдержанной Катрины, то она твердила мальчику сквозь слезы:
— Прощай, сынок, и никогда не забывай, чему мы тебя учили. Будь честным и мужественным! Никогда не лги! Работай как можно лучше! Всегда помогай тем, кто слабее тебя! А если тебе не удастся найти счастье, которое ты заслуживаешь, возвращайся к нам, и ты его найдёшь здесь!..
Ванда натянула поводья, лошадь побежала рысью, колокольчики зазвенели. Погода была холодная, и сани хорошо скользили по оледеневшей дороге, гладкой, как стекло. Бледное солнце, стоявшее низко над горизонтом, покрывало нежной позолотой усыпанную снегом землю. Прошло несколько минут, и Нороэ скрылся вдали.
4. В СТОКГОЛЬМЕ
Доктор Швариенкрона жил в Стокгольме, в богатом особняке, находящемся на острове Стедсхольмен. Это самый старинный и аристократический квартал столицы, одной из наиболее живописных и привлекательных в Европе, одной из тех чудесных столиц, которую иностранцы посещали бы гораздо чаще, если бы мода и предрассудки оказывали на маршруты путешествий такое же влияние, как хотя бы на фасоны шляп.
Расположенный между озером Мелар и Балтийским морем, на восьми островах, соединённых между собой бесчисленными мостами, обрамлённый великолепными набережными, оживляемый непрерывным движением пароходов, заменяющих здесь омнибусы, весёлостью своего трудолюбивого населения, самого гостеприимного, вежливого и образованного в Европе, Стокгольм, со своими большими городскими садами, библиотеками, музеями, научными учреждениями является одновременно и северными Афинами, и крупным торговым центром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57