Как и в предыдущие исторические циклы, смена способа производства, судя по всему, ведет к делегитимизации и упадку доминирующих в обществе политических и социальных институтов.
Отцы-основатели американского государства горячо спорили о том, каким образом повседневная жизнь может и должна влиять на функционирование политических институтов страны. Джефферсон и Гамильтон расходились во взглядах относительно того, какая экономика более отвечает интересам нации – аграрная или индустриальная; однако они соглашались с тем, что для республиканской формы правления принципиально важны гражданская позиция и политическая активность населения. Алексис де Токвиль, один из самых прозорливых аналитиков ранней Америки, писал: «Городские митинги столь же полезны для развития свободы, как школьное обучение – для повышения грамотности населения; они приносят свободу в каждый дом, учат людей пользоваться свободой и наслаждаться ею. Нация может создать свободное правительство, однако без муниципальных институтов она не обретет духа свободы»(26). На протяжении большей части своей истории Америка извлекала выгоду из сравнительно высокой гражданской и политической активности населения страны. Вопреки тревогам Джефферсона и многих его последователей относительно потенциальных опасностей индустриального общества, индустриальная эра и сопровождавший ее процесс формирования национального государства поддерживали в социуме высокий уровень гражданской «вовлеченности».
В последние десятилетия, впрочем, американская демократия начала «сбоить» и выказывать явные признаки «утраты темпа». Шестидесятые годы XX века ознаменовали собой рубеж, после которого активное участие граждан в политической жизни страны резко пошло на убыль. Профессор Гарвардского университета Роберт Патнем провел исследование по измерению гражданской вовлеченности населения по нескольким параметрам и сделал следующие выводы: «Американцы стали на 10–15% менее активными в выражении своего отношения к происходящему в стране, будь то участие в выборах или написание писем в Конгресс или местные газеты; на 15–20% – менее заинтересованными в общественно-политической жизни страны; приблизительно на 25% снизилась избирательная активность, и приблизительно на 35% – готовность посещать публичные мероприятия, как партийные, так и внепартийные; приблизительно на 40% сократилось участие американцев в партийной деятельности и в целом в политических и гражданских организациях. В итоге, – заключает Патнем, – между серединой семидесятых и девяностых годов XX века более трети гражданской инфраструктуры США просто испарилось»(27). Патнем полагает, что информационные технологии и современные средства массовой информации суть «преступники» и что существует тесная связь между «просмотром телевизора и уменьшением гражданской активности»(28). Чем больше времени человек проводит перед телевизором, тем меньше у него остается времени на гражданскую деятельность.
На первый взгляд, по крайней мере, цифровая эра и порожденная ею информационная революция должны обладать потенциалом по укреплению социальной сплоченности, что, в свою очередь, может обратить вспять процесс «дегражданизации» американского общества. В конце концов, Интернет делает коммуникацию быстрой, легкой и дешевой. Некоторые организации используют коммуникативные возможности Интернета с максимальной для себя эффективностью. Международная кампания по запрещению противопехотных мин мобилизовывала своих сторонников посредством электронной почты – равно как и (весьма парадоксально) движение антиглобалистов. Организации и политические группы обращаются к «всемирной паутине» и электронной почте как к основному источнику распространения информации. Некоторые критики Патнема утверждают, что он преувеличивает упадок гражданской активности населения, поскольку оценивает только традиционные способы коммуникации и не учитывает новых типов «вовлеченности»(29).
Информационная эпоха влияет также не только на количество времени, «отводимого» на гражданскую деятельность, но и на качество и характер социальной активности населения. Американцы используют Интернет для фильтрации информации, посещая только те сайты и прочитывая только ту электронную почту, которые представляют для них интерес. Чем больше времени люди проводят в Сети, тем меньше внимания они уделяют традиционным средствам массовой информации(30). Уменьшение «информационного охвата» угрожает возникновением более поляризованного и менее единодушного во мнениях электората(31).
«Политика через Интернет» укрепляется за счет личных контактов, превращая фрагментацию и атомизацию политической жизни в насущную проблему. Написать электронное письмо кандидату или в офис Конгресса совсем не то же самое, что посещать публичные мероприятия и обмениваться идеями с коллегами. Электронное письмо вполне способно передать идею, но не может выразить эмоции, язык тела и жесты, то есть все то, что оживляет политические дискуссии. Как отмечает Джоэл Коткин из университета Пеппердайн, «устраняя необходимость в личном контакте, Интернет усиливает одиночество и социальную изоляцию, поскольку расширяет виртуальную сеть, лишенную интимности взаимоотношений, порожденную физической близостью»(32). Патнем обеспокоен тем, что он называет «прокси-гражданством»; по его словам, «анонимность становится анафемой единодушию»(33).
Цифровая эра также привела к замещению гражданского образа мыслей духом индивидуализма и поглощенностью собственными идеями. Повседневная жизнь стала прагматичной. Сотовая связь позволяет находиться в постоянном контакте, при этом лишая человека «гражданского времени». Возможность заказать через Интернет что угодно, от бакалеи до книг и медицинской помощи, безусловно удобна, однако она порождает материализм, потребность в немедленном исполнении желаний и этику потребления (взамен этики ответственности). Как замечает Дэвид Брукс: «Мы опасаемся, что Америка погибнет вовсе не из-за перенапряженности, а по причине расслабленности, поскольку все больше американцев решают, что удовольствия громадной кухни куда более привлекательны, нежели конфликты и вызовы патриотизма»(34). Даже Томас Фридман, который в своих статьях обычно прославляет цифровую эру, позволил себе обратить внимание на ее «темную сторону». В статье «Кибернетическое крепостное право» он предупреждает, что нарастает «негативная реакция на распространение технических новинок… Сегодня вы вовлечены в поток взаимодействий, каждому из которых возможно уделить лишь толику внимания… Вы всегда „включены“. Вы настолько привыкли к этому, что не представляете себе иной жизни. А будучи постоянно включенным, на что вы больше всего похожи? Вот именно, на сервер. И это ведет к духовному опустошению»(35).
Вокруг нас изобилие признаков расцвета этики потребления. Спортивные автомобили заполонили американские шоссе и городские улицы. К 2000 году каждая вторая машина представляла собой спортивный автомобиль, минивэн или легкий грузовик. Да, спортивные автомобили обеспечивают комфорт и мощь. Но средний расход топлива у них составляет 1 галлон на 13 миль – сравним с 1 галлоном на более чем 30 миль у малолитражек, – посему они «подстегивают» энергопотребление и провоцируют глобальное потепление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Отцы-основатели американского государства горячо спорили о том, каким образом повседневная жизнь может и должна влиять на функционирование политических институтов страны. Джефферсон и Гамильтон расходились во взглядах относительно того, какая экономика более отвечает интересам нации – аграрная или индустриальная; однако они соглашались с тем, что для республиканской формы правления принципиально важны гражданская позиция и политическая активность населения. Алексис де Токвиль, один из самых прозорливых аналитиков ранней Америки, писал: «Городские митинги столь же полезны для развития свободы, как школьное обучение – для повышения грамотности населения; они приносят свободу в каждый дом, учат людей пользоваться свободой и наслаждаться ею. Нация может создать свободное правительство, однако без муниципальных институтов она не обретет духа свободы»(26). На протяжении большей части своей истории Америка извлекала выгоду из сравнительно высокой гражданской и политической активности населения страны. Вопреки тревогам Джефферсона и многих его последователей относительно потенциальных опасностей индустриального общества, индустриальная эра и сопровождавший ее процесс формирования национального государства поддерживали в социуме высокий уровень гражданской «вовлеченности».
В последние десятилетия, впрочем, американская демократия начала «сбоить» и выказывать явные признаки «утраты темпа». Шестидесятые годы XX века ознаменовали собой рубеж, после которого активное участие граждан в политической жизни страны резко пошло на убыль. Профессор Гарвардского университета Роберт Патнем провел исследование по измерению гражданской вовлеченности населения по нескольким параметрам и сделал следующие выводы: «Американцы стали на 10–15% менее активными в выражении своего отношения к происходящему в стране, будь то участие в выборах или написание писем в Конгресс или местные газеты; на 15–20% – менее заинтересованными в общественно-политической жизни страны; приблизительно на 25% снизилась избирательная активность, и приблизительно на 35% – готовность посещать публичные мероприятия, как партийные, так и внепартийные; приблизительно на 40% сократилось участие американцев в партийной деятельности и в целом в политических и гражданских организациях. В итоге, – заключает Патнем, – между серединой семидесятых и девяностых годов XX века более трети гражданской инфраструктуры США просто испарилось»(27). Патнем полагает, что информационные технологии и современные средства массовой информации суть «преступники» и что существует тесная связь между «просмотром телевизора и уменьшением гражданской активности»(28). Чем больше времени человек проводит перед телевизором, тем меньше у него остается времени на гражданскую деятельность.
На первый взгляд, по крайней мере, цифровая эра и порожденная ею информационная революция должны обладать потенциалом по укреплению социальной сплоченности, что, в свою очередь, может обратить вспять процесс «дегражданизации» американского общества. В конце концов, Интернет делает коммуникацию быстрой, легкой и дешевой. Некоторые организации используют коммуникативные возможности Интернета с максимальной для себя эффективностью. Международная кампания по запрещению противопехотных мин мобилизовывала своих сторонников посредством электронной почты – равно как и (весьма парадоксально) движение антиглобалистов. Организации и политические группы обращаются к «всемирной паутине» и электронной почте как к основному источнику распространения информации. Некоторые критики Патнема утверждают, что он преувеличивает упадок гражданской активности населения, поскольку оценивает только традиционные способы коммуникации и не учитывает новых типов «вовлеченности»(29).
Информационная эпоха влияет также не только на количество времени, «отводимого» на гражданскую деятельность, но и на качество и характер социальной активности населения. Американцы используют Интернет для фильтрации информации, посещая только те сайты и прочитывая только ту электронную почту, которые представляют для них интерес. Чем больше времени люди проводят в Сети, тем меньше внимания они уделяют традиционным средствам массовой информации(30). Уменьшение «информационного охвата» угрожает возникновением более поляризованного и менее единодушного во мнениях электората(31).
«Политика через Интернет» укрепляется за счет личных контактов, превращая фрагментацию и атомизацию политической жизни в насущную проблему. Написать электронное письмо кандидату или в офис Конгресса совсем не то же самое, что посещать публичные мероприятия и обмениваться идеями с коллегами. Электронное письмо вполне способно передать идею, но не может выразить эмоции, язык тела и жесты, то есть все то, что оживляет политические дискуссии. Как отмечает Джоэл Коткин из университета Пеппердайн, «устраняя необходимость в личном контакте, Интернет усиливает одиночество и социальную изоляцию, поскольку расширяет виртуальную сеть, лишенную интимности взаимоотношений, порожденную физической близостью»(32). Патнем обеспокоен тем, что он называет «прокси-гражданством»; по его словам, «анонимность становится анафемой единодушию»(33).
Цифровая эра также привела к замещению гражданского образа мыслей духом индивидуализма и поглощенностью собственными идеями. Повседневная жизнь стала прагматичной. Сотовая связь позволяет находиться в постоянном контакте, при этом лишая человека «гражданского времени». Возможность заказать через Интернет что угодно, от бакалеи до книг и медицинской помощи, безусловно удобна, однако она порождает материализм, потребность в немедленном исполнении желаний и этику потребления (взамен этики ответственности). Как замечает Дэвид Брукс: «Мы опасаемся, что Америка погибнет вовсе не из-за перенапряженности, а по причине расслабленности, поскольку все больше американцев решают, что удовольствия громадной кухни куда более привлекательны, нежели конфликты и вызовы патриотизма»(34). Даже Томас Фридман, который в своих статьях обычно прославляет цифровую эру, позволил себе обратить внимание на ее «темную сторону». В статье «Кибернетическое крепостное право» он предупреждает, что нарастает «негативная реакция на распространение технических новинок… Сегодня вы вовлечены в поток взаимодействий, каждому из которых возможно уделить лишь толику внимания… Вы всегда „включены“. Вы настолько привыкли к этому, что не представляете себе иной жизни. А будучи постоянно включенным, на что вы больше всего похожи? Вот именно, на сервер. И это ведет к духовному опустошению»(35).
Вокруг нас изобилие признаков расцвета этики потребления. Спортивные автомобили заполонили американские шоссе и городские улицы. К 2000 году каждая вторая машина представляла собой спортивный автомобиль, минивэн или легкий грузовик. Да, спортивные автомобили обеспечивают комфорт и мощь. Но средний расход топлива у них составляет 1 галлон на 13 миль – сравним с 1 галлоном на более чем 30 миль у малолитражек, – посему они «подстегивают» энергопотребление и провоцируют глобальное потепление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136