https://www.dushevoi.ru/products/dushevye-kabiny/italiya/Jacuzzi/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

А отец еще долго не «признавался», пока настойчивые специалисты не добились своего: «Однако Сопруненко, вконец измучив следователей, все же начал говорить».
Так, понятно, ну что же он сказал?
Если отбросить в сторону все, что Елин домыслил от себя, то сказал он следующее: "…что заместитель Берии Кабулов в марте провел в НКВД совещание, на котором присутствовало человек 8-12.
— Нам дали по очереди прочитать письмо… Это было постановление Политбюро за подписью Сталина. Я помню слово «расстрелять».
Ну что же, давайте оценим правдивость этого показания. Ведь оно должно быть логически связано со всеми остальными надежными фактами, со всем тем, что мы знаем и о пленных, и о той эпохе.
65. Во-первых. Сопруненко не мог видеть никаких бумаг с таким решением, он не мог знать о том, что пленные расстреляны, иначе это обязательно сказалось бы на стиле и содержании всех последующих подписанных им документов. Поясню.
Когда осенью 1941 года Сталин начал разыскивать пленных офицеров, то в первую очередь вопросы поступали именно к Сопруненко, он становился виноватым. В это время он пишет несколько справок с грифом «совершенно секретно» и в них совершенно спокойно, без каких-либо попыток оправдаться, пишет, что пленные «убыли в УНКВД». Если бы он знал, что они расстреляны, то он автоматически, чтобы снять с себя ответственность, написал бы что-либо типа «По указанию политбюро» или «По указанию тов. Берии» и т.д. — попытался бы показать, что лично он в этом деле не замешан. Смотрите, вот он в плане розыска пленных пишет «Справку» о передаче части пленных немцам в октябре-ноябре 1939 года. Мало того, что он начинает ее словами «В соответствии с постановлением СНК Союза ССР N 1691-415 от 14 октября 1939 г…», но и заканчивает ее словами: «…Все принятые были отпущены по домам (и польские офицеры в числе 13757 принятых от немцев пленных — Ю.М.). Переговоры о порядке обмена вел тов. Потемкин (НКИД) с быв. немецким послом в СССР. Решением правительства, работа по обмену пленных была возложена на военное командование. На Управление по делам о военнопленных возлагалась доставка эшелонов с военнопленными к обменным пунктам». Вы видите у Сопруненко сомнения — а не будут ли сейчас наказывать за то, что в 1939 году пленных передали немцам? И он тут же указывает на виноватых — СНК, военное командование и Потемкин, — а свою роль сводит к чисто технической — «я тут не причем».
То, что он не делает подобного, отчитываясь о пленных, отправленных в УНКВД областей, свидетельствует о том, что в отношении их жизни у него нет ни малейшего сомнения.
66. Во-вторых. Это журналисту Елину можно писать, что пленные, прошедшие через Особое совещание, попали «на конвейер смерти». Сопруненко не дурак, он знал, что пленные готовились на Особом совещании, следовательно, знал, что они живы.
67. В-третьих. Он был слишком мелкой пешкой в государстве, чтобы ему показали решение Политбюро. В марте он был только майором армии, звание капитана Госбезопасности ему присвоили позже. Более того, его ведомство, все его подчиненные не имели никакого отношения к «расстрелу», будь действительно такой приказ Сталина, он бы не только его не видел, он бы даже случайно о нем не узнал.
Несколько другой пример. В начале 50-х годов МГБ раскрыло «шпионский центр» в Еврейском антифашистском комитете. Материалы уголовного дела докладывались на Политбюро три раза, член Политбюро Шкирятов выезжал в тюрьму и лично один на один переговорил со всеми подозреваемыми (все они подтвердили ему свой шпионаж). В результате Политбюро приняло решение судить изменников военным трибуналом и расстрелять. МГБ передало дело в военный трибунал, но решение Политбюро трибуналу не было показано. Генерал-лейтенант Чепцов — председатель трибуналадва месяца обивал пороги всех кабинетов, пытаясь узнать — правда ли, что Политбюро решило расстрелять? Он был у членов Политбюро Шкирятова и Маленкова, они ему подтвердили это решение, но самого решения ему, генерал-лейтенанту и председателю трибунала, никто не показал.
Ведь Политбюро не имело государственной власти, оно имело власть только над коммунистами. Это значит, что решение судить и расстрелять Еврейский антифашистский комитет было показано соответствующему коммунисту-прокурору и тот своей государственной властью прокурора направил дело в трибунал и там требовал от судей расстрела предателям. Но на суд по закону никто не имел права давить и судье никто этого решения не показал, как он ни добивался его увидеть.
Если бы Политбюро приняло решение расстрелять поляков, то это решение было бы показано только коммунисту Берии, а уж народный комиссар внутренних дел Берия своей законной властью и от себя лично дал бы соответствующие команды.
Совещание из 8-12 человек, глазеющих на «решение Политбюро» за подписью Сталина — это бред.
68. Правда, само совещание могло быть. Второй свидетель, начальник УНКВД Калининской области Токарев, которого тоже заставили вспомнить такое совещание, элементарно следователей перехитрил: «В марте 1940 года — я точно помню, мне тогда же присвоили звание майора безопасности, — меня, моего заместителя Павлова и коменданта нашего управления Рубанова вызвали в Москву… В Москве сразу к Кабулову. У него в кабинете человек 15 — 20, среди них начальники УНКВД Смоленской и Харьковской областей… Кабулов объявил, что есть указание высшей инстанции о расстреле представителей карательных органов Польской республики, захваченных в плен при вхождении на территории восточных областей Польши…»
Видите, хитрый старик, запутав следователей всякими подробностями, перечеркнул показания Сопруненко. Оказывается, на свидании у Кабулова никто не разглядывал подписи Сталина на решении Политбюро, а было указание Кабулова со ссылкой на «высшую инстанцию». И указание не польских офицеров расстрелять, а «представителей карательных органов», то есть коллег собравшихся на совещание, но только со стороны противника. Тех, кто занимался в Польше уничтожением коммунистов и сочувствующих СССР. Но ведь и их фактически не расстреливали. Прибывшие из Литвы летом 1940 года польские коллеги Кабулова даже через Особое совещание не прошли, оставались до амнистии в лагерях военнопленных.
69. В-четвертых. Сопруненко знал, что пленные не расстреляны, иначе он бы не требовал так строго изъять из учетных дел военнопленных все документы, представляющие оперативный интерес, включая фотографии.
Так что первый «свидетель», который должен был подтвердить версию Геббельса, подтвердил только, что бригаде Геббельса очень хочется найти такое подтверждение.
Но Анисимов (прокурор) и Третецкий (следователь) теперь имеют в связи с показаниями Сопруненко лишние хлопоты. Согласно статье 20 Уголовно-процессуального Кодекса России: «Суд, прокурор, следователь и лицо, производящее дознание, обязаны принять все предусмотренные законом меры для всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела, выявить как уличающие, так и оправдывающие обвиняемого, а также смягчающие и отягчающие его ответственность обстоятельства».
Поскольку показание Сопруненко никак не стыкуется ни с другими фактами, ни с другими показаниями, то Анисимову и Третецкому, прежде чем использовать его в деле, надо будет доказать, что:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
 https://sdvk.ru/Dushevie_kabini/100x80/s-nizkim-poddonom/ 

 Вайт Хилс Хайлэнд