Сигнал подчинения часто применяется собаками, когда они находятся вместе, и потому он легко различим. Так, если животное готово продемонстрировать свою подчиненность, пусть даже после жаркой схватки, оно отворачивает голову и подставляет взявшему верх сопернику самые уязвимые места (затылок и шейную вену). Это сдерживает агрессивность победителя, который может довольствоваться лишь чисто символическим укусом. Правда, недавно толкование Лоренца было опровергнуто Шенкелем, который дает иную трактовку, рассматривая подобное поведение как инверсию ролей. И все же повернутая в сторону от соперника голова и попытка избежать прямого взгляда – все это часто является проявлением подчиненности у животного.
Когда собака сталкивается с явной агрессивностью, видя, например, что противник приближается медленным уверенным шагом и с высоко поднятым хвостом, она может при желании тут же выразить свою подчиненность, которую Шенкель называет «активной подчиненностью». В ее поведении явно заметны все признаки зависимости: круп слегка опущен, хвост поджат, уши оттянуты назад и плотно прилегают к голове. Всем своим видом подчеркивая зависимое положение, собака касается мордой носа противника, начинает часто его облизывать или нежно прижимается к нему, не прилагая при этом никакой физической силы. Иногда она поднимает переднюю лапу, чтобы коснуться ею спины противника, или же поочередно отрывает от земли то одну, то другую переднюю лапу. Одновременно она машет хвостом вправо и влево или бьет им себя по задним лапам. Затем наступает черед так называемой пассивной подчиненности, когда собака, оказавшаяся в зависимом положении, ложится чуть на бок и на спину, чтобы дать обнюхать свой живот одержавшему верх противнику. И в этом случае ее уши плотно прижаты к голове, а хвост зажат между ног. Между активной и пассивной подчиненностью можно наблюдать и некоторые переходные стадии. Например, поверженная собака вся изгибается, чуть ли не касаясь шеей земли, и лишь морда слегка приподнята вверх в попытке лизнуть победителя, который иногда рычит и берет морду поверженного в свою пасть.
Интересно отметить, что собака использует те же сигналы подчинения, когда хочет выразить преданность своему хозяину.
Вполне очевидно происхождение двух основных форм проявления подчиненности. Как это часто случается с другими сигналами, и здесь речь идет о повадках, напоминающих поведение щенят, в котором можно отметить интересные черты эволюции основного значения сигналов. Так, при активном подчинении собака явно повторяет поведение щенка, вынуждающего родителей отрыгнуть часть пищи; в момент пассивной подчиненности также наблюдаются черты поведения щенка, который послушно подставляет свой живот матери, чтобы та обнюхала его и промассажировала заднюю часть туловища. В обоих случаях поведение щенка первоначально направлено к тому, чтобы вызвать к себе родительскую нежность и заботу. Но в нем заключен и вторичный сигнал, суть которого в сдерживании агрессивности взрослых.
В ходе эволюции поведения этот вторичный сигнал обрел наибольшее значение, в то время как исходный сигнал утратил свою первоначальную роль.
Будучи лисицей, запечатленной на собаку, Кочис в некотором смысле тоже превратился в собаку, являя собой прекрасный пример подчиненности как в щенячьем возрасте, так в конце концов и во взрослом состоянии. И как мы могли видеть, именно в ходе игр у него проявилось и окончательно утвердилось положение зависимости. Если у собак во время игр постоянно происходит чередование ролей от альфы до омеги, то у Кочиса, рожденного лисицей, роль всегда была одна: он упорно оставался в положении низшего, даже и тогда, когда стал взрослым. Его зависимое положение постоянно ставилось ему на вид другими собаками из привычного для лисенка окружения. Так, два пинчера – кобель черного окраса и старая сука с коричневой подпалиной – то и дело проявляли свое превосходство, поочередно делая садки на него. И хотя это поведение из арсенала чисто сексуальных сигналов утратило в этих ситуациях свой первоначальный смысл, по моему глубокому убеждению именно оно в значительной степени способствовало тому, что Кочис потерпел с Блюе полное фиаско.
Как правило, Кочис спокойно реагировал на такие проявления превосходства, оставаясь стоять на месте с опущенными ушами. В иных случаях, когда собаки предпринимали попытки взобраться на него, он растягивался на земле, попискивая и виляя хвостом. Но не всегда такая потешная форма проявления подчиненности сдерживала агрессивность наседающих собак, и тогда покусанный лисенок убегал и прятался в укромном месте. Не раз можно было видеть, как черный пинчер мочился на поверженного лисенка, как бы подчеркивая тем самым, что он – всего лишь предмет, которым можно обладать, и потому оставлял на нем свою пахучую метку.
Итак, те различия, которые особенно наглядно выявились во время щенячьих игр между собакой и лисицей, способствовали закреплению в лисенке положения подчиненности за одним лишь исключением, которое стало правилом. Однако то, о чем я хочу рассказать, к сожалению, не имело ничего общего с половым поведением и потому не могло способствовать успеху нашего эксперимента.
Лисенок неизменно проявлял свой строптивый нрав во время кормежки. Такие взрывы непокорности можно было искусственно вызывать и изучать. В этом случае лисица ведет себя иначе, нежели собака. Собаки (а особенно – волки) наиболее приспособлены к жизни в сообществе, что проявляется и во время их кормежки, когда налицо все признаки альтруизма, а именно: отрыгивание пищи для тех, кто не участвовал в охоте. Лисица же ведет себя более эгоистично. В связи с этим привожу выдержку из дневника Барилли.
Кочис ведет себя весьма курьезно (а может быть, вполне нормально для его вида) во время приема пищи. Если Блюе преспокойно подходит к миске и ест, не обращая никакого внимания на присутствие других собак, то лисенок набрасывается на пищу, стараясь ухватить кусок побольше, и, чуть ли не давясь, бежит с полной пастью в угол и там поедает свою долю. Покончив с одной порцией, он тут же бежит за другой. Вся эта беготня сопровождается визгом, рычанием и злобным решительным отталкиванием в сторону любого возможного соперника. Кочис вел себя подобным образом по отношению ко всем собакам из своего окружения, хотя в другое время они доминировали над ним. Действительно, такое поведение вполне естественно и характерно для лисиц. Об этом еще в 1965 году писал Пауль Лейхаузен, определивший эту черту в поведении лисиц как «относительное превосходство». Относительное, разумеется, для того, кому удается завладеть куском пищи. Стоит дать корм одновременно нескольким лисицам, как доминирующее положение моментально занимает та из них, которая первой овладеет добычей – независимо от иерархических отношений в данной группе. Это странное явление представляет собой прямую противоположность тому, как поедают свой корм куры. Среди этих домашних птиц иерархические отношения очень стабильны, и поэтому содержимое кормушки склевывается поочередно каждой курицей, а сам порядок клевания доподлинно воспроизводит – от альфы до омеги – существующие отношения зависимости в стае.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Когда собака сталкивается с явной агрессивностью, видя, например, что противник приближается медленным уверенным шагом и с высоко поднятым хвостом, она может при желании тут же выразить свою подчиненность, которую Шенкель называет «активной подчиненностью». В ее поведении явно заметны все признаки зависимости: круп слегка опущен, хвост поджат, уши оттянуты назад и плотно прилегают к голове. Всем своим видом подчеркивая зависимое положение, собака касается мордой носа противника, начинает часто его облизывать или нежно прижимается к нему, не прилагая при этом никакой физической силы. Иногда она поднимает переднюю лапу, чтобы коснуться ею спины противника, или же поочередно отрывает от земли то одну, то другую переднюю лапу. Одновременно она машет хвостом вправо и влево или бьет им себя по задним лапам. Затем наступает черед так называемой пассивной подчиненности, когда собака, оказавшаяся в зависимом положении, ложится чуть на бок и на спину, чтобы дать обнюхать свой живот одержавшему верх противнику. И в этом случае ее уши плотно прижаты к голове, а хвост зажат между ног. Между активной и пассивной подчиненностью можно наблюдать и некоторые переходные стадии. Например, поверженная собака вся изгибается, чуть ли не касаясь шеей земли, и лишь морда слегка приподнята вверх в попытке лизнуть победителя, который иногда рычит и берет морду поверженного в свою пасть.
Интересно отметить, что собака использует те же сигналы подчинения, когда хочет выразить преданность своему хозяину.
Вполне очевидно происхождение двух основных форм проявления подчиненности. Как это часто случается с другими сигналами, и здесь речь идет о повадках, напоминающих поведение щенят, в котором можно отметить интересные черты эволюции основного значения сигналов. Так, при активном подчинении собака явно повторяет поведение щенка, вынуждающего родителей отрыгнуть часть пищи; в момент пассивной подчиненности также наблюдаются черты поведения щенка, который послушно подставляет свой живот матери, чтобы та обнюхала его и промассажировала заднюю часть туловища. В обоих случаях поведение щенка первоначально направлено к тому, чтобы вызвать к себе родительскую нежность и заботу. Но в нем заключен и вторичный сигнал, суть которого в сдерживании агрессивности взрослых.
В ходе эволюции поведения этот вторичный сигнал обрел наибольшее значение, в то время как исходный сигнал утратил свою первоначальную роль.
Будучи лисицей, запечатленной на собаку, Кочис в некотором смысле тоже превратился в собаку, являя собой прекрасный пример подчиненности как в щенячьем возрасте, так в конце концов и во взрослом состоянии. И как мы могли видеть, именно в ходе игр у него проявилось и окончательно утвердилось положение зависимости. Если у собак во время игр постоянно происходит чередование ролей от альфы до омеги, то у Кочиса, рожденного лисицей, роль всегда была одна: он упорно оставался в положении низшего, даже и тогда, когда стал взрослым. Его зависимое положение постоянно ставилось ему на вид другими собаками из привычного для лисенка окружения. Так, два пинчера – кобель черного окраса и старая сука с коричневой подпалиной – то и дело проявляли свое превосходство, поочередно делая садки на него. И хотя это поведение из арсенала чисто сексуальных сигналов утратило в этих ситуациях свой первоначальный смысл, по моему глубокому убеждению именно оно в значительной степени способствовало тому, что Кочис потерпел с Блюе полное фиаско.
Как правило, Кочис спокойно реагировал на такие проявления превосходства, оставаясь стоять на месте с опущенными ушами. В иных случаях, когда собаки предпринимали попытки взобраться на него, он растягивался на земле, попискивая и виляя хвостом. Но не всегда такая потешная форма проявления подчиненности сдерживала агрессивность наседающих собак, и тогда покусанный лисенок убегал и прятался в укромном месте. Не раз можно было видеть, как черный пинчер мочился на поверженного лисенка, как бы подчеркивая тем самым, что он – всего лишь предмет, которым можно обладать, и потому оставлял на нем свою пахучую метку.
Итак, те различия, которые особенно наглядно выявились во время щенячьих игр между собакой и лисицей, способствовали закреплению в лисенке положения подчиненности за одним лишь исключением, которое стало правилом. Однако то, о чем я хочу рассказать, к сожалению, не имело ничего общего с половым поведением и потому не могло способствовать успеху нашего эксперимента.
Лисенок неизменно проявлял свой строптивый нрав во время кормежки. Такие взрывы непокорности можно было искусственно вызывать и изучать. В этом случае лисица ведет себя иначе, нежели собака. Собаки (а особенно – волки) наиболее приспособлены к жизни в сообществе, что проявляется и во время их кормежки, когда налицо все признаки альтруизма, а именно: отрыгивание пищи для тех, кто не участвовал в охоте. Лисица же ведет себя более эгоистично. В связи с этим привожу выдержку из дневника Барилли.
Кочис ведет себя весьма курьезно (а может быть, вполне нормально для его вида) во время приема пищи. Если Блюе преспокойно подходит к миске и ест, не обращая никакого внимания на присутствие других собак, то лисенок набрасывается на пищу, стараясь ухватить кусок побольше, и, чуть ли не давясь, бежит с полной пастью в угол и там поедает свою долю. Покончив с одной порцией, он тут же бежит за другой. Вся эта беготня сопровождается визгом, рычанием и злобным решительным отталкиванием в сторону любого возможного соперника. Кочис вел себя подобным образом по отношению ко всем собакам из своего окружения, хотя в другое время они доминировали над ним. Действительно, такое поведение вполне естественно и характерно для лисиц. Об этом еще в 1965 году писал Пауль Лейхаузен, определивший эту черту в поведении лисиц как «относительное превосходство». Относительное, разумеется, для того, кому удается завладеть куском пищи. Стоит дать корм одновременно нескольким лисицам, как доминирующее положение моментально занимает та из них, которая первой овладеет добычей – независимо от иерархических отношений в данной группе. Это странное явление представляет собой прямую противоположность тому, как поедают свой корм куры. Среди этих домашних птиц иерархические отношения очень стабильны, и поэтому содержимое кормушки склевывается поочередно каждой курицей, а сам порядок клевания доподлинно воспроизводит – от альфы до омеги – существующие отношения зависимости в стае.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33