Одетая в пятнистое леопардовое пальто поверх ярко-красного платья, в восточной шляпе на темных волосах, она, на взгляд лондонцев, выглядела весьма сомнительно. Джонни взглянул на инспектора и выпустил кольцо дыма.
Хью медленно пошел по коридору, стараясь отделаться от видений.
Тут дверь его кабинета быстро открылась и закрылась. По коридору шла мисс Прюнелла Уоттс, его личная секретарша, с пачкой бумаг под мышкой.
Не блиставшая, может быть, красотой, мисс Уоттс всегда отличалась сочувственной доброжелательностью и глубокой чуткостью. В данный момент у нее отвисла челюсть. Она вцепилась в бумаги, собираясь завизжать, потом еле слышно шепнула:
— Мистер Хью…
— Прошу прощения, мисс Уоттс, что тут странного? Надеюсь, мы с вами и прежде встречались?
Мисс Уоттс, как говорится, не смогла с собой совладать. Издав нервный тихий смешок по примеру Сесиль, она метнулась к себе, словно встретилась с привидением.
Шагая к своему кабинету, Хью заметил приоткрытую дверь Джима Вогана. Остановился перед ней, широко распахнул.
Сидя за письменным столом, Джим разговаривал с кем-то, невидимым за дверной створкой. Справа от стола на полном виду сидела в кресле сестра Хью, Моника.
— …итак, по словам Моники… — говорил Джим невидимому собеседнику, а потом взглянул в сторону.
Он всегда старался безупречно одеваться в присутствии невесты. Лоб и нос темноволосой Моники в профиль напоминали лезвия ножей, хотя анфас она выглядела просто хорошенькой добродушной девушкой двадцати с лишним лет, роскошно одетой, с надутыми, как в детстве, губками, когда она собирала гостей, предлагая им выбрать фамилии пэров из дворянских справочников «Дебретт» или «Брук».
Песочные брови Джима вздернулись над яркими голубыми глазами. Он вскочил в инстинктивном дружеском порыве, горячо воскликнул:
— Боже мой! Хью, старина! Скажи на милость… — и выскочил из-за стола.
Моника взглядом остановила его:
— Не забывайся, Джим. Когда к тебе приходят клиенты, о них докладывает секретарша.
Хью посмотрел на нее и закрыл дверь.
Он прошел чуть дальше, открыл дверь своего кабинета, вошел, тихо закрыл ее за собой, повесил на вешалку шляпу, пальто, сунул в карман перчатки.
В топке камина за черным кожаным диваном снова с ревом пылал огонь. За письменным столом, повернувшись широкой спиной к двери, сверкая в свете настольной лампы серебряным ежиком седеющих волос, сидел мистер Чарлз Грандисон Прентис.
Дядя Чарлз просматривал небольшую стопку документов. Ящики письменного стола Хью были выдвинуты, равно как и ящики зеленоватого металлического картотечного шкафа, стоявшего между двумя окнами справа.
Оттуда были вытащены все документы, письма, ревностно хранимые бумаги. Кто-то рвал их на клочки и бросал в мусорную корзинку. Правда, многие были сложены в высокие аккуратные стопки — на столе, на верхней полке архивного шкафа, на диване. В мусорной корзинке валялись деловые и личные письма, выхваченные охапками из нижнего ящика картотеки вместе с детективными романами, презрительно сваленными в корзинку. Дядя Чарлз не оглянулся. С прочими собеседниками, кроме клиентов, он всегда разговаривал высокомерным, не слишком приятным тоном.
— Я вас не вызывал, мисс Уоттс.
— Правильно, — коротко ответил Хью. — И меня тоже не вызывали. А я все-таки здесь.
Казалось, ничто не способно было удивить, озадачить и вывести из себя дядю Чарлза. Он медленно повернулся в вертящемся кресле, шевельнул тяжелым подбородком, вновь надвинув нижнюю губу на верхнюю, и опустил веки. Лицо его выражало лишь усталое терпение.
— Опять ты? — спросил он.
— Теперь вы меня хотя бы узнали.
Дядя Чарлз проигнорировал этот ответ, сохраняя неколебимое спокойствие.
— Видно, снова удрал от полиции. Если рассчитываешь найти здесь убежище, то, боюсь, ты ошибаешься. — Рука дяди Чарлза потянулась к телефону.
— Хотите позвонить в полицию?
— Разумеется. А куда же еще?
— Нет такой необходимости. Инспектор Дафф сейчас в приемной. Полицейские машины стоят вокруг дома. Достаточно просто крикнуть.
— Значит, тебя сюда доставили как арестованного?
— Нет, — четко ответил Хью. — Некое подспудное чувство, которое я не могу объяснить, говорит мне, что меня никогда не арестуют. А вы в данный момент не собираетесь ли тайком ознакомиться с моими бумагами, вытаскивая их из моего письменного стола?
— Нет. Поскольку ты уже не служишь в фирме, то автоматически исключен из регистра…
Казалось, будто могучая фигура дяди Чарлза передернула плечами. Он дотронулся до белой гардении в петлице и вдруг устало поднял веки.
— Много лет я старался понять тебя, Хью. И не смог. Могу только заключить: ты очень похож па своего покойного отца.
В пылавшем камине треснул кусок угля, вспыхнуло пламя. Хью сделал шаг вперед.
Дядя Чарлз холодно поднял руку:
— Пожалуйста, учти, я не сказал ничего оскорбительного о твоем отце. Он был моим старшим братом и блистательным барристером, по мнению многих. — Последние слова были сказаны ироническим тоном. В топке пыхнул другой кусок угля. — Но, — продолжал дядя Чарлз, — почти столь же небрежно, как ты, относился к своему общественному долгу. Сильно пил — ты ведь этого не отрицаешь? Бегал за распутными женщинами — не будешь отрицать? Потерял клиентов. Я изо всех сил старался не допустить публичного скандала.
— А теперь послушайте меня, — тихим дрожащим голосом проговорил Хью. — Вы хотите сказать, мой отец без должного почтения относился к деньгам?
— Вот именно. Хочешь возразить?
— Эта контора, — Хью обвел рукой вокруг, — существует двести лет и теперь погибает. Он вас в нее привел. Он вас финансировал. В молодости поставил вас на йоги и поддерживал, пока вы в том нуждались…
— Разве я это когда-нибудь отрицал? — спросил дядя Чарлз, еще сильней задирая верхнюю губу. — Разве я не выполнял свои обязательства по отношению к его детям? — Лицо дяди Чарлза приобрело подозрительно безмятежное выражение. — Нет, нет, Хью. Это не поможет.
— Что не поможет? Если я сверну вам шею, черт побери, как вы того заслуживаете?
— И что ты от этого выиграешь? Хватит глупостей. Ты романтик вроде своего отца. Такой же донкихот. Он не видел реального мира.
— Что вы хотите сказать?…
— Правду, — спокойно объявил дядя Чарлз. — Зачастую она неприятна. Так что это ему дало? По-моему, ты всегда восхищался отцом. Будь у тебя в детстве побольше самоуверенности, ты бы не послушался меня и стал бы барристером, как отец. К сожалению, никто не разделял твоего мнения об отце. Твоя мать его бросила. Он умер рано, в пятьдесят два года, никем не оплаканный. Спроси собственную сестру хоть сейчас, что она о нем думает. Я ее не настраивал против него. Просто возьми и спроси.
Хью не мог смотреть ему в глаза. Он отвернулся, ничего не видя, кроме мусорной корзинки, полной книжек в кричащих обложках.
— Хочешь мне возразить, Хью?
— Я никогда не встречал человека лучше его.
Дядя Чарлз вздохнул:
— Я не сомневаюсь, что так ты и думаешь. Очень жаль. Ты не видишь, что происходит на белом свете. Выбрал собственный путь…
— И не жалею об этом, спасибо!
— Ожидая неизбежного ареста за убийство? Довольно молоть чепуху, — усмехнулся дядя Чарлз, но взял себя в руки. — Позволь тебе откровенно сказать. Ты заводишь друзей по своему усмотрению, совершенно не думая о полезности дружеских связей, отказываешься от приглашений в приличное общество и даже, как я слышал, посмеиваешься над тем, что ныне называют «контактами».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Хью медленно пошел по коридору, стараясь отделаться от видений.
Тут дверь его кабинета быстро открылась и закрылась. По коридору шла мисс Прюнелла Уоттс, его личная секретарша, с пачкой бумаг под мышкой.
Не блиставшая, может быть, красотой, мисс Уоттс всегда отличалась сочувственной доброжелательностью и глубокой чуткостью. В данный момент у нее отвисла челюсть. Она вцепилась в бумаги, собираясь завизжать, потом еле слышно шепнула:
— Мистер Хью…
— Прошу прощения, мисс Уоттс, что тут странного? Надеюсь, мы с вами и прежде встречались?
Мисс Уоттс, как говорится, не смогла с собой совладать. Издав нервный тихий смешок по примеру Сесиль, она метнулась к себе, словно встретилась с привидением.
Шагая к своему кабинету, Хью заметил приоткрытую дверь Джима Вогана. Остановился перед ней, широко распахнул.
Сидя за письменным столом, Джим разговаривал с кем-то, невидимым за дверной створкой. Справа от стола на полном виду сидела в кресле сестра Хью, Моника.
— …итак, по словам Моники… — говорил Джим невидимому собеседнику, а потом взглянул в сторону.
Он всегда старался безупречно одеваться в присутствии невесты. Лоб и нос темноволосой Моники в профиль напоминали лезвия ножей, хотя анфас она выглядела просто хорошенькой добродушной девушкой двадцати с лишним лет, роскошно одетой, с надутыми, как в детстве, губками, когда она собирала гостей, предлагая им выбрать фамилии пэров из дворянских справочников «Дебретт» или «Брук».
Песочные брови Джима вздернулись над яркими голубыми глазами. Он вскочил в инстинктивном дружеском порыве, горячо воскликнул:
— Боже мой! Хью, старина! Скажи на милость… — и выскочил из-за стола.
Моника взглядом остановила его:
— Не забывайся, Джим. Когда к тебе приходят клиенты, о них докладывает секретарша.
Хью посмотрел на нее и закрыл дверь.
Он прошел чуть дальше, открыл дверь своего кабинета, вошел, тихо закрыл ее за собой, повесил на вешалку шляпу, пальто, сунул в карман перчатки.
В топке камина за черным кожаным диваном снова с ревом пылал огонь. За письменным столом, повернувшись широкой спиной к двери, сверкая в свете настольной лампы серебряным ежиком седеющих волос, сидел мистер Чарлз Грандисон Прентис.
Дядя Чарлз просматривал небольшую стопку документов. Ящики письменного стола Хью были выдвинуты, равно как и ящики зеленоватого металлического картотечного шкафа, стоявшего между двумя окнами справа.
Оттуда были вытащены все документы, письма, ревностно хранимые бумаги. Кто-то рвал их на клочки и бросал в мусорную корзинку. Правда, многие были сложены в высокие аккуратные стопки — на столе, на верхней полке архивного шкафа, на диване. В мусорной корзинке валялись деловые и личные письма, выхваченные охапками из нижнего ящика картотеки вместе с детективными романами, презрительно сваленными в корзинку. Дядя Чарлз не оглянулся. С прочими собеседниками, кроме клиентов, он всегда разговаривал высокомерным, не слишком приятным тоном.
— Я вас не вызывал, мисс Уоттс.
— Правильно, — коротко ответил Хью. — И меня тоже не вызывали. А я все-таки здесь.
Казалось, ничто не способно было удивить, озадачить и вывести из себя дядю Чарлза. Он медленно повернулся в вертящемся кресле, шевельнул тяжелым подбородком, вновь надвинув нижнюю губу на верхнюю, и опустил веки. Лицо его выражало лишь усталое терпение.
— Опять ты? — спросил он.
— Теперь вы меня хотя бы узнали.
Дядя Чарлз проигнорировал этот ответ, сохраняя неколебимое спокойствие.
— Видно, снова удрал от полиции. Если рассчитываешь найти здесь убежище, то, боюсь, ты ошибаешься. — Рука дяди Чарлза потянулась к телефону.
— Хотите позвонить в полицию?
— Разумеется. А куда же еще?
— Нет такой необходимости. Инспектор Дафф сейчас в приемной. Полицейские машины стоят вокруг дома. Достаточно просто крикнуть.
— Значит, тебя сюда доставили как арестованного?
— Нет, — четко ответил Хью. — Некое подспудное чувство, которое я не могу объяснить, говорит мне, что меня никогда не арестуют. А вы в данный момент не собираетесь ли тайком ознакомиться с моими бумагами, вытаскивая их из моего письменного стола?
— Нет. Поскольку ты уже не служишь в фирме, то автоматически исключен из регистра…
Казалось, будто могучая фигура дяди Чарлза передернула плечами. Он дотронулся до белой гардении в петлице и вдруг устало поднял веки.
— Много лет я старался понять тебя, Хью. И не смог. Могу только заключить: ты очень похож па своего покойного отца.
В пылавшем камине треснул кусок угля, вспыхнуло пламя. Хью сделал шаг вперед.
Дядя Чарлз холодно поднял руку:
— Пожалуйста, учти, я не сказал ничего оскорбительного о твоем отце. Он был моим старшим братом и блистательным барристером, по мнению многих. — Последние слова были сказаны ироническим тоном. В топке пыхнул другой кусок угля. — Но, — продолжал дядя Чарлз, — почти столь же небрежно, как ты, относился к своему общественному долгу. Сильно пил — ты ведь этого не отрицаешь? Бегал за распутными женщинами — не будешь отрицать? Потерял клиентов. Я изо всех сил старался не допустить публичного скандала.
— А теперь послушайте меня, — тихим дрожащим голосом проговорил Хью. — Вы хотите сказать, мой отец без должного почтения относился к деньгам?
— Вот именно. Хочешь возразить?
— Эта контора, — Хью обвел рукой вокруг, — существует двести лет и теперь погибает. Он вас в нее привел. Он вас финансировал. В молодости поставил вас на йоги и поддерживал, пока вы в том нуждались…
— Разве я это когда-нибудь отрицал? — спросил дядя Чарлз, еще сильней задирая верхнюю губу. — Разве я не выполнял свои обязательства по отношению к его детям? — Лицо дяди Чарлза приобрело подозрительно безмятежное выражение. — Нет, нет, Хью. Это не поможет.
— Что не поможет? Если я сверну вам шею, черт побери, как вы того заслуживаете?
— И что ты от этого выиграешь? Хватит глупостей. Ты романтик вроде своего отца. Такой же донкихот. Он не видел реального мира.
— Что вы хотите сказать?…
— Правду, — спокойно объявил дядя Чарлз. — Зачастую она неприятна. Так что это ему дало? По-моему, ты всегда восхищался отцом. Будь у тебя в детстве побольше самоуверенности, ты бы не послушался меня и стал бы барристером, как отец. К сожалению, никто не разделял твоего мнения об отце. Твоя мать его бросила. Он умер рано, в пятьдесят два года, никем не оплаканный. Спроси собственную сестру хоть сейчас, что она о нем думает. Я ее не настраивал против него. Просто возьми и спроси.
Хью не мог смотреть ему в глаза. Он отвернулся, ничего не видя, кроме мусорной корзинки, полной книжек в кричащих обложках.
— Хочешь мне возразить, Хью?
— Я никогда не встречал человека лучше его.
Дядя Чарлз вздохнул:
— Я не сомневаюсь, что так ты и думаешь. Очень жаль. Ты не видишь, что происходит на белом свете. Выбрал собственный путь…
— И не жалею об этом, спасибо!
— Ожидая неизбежного ареста за убийство? Довольно молоть чепуху, — усмехнулся дядя Чарлз, но взял себя в руки. — Позволь тебе откровенно сказать. Ты заводишь друзей по своему усмотрению, совершенно не думая о полезности дружеских связей, отказываешься от приглашений в приличное общество и даже, как я слышал, посмеиваешься над тем, что ныне называют «контактами».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52