Отряд, собранный по этому случаю, был, быть может, самым крупным воинским соединением, когда-либо сформированным англичанами в своих колониях в те давние дни. Он насчитывал тысячу человек, значительную часть которых составляла кавалерия, — род войск, как показал весь последующий опыт, превосходно приспособленный для операций против такого подвижного и хитрого врага.
Нападение было предпринято в разгар зимы и оказалось крайне разрушительным для осажденных. Оборона Конанчета, молодого сахема наррагансетов, была, во всяком случае, по мужеству и сообразительности достойна его высокого положения, и победа досталась колонистам не без серьезных потерь. Туземный вождь собрал своих воинов и занял позиции на небольшом пространстве твердой земли, расположенной в центре густо заросшего лесом болота, а приготовления к отпору обнаружили хорошее знакомство с военным опытом белого человека. Здесь были и брустверы из кольев, и своего рода редуты, и выстроенный по всем правилам блокгауз — и все это надо было преодолеть, прежде чем колонисты смогли проникнуть в саму укрепленную деревню. Первые попытки оказались безуспешными, и индейцы отбросили своих врагов с потерями для них. Но более совершенное оружие и большая согласованность в конце концов одержали верх, хотя и не без боя, продолжавшегося много часов, пока обороняющиеся практически не были окружены.
События того памятного дня произвели глубокое впечатление на души людей, которых редко задевали какие бы то ни было события значительного и волнующего характера. Все же это была тема для серьезного и нередко грустного разговора вокруг домашнего очага колонистов, да и победа досталась не без помощи побочных обстоятельств, способствовавших, какими бы неизбежными они ни были, росту сомнений в душах совестливых приверженцев религии в том, что касалось правомочности их дела. Говорили, что была сожжена деревня из шестисот хижин и что пламя поглотило сотни убитых и раненых. Полагали, что до тысячи воинов потеряли жизнь в этой битве и, как считали, сила народа была сломлена навсегда. Среди самих колонистов было много пострадавших, и в очень многие семьи вместе с вестью о победе пришла скорбь.
В этой вылазке большинство людей из Виш-Тон-Виша под командованием Контента были заметными участниками. Не обошлось без потерь. Но они убежденно надеялись, что их мужество будет вознаграждено длительным миром, которого они больше всего желали, учитывая свое отдаленное и угрожаемое расположение.
Между тем наррагансеты были далеко не покорены. На всем протяжении этого немилосердного периода они являлись причиной тревоги для жителей пограничья, а в одном-двух случаях их новый сахем предпринял знаменательную месть за ужасное сражение, в котором его люди понесли такие тяжелые потери. С приходом весны нападения участились, а вероятность опасности возросла настолько, что потребовала вновь призвать колонистов к оружию. Гонец, представший в последней главе, имел поручение по делу, относившемуся к событиям этой войны. И как раз по поводу особого сообщения большой срочности он и просил теперь о тайной встрече с главой военной силы долины.
— Тебе надлежит действовать немедля, капитан Хиткоут, — сказал проделавший трудную дорогу путник, оказавшись наедине с Контентом. — Приказы его чести требуют не жалеть ни кнута, ни шпор, пока старшины пограничья не будут предупреждены насчет положения колонии в настоящее время.
— Разве случилось нечто чрезвычайное, что его честь полагает, будто есть необходимость в особой бдительности? Мы надеялись, что молитвы благочестивых не остались втуне и что мирное время готово прийти на смену насилию, невольными зрителями которого мы, связанные договорами, к несчастью, оказались. Кровавое нападение Петтиквамскота жестоко потрясло наши души — нет, оно даже вызвало сомнения в правомочности некоторых наших поступков.
— В тебе живет похвальный дух всепрощения, капитан Хиткоут, иначе ты припомнил бы и другие случаи, кроме тех, что имеют отношение к наказанию столь наглого врага. На реке рассказывают, что в долину Виш-Тон-Виш в свое время наведались дикари, и люди много говорят о несчастьях, перенесенных ее владельцами в связи с этим прискорбным случаем.
— Правду нельзя отрицать, даже если это во благо. Верно, что мне и моим родичам выпало много страданий из-за нападения, о коем ты говоришь. Тем не менее мы всегда старались смотреть на это скорее как на милосердное наказание, ниспосланное за разнообразные грехи, чем как на тему, о которой стоит вспоминать, дабы подогревать страсти в то время, как по здравому смыслу и из чувства милосердия их следует подавлять, насколько позволит слабая природа человека.
— Это правильно, капитан Хиткоут, и полностью соответствует самим принятым догматам, — отвечал незнакомец, слегка зевая то ли из-за того, что не отдохнул как следует предыдущей ночью, то ли из нерасположенности к столь серьезной теме, — но это мало связано с нынешними задачами. Мое поручение больше касается дальнейшего разгрома индейцев, чем всяких внутренних изысканий по поводу наших собственных дурных предчувствий насчет правомерности любых действий, имеющих отношение к долгу самозащиты. Нет ни одного недостойного жителя Коннектикутской колонии, сэр, который приложил больше усилий, чтобы взрастить такую нежную вещь, как совесть, чем жалкий грешник, стоящий перед тобой, ибо мне дано великое счастье пребывать под сенью духа, коего мало кто из смертных превосходит в том, что касается ценных даров. Я говорю сейчас о докторе Калвине Поупе, самом достойном и умиротворяющем душу богослове, человеке, который не пожалеет стрекала, если совесть нуждается в уколе, не промедлит утешить того, кто созерцает свое разоренное имение, человеке, который никогда не устает проявлять милосердие и смирение духа, терпение к промахам друзей и прощение врагов, считая это наиглавнейшими признаками нового нравственного бытия; и потому очень мало оснований не доверять духовной правоте всех, кто внимает богатствам его речей. Но когда это становится вопросом жизни или смерти, вопросом о господстве и владении этими прекрасными землями, кои даровал Господь, — что ж, сэр, тогда я говорю, что, подобно израильтянам, имевшим дело с погрязшими в грехах захватчиками из Ханаана, нам надлежит хранить верность друг другу и смотреть на язычников очами недоверия.
— Возможно, в том, что ты говоришь, и есть резон, — заметил Контент печально. — Но все же правомерно скорбеть даже о необходимости, если она ведет ко всем этим распрям. Я надеялся, что те, кто руководит советниками колонии, могут прибегнуть к менее насильственным средствам убеждения, дабы вернуть дикарей к разуму, чем те, что исходят из применения вооруженной силы. Какого рода твое особое поручение?
— Большой срочности, сэр, как будет видно в ходе изложения, — отвечал тот, понизив голос, как человек, который привык к драматической стороне дипломатии, но который мог бы оказаться неловким в ее более интеллектуальных воплощениях. — Ты участвовал в деле наказания Петтиквамскота и не нуждаешься в напоминании о том, как Господь поступил с нашими врагами в тот день его благорасположения к нам. Но, может быть, человеку, живущему в таком отдалении от беспокойных и повседневных деяний христианского сообщества, неизвестно, как дикари восприняли наказание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Нападение было предпринято в разгар зимы и оказалось крайне разрушительным для осажденных. Оборона Конанчета, молодого сахема наррагансетов, была, во всяком случае, по мужеству и сообразительности достойна его высокого положения, и победа досталась колонистам не без серьезных потерь. Туземный вождь собрал своих воинов и занял позиции на небольшом пространстве твердой земли, расположенной в центре густо заросшего лесом болота, а приготовления к отпору обнаружили хорошее знакомство с военным опытом белого человека. Здесь были и брустверы из кольев, и своего рода редуты, и выстроенный по всем правилам блокгауз — и все это надо было преодолеть, прежде чем колонисты смогли проникнуть в саму укрепленную деревню. Первые попытки оказались безуспешными, и индейцы отбросили своих врагов с потерями для них. Но более совершенное оружие и большая согласованность в конце концов одержали верх, хотя и не без боя, продолжавшегося много часов, пока обороняющиеся практически не были окружены.
События того памятного дня произвели глубокое впечатление на души людей, которых редко задевали какие бы то ни было события значительного и волнующего характера. Все же это была тема для серьезного и нередко грустного разговора вокруг домашнего очага колонистов, да и победа досталась не без помощи побочных обстоятельств, способствовавших, какими бы неизбежными они ни были, росту сомнений в душах совестливых приверженцев религии в том, что касалось правомочности их дела. Говорили, что была сожжена деревня из шестисот хижин и что пламя поглотило сотни убитых и раненых. Полагали, что до тысячи воинов потеряли жизнь в этой битве и, как считали, сила народа была сломлена навсегда. Среди самих колонистов было много пострадавших, и в очень многие семьи вместе с вестью о победе пришла скорбь.
В этой вылазке большинство людей из Виш-Тон-Виша под командованием Контента были заметными участниками. Не обошлось без потерь. Но они убежденно надеялись, что их мужество будет вознаграждено длительным миром, которого они больше всего желали, учитывая свое отдаленное и угрожаемое расположение.
Между тем наррагансеты были далеко не покорены. На всем протяжении этого немилосердного периода они являлись причиной тревоги для жителей пограничья, а в одном-двух случаях их новый сахем предпринял знаменательную месть за ужасное сражение, в котором его люди понесли такие тяжелые потери. С приходом весны нападения участились, а вероятность опасности возросла настолько, что потребовала вновь призвать колонистов к оружию. Гонец, представший в последней главе, имел поручение по делу, относившемуся к событиям этой войны. И как раз по поводу особого сообщения большой срочности он и просил теперь о тайной встрече с главой военной силы долины.
— Тебе надлежит действовать немедля, капитан Хиткоут, — сказал проделавший трудную дорогу путник, оказавшись наедине с Контентом. — Приказы его чести требуют не жалеть ни кнута, ни шпор, пока старшины пограничья не будут предупреждены насчет положения колонии в настоящее время.
— Разве случилось нечто чрезвычайное, что его честь полагает, будто есть необходимость в особой бдительности? Мы надеялись, что молитвы благочестивых не остались втуне и что мирное время готово прийти на смену насилию, невольными зрителями которого мы, связанные договорами, к несчастью, оказались. Кровавое нападение Петтиквамскота жестоко потрясло наши души — нет, оно даже вызвало сомнения в правомочности некоторых наших поступков.
— В тебе живет похвальный дух всепрощения, капитан Хиткоут, иначе ты припомнил бы и другие случаи, кроме тех, что имеют отношение к наказанию столь наглого врага. На реке рассказывают, что в долину Виш-Тон-Виш в свое время наведались дикари, и люди много говорят о несчастьях, перенесенных ее владельцами в связи с этим прискорбным случаем.
— Правду нельзя отрицать, даже если это во благо. Верно, что мне и моим родичам выпало много страданий из-за нападения, о коем ты говоришь. Тем не менее мы всегда старались смотреть на это скорее как на милосердное наказание, ниспосланное за разнообразные грехи, чем как на тему, о которой стоит вспоминать, дабы подогревать страсти в то время, как по здравому смыслу и из чувства милосердия их следует подавлять, насколько позволит слабая природа человека.
— Это правильно, капитан Хиткоут, и полностью соответствует самим принятым догматам, — отвечал незнакомец, слегка зевая то ли из-за того, что не отдохнул как следует предыдущей ночью, то ли из нерасположенности к столь серьезной теме, — но это мало связано с нынешними задачами. Мое поручение больше касается дальнейшего разгрома индейцев, чем всяких внутренних изысканий по поводу наших собственных дурных предчувствий насчет правомерности любых действий, имеющих отношение к долгу самозащиты. Нет ни одного недостойного жителя Коннектикутской колонии, сэр, который приложил больше усилий, чтобы взрастить такую нежную вещь, как совесть, чем жалкий грешник, стоящий перед тобой, ибо мне дано великое счастье пребывать под сенью духа, коего мало кто из смертных превосходит в том, что касается ценных даров. Я говорю сейчас о докторе Калвине Поупе, самом достойном и умиротворяющем душу богослове, человеке, который не пожалеет стрекала, если совесть нуждается в уколе, не промедлит утешить того, кто созерцает свое разоренное имение, человеке, который никогда не устает проявлять милосердие и смирение духа, терпение к промахам друзей и прощение врагов, считая это наиглавнейшими признаками нового нравственного бытия; и потому очень мало оснований не доверять духовной правоте всех, кто внимает богатствам его речей. Но когда это становится вопросом жизни или смерти, вопросом о господстве и владении этими прекрасными землями, кои даровал Господь, — что ж, сэр, тогда я говорю, что, подобно израильтянам, имевшим дело с погрязшими в грехах захватчиками из Ханаана, нам надлежит хранить верность друг другу и смотреть на язычников очами недоверия.
— Возможно, в том, что ты говоришь, и есть резон, — заметил Контент печально. — Но все же правомерно скорбеть даже о необходимости, если она ведет ко всем этим распрям. Я надеялся, что те, кто руководит советниками колонии, могут прибегнуть к менее насильственным средствам убеждения, дабы вернуть дикарей к разуму, чем те, что исходят из применения вооруженной силы. Какого рода твое особое поручение?
— Большой срочности, сэр, как будет видно в ходе изложения, — отвечал тот, понизив голос, как человек, который привык к драматической стороне дипломатии, но который мог бы оказаться неловким в ее более интеллектуальных воплощениях. — Ты участвовал в деле наказания Петтиквамскота и не нуждаешься в напоминании о том, как Господь поступил с нашими врагами в тот день его благорасположения к нам. Но, может быть, человеку, живущему в таком отдалении от беспокойных и повседневных деяний христианского сообщества, неизвестно, как дикари восприняли наказание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142