Оказывается, Вальдемар не переставая что-то говорил, я отвлеклась, уловила за хвост последнюю фразу:
— …а у меня есть знакомый шлифовальщик, только пусть пани никому не говорит. Получится, смогу продать готовые, а не получится — тоже неплохо заплатят, как минимум в пять раз больше, чем обычно.
Я стала ломать голову, зачем японцам шарики из янтаря. Для чёток? Минутку, кто они, японцы? Буддисты или последователи Конфуция? Вот если бы они были мусульманами, тогда понятно, мусульмане перебирают чётки, перебирали ещё во времена крестовых походов, а может, и того раньше. Наверняка сейчас тоже перебирают. Но буддисты… А кроме того, на чётки идут мелкие шарики, японцы желают, наоборот, крупные. Зачем им шарики?
— Они в них дырки просверливают?
— Нет, дырок не требуют. Может, там, у себя, и просверливают, у нас же берут целые.
— Интересно, для чего они им?
Мы стали вместе ломать головы. Вальдемар высказал предположение, что шарики нужны японцам для какой-то японской национальной игры. Я подумала об украшениях. Скажем, янтарный шарик в золотой сеточке? А может, для ритуального одеяния? Или применяют их в промышленности, японцы со страшной силой всех в этом деле опережают, — возможно, используются особые свойства янтаря, например в электронике…
Нам так и не удалось разгадать загадочное пристрастие японцев, зато Вальдемар нашёл в одном янтаре сразу трех маленьких мушек, которые великолепно просматривались не только через лупу, но и невооружённым глазом. Тут я вспомнила и о своей загадке.
— Да, кстати, пан Вальдемар, есть тут у вас один такой… рыбак наверное, ему за шестьдесят, но держится молодцом, высокий и стройный. По берегу ходит с сеткой, но в море не залезает, а я помню — семнадцать лет назад залезал. Такой красивый, без бороды и усов, брови ровные, нос прямой. Что ещё сказать? Ну да я вам его описала. Кто он?
— Терличак, рыбак. Факт, уже не рыбачит, да и зачем, сыновья ловят. Пятеро у него сыновей, двое в Песках ловят, один в Крынице, один в Стегне, а последний вовсе уехал, на флот подался. Правильно сделал, от папаши подальше. А Терличаку работать уже без надобности, он и без того богатый. Видели вон тот большой дом? Его. А что?
— Не нравится он мне. Вечно таскается за мной по пятам, а сегодня и вовсе ерунду какую-то нёс.
— Какую же?
— Я не совсем поняла, но вроде бы намекал, будто я разбогатела на янтаре. Непонятно, откуда такое ему в голову пришло. И о мухах. Вдруг принялся поучать меня, дескать, в янтаре иногда попадаются мухи. Я что, выгляжу такой идиоткой?
— Мухи?.. — протянул Вальдемар и, оторвавшись от своих сокровищ, как-то странно посмотрел на меня. — Ну-ну…
— Что «ну-ну»? — возмутилась я. — Теперь вы начинаете. В чем дело?
— А вы не догадываетесь? А, правда, ведь пани не знает…
— Чего я не знаю? — взорвалась я, потому что хозяин не договорил и опять занялся янтарём. — Нет уж, выкладывайте! Опять какая-то тайна?
Вальдемар не сразу ответил, видно было — сомневается, но потом решился.
— Теперь-то он живёт в том большом доме, а раньше жил в старой развалюхе, — помните, с красной крышей, рядом с нами? И из его дома было видно все, что происходит по ту сторону дороги, не было тогда ещё этих построек. Ну, теперь пани догадывается, в чем дело?
Я напрягла память и умственные способности.
— Так вы думаете, он имеет в виду ещё те времена? — недоверчиво предположила я. — Он что-то видел, когда тут разыгралась та история с убийствами? И видел янтарь с мухой, ведь помню, он тогда был на пляже… Ну хорошо, а при чем тут я?
— Видеть-то он видел наверняка больше, чем можно думать. А пани при том, что он считает — вы что-то знаете.
— Я?! — не поверила я своим ушам.
— А если не вы, то ваш муж. Тот мужчина, с которым вы тогда приезжали. Ведь это был ваш муж?
Я уже собиралась возмущённо отрицать — ничего мы не знаем, ни я, ни мой тогдашний муж, как вдруг чётко припомнился тот вечер, когда было совершено преступление и мой сладкий пёсик почему-то пребывал в состоянии чрезвычайной раздерганности. Ведь тогда мне самой пришло в голову, что он что-то видел и что-то скрывает.
— Я лично ничего не знаю. Что же касается моего бывшего мужа, — раздельно и мрачно заговорила я, — то если он что и знает, никому ничего не скажет. Уже несколько лет, как он умер. А разошлись мы сразу же по возвращении отсюда, мне он ничего не говорил, ни словечка.
— Но Терличаку это неизвестно, и он думает — пани знает. Он уже с тех самых пор, как обнаружили трупы, стал всякие такие замечания отпускать.
— И ещё муху приплёл, — пожаловалась я. — Дурак какой-то, не мог сказать прямо? Только нервирует человека, вечно путается под ногами. И намекает. Пан Вальдек, раз уж мы так разговорились, скажите, от чего это он так здорово разбогател?
— Говорят, на янтаре и разбогател, но как умудрился — не скажу, потом долгие годы такого выброса не было. Думаю, он ещё до этого порядочно накопил, а потом все сразу и продал. Возможно, подвернулась какая оказия, он и воспользовался, взял хорошую цену. Но толком никто не знает.
Да, Пупсик откуда-то вернулся чрезвычайно взволнованный, не стал ли он случайно свидетелем преступления? Или увидел его результаты? Например, как закапывали трупы, в кабаньей яме или как тащили украденный янтарь? Ведь только при мне за один заход молодая пара набрала целых три мешка, но они же и раньше ходили за янтарём, могло быть и пять, и шесть мешков. Их быстро не вынесешь; пока таскали, Пупсик мог и подсмотреть. Видел преступников…
Мороз прошёл по коже. Разводился со мной Пупсик как-то странно, можно сказать небрежно, не настаивал на точном подсчёте стоимости совместно нажитого имущества, не рвался поделить автомашину. Правда, она была только моя, но он даже не попытался этого оспорить, просто не возникал, а подобное не в его характере. Даже свой собственный торшер оставил у меня! И сразу же после развода купил квартиру. Среди наших общих знакомых ходили слухи о богатстве моей преемницы, но слухи эти появились уже после покупки квартиры, до этого никто о её богатстве как-то не заикался. Впрочем, я тогда не особенно прислушивалась; может, теперь следовало бы немного разворошить старое. О покойниках плохо не говорят, но все-таки…
Шакал Терличак с такой ядовитой злобой отпускал замечания, прямо с ненавистью. Не ко мне же ненависть? А Пупсика за что ненавидеть? Может, есть за что. Ну, тогда заодно и меня. И невольно вырвалось:
— Холера!
Вальдемар бросил на меня сочувственный взгляд и решил ещё кое в чем признаться.
— Если честно, то я до сих пор никому не рассказал всего, — начал он, разглядывая довольно крупный янтарь. — О, посмотрите, пани Иоанна, паучок! Целенький, в прекрасном состоянии! Да такого я ни за какие тысячи не продам. А меня спрашивали, и тогда, и потом, не видел ли чего, ну я и сказал — не видел. А это не правда:
— А что пан видел?
— Людей. Я смотрел из окна, темно было. Сколько уже лет прошло? Семнадцать? Вышел я из дому и подкрался, да припоздал, раньше надо было. Так вот, сначала заметил двух, а потом мелькнул третий. Вот когда увидел третьего, тогда всерьёз заинтересовался. Я попыталась упорядочить показания свидетеля.
— Где вы их видели? И что они делали? Поточнее, пожалуйста.
— Какое может быть «поточнее» в темноте? Двое мужчин что-то делали у дома. А третьего с трудом разглядел в стороне, у леса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80