Мог здесь охотник встретить и броненосца — животное, сплошь покрытое панцирными щитками, и другое диво — муравьеда, пожирателя муравьев, с нелепо длинной мордой и такими мощными передними когтями, что они могли бы легко надвое разодрать человека; мог встретить здесь охотник и еще большую диковину — ленивца, четвероногое, до беспредельности кроткое существо, постоянно висящее на ветвях головой вниз, и что самое удивительное — почти без движения.
А всевозможные водяные и лесные черепахи, а ящерицы, из которых игуана — по виду и повадкам сущий дракон — уступает им разве лишь по размерам, а бесчисленное племя ядовитых змей и громадных удавов, а вероломные крокодилы-кайманы, подстерегающие добычу в тихих заводях, и в этих же водах, кроме множества съедобных рыб, — настоящие чудовища: плоские сипари с ядовитым шипом на хвосте, небольшие рыбы пирайи, отличающиеся поистине дикой прожорливостью, а яринга, рассказы индейцев о которой казались мне сказочным домыслом: эти крохотные чудовища, совсем небольшие по размерам, коснувшись купающегося человека, будто бы поражали его ударом молнии, вызывая полный паралич! А неисчислимый красочный мир тысяч птиц на земле и в воздухе, мир щебечущий, мир прелестный и радостный, над которым высоко в небе царственно парит мрачный властелин — гигантский орел с хохлатой головой — полумифическая гарпия, безжалостный пожиратель обезьян и всякой прочей живности, которому под силу, пожалуй, поднять в воздух даже пятнадцатилетнего подростка.
Араваки, уже два года жившие на берегах Итамаки, не утаивали от меня того, что знали о тайнах джунглей, и я немало наслушался рассказов о разных диковинах. Порой в этих повествованиях трудно было отличить правду от вымысла, ибо с одинаковым выражением подлинного страха меня предостерегали как от встречи с ягуаром, так и с Канаимой — духом мести, одинаково подробно описывали как облик и повадки хищной ящерицы-игуаны, так и внешний вид лесных гебу — мохнатых существ с выпученными глазами, существ, оказывавшихся просто злыми духами умерших. Сообщая мне о случаях нападения на людей большой змеи комути (анаконды), действительно обитавшей в прибрежных зарослях, столь же детально мне описывали и водяных чудищ маикисикири, которые показывались якобы только женщинам и никогда мужчинам и вообще были злейшими врагами женского пола, и только позднее я узнавал, что маикисикири — это не что иное, как лишь водяные духи. Таким вот причудливым образом сплетался в единый клубок мир реальный и мир вымышленный, и, отправляясь в бескрайний лес, ты никогда заведомо не знал, где подстерегает тебя опасность реальная, а где лишь мнимая, и это чувство неопределенности вселяло сладостный трепет, непостижимый и волнующий, как и все в этих джунглях.
ЯДОВИТЫЕ ЗМЕИ
Вокруг нашей хижины было на удивление много отвратительных змей, и притом змей ядовитых, особенно возле тропинки, ведущей от нас к джунглям. На ней мы ежедневно убивали по нескольку гадин, но их не убывало, и утром следующего дня появлялись все новые и новые.
— Чем мы им так понравились? — воскликнул я с шутливым негодованием.
— Или они падают с неба?
Друзья мои озабоченно переглядывались, словно испытывая вину или стыд за такую явную немилость природы. Они горячо меня уверяли, что в здешних местах порой так бывает: в целой округе не найдешь ни одной змеи, а в каком-то месте их тьма-тьмущая. Манаури припомнил, как однажды, несколько лет назад, наткнулся на место, где грелось на солнце сразу десятка два змей, и притом сорораима, самых ядовитых из ядовитых. Он тогда убежал, но долго еще при воспоминании об этой встрече у него мурашки бегали по коже.
Мне не оставалось ничего иного, как примириться с высокими испанскими сапогами и носить их для вящей безопасности — змеи не могли прокусить толстую кожу. А мать Ласаны, женщина необычайно заботливая, помогла по-своему: из прежнего своего жилья она привела ручного туюи — громадного аиста с черной головой и таким же клювом, ярого искоренителя всяческих пресмыкающихся гадов. И впрямь с этих пор ядовитых тварей у тропинки как будто поубавилось.
У меня вошло в обычай посещать по утрам шхуну я проверять трюмы, где у нас хранились бочонки с порохом. По бревнам, которые я перебрасывал с берега на борт, вместе со мной вбегала и пятнистая собачонка, веселый страж нашего жилища.
Однажды собачонка, вскочив, как обычно, в трюм, как-то жалобно вдруг заскулила и стремглав в испуге выскочила обратно. Преследуя ее, за ней выползла небольшая темная змея в желто-коричневую крапинку. Ядовитая — сразу определил я по сердцевидной форме головы и едва успел отпрянуть в сторону. К счастью, в руке у меня был железный прут. Я ударил змею по голове раз, потом второй, и она испустила дух. Однако в трюме затаилась еще одна змея, тоже ядовитая, а у руля обнаружилась и третья. Эта, свернувшись в клубок, вытянула голову и готовилась к прыжку. Крохотные глазки ее светились яростью. Мне без труда удалось обезвредить всех трех тварей — по палубе они не могли быстро ползать и были опасны, лишь когда человек неосмотрительно оказывался совсем рядом с ними.
Появление змей на судне не поддавалось никакому объяснению. Шхуна со всех сторон была окружена водой и не соприкасалась с берегом, за исключением тех минут, когда на нее перекидывались бревна. Откуда же взялись здесь три страшные твари? Не подбросил ли их кто-то знающий, где я обычно бываю, чтобы от меня избавиться?
Все это было весьма странно. А змеи действительно оказались ядовитыми
— пес, как видно, укушенный змеей, смог лишь добраться до берега и здесь внезапно упал как подкошенный. Минуту или две он еще жил, потом по телу его пробежали конвульсии, из пасти выступила кровавая пена, из глаз и ушей сочилась кровь. Теперь, когда он лежал бездыханный, я мог убедиться В молниеносном действии яда и понял — если бы меня не опередил этот невольный спаситель, сейчас здесь лежал бы мой труп; хотя я не отличался особой впечатлительностью, по спине у меня побежали мурашки.
Я не стал делиться с друзьями возникшими у меня подозрениями, но они и сами тут же пришли к заключению, что это дело вражеских рук. Чьих — нетрудно было догадаться. Теперь и обилие змей у тропы казалось им подозрительным и совершенно противоестественным.
— Да, это он, это его штучки! — заявил Арнак, нахмурившись и воинственно оглядываясь вокруг, словно ища скрытого в кустах врага.
— Ну, сейчас-то его здесь нет! — усмехнулся я. — Змей он, вероятно, подбрасывает нам только по ночам…
— Ты говоришь, он подбрасывает? — с явным сомнением в голосе спросил Манаури.
— А кто же еще, если не Карапана? — удивился я.
— Он, ясно, он! Нет сомнений! Но сам ли он это делает?
— Если не сам, значит, его помощники…
— И это сомнительно, Ян!
— Тогда я ничего не понимаю! Откуда же тут берутся змеи?
Лицо Манаури выражало беспокойство и тревогу.
— Он шаман, — напомнил вождь как бы в объяснение.
— Значит, ты думаешь, что он приманил сюда змей заклинаниями? — спросил я.
— Он на многое способен! Это великий и опасный шаман, — ответил Манаури уклончиво.
Становилось очевидным, что вождь связывал появление змей со злыми чарами, а все остальные, за исключением Арнака, похоже, разделяли это убеждение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
А всевозможные водяные и лесные черепахи, а ящерицы, из которых игуана — по виду и повадкам сущий дракон — уступает им разве лишь по размерам, а бесчисленное племя ядовитых змей и громадных удавов, а вероломные крокодилы-кайманы, подстерегающие добычу в тихих заводях, и в этих же водах, кроме множества съедобных рыб, — настоящие чудовища: плоские сипари с ядовитым шипом на хвосте, небольшие рыбы пирайи, отличающиеся поистине дикой прожорливостью, а яринга, рассказы индейцев о которой казались мне сказочным домыслом: эти крохотные чудовища, совсем небольшие по размерам, коснувшись купающегося человека, будто бы поражали его ударом молнии, вызывая полный паралич! А неисчислимый красочный мир тысяч птиц на земле и в воздухе, мир щебечущий, мир прелестный и радостный, над которым высоко в небе царственно парит мрачный властелин — гигантский орел с хохлатой головой — полумифическая гарпия, безжалостный пожиратель обезьян и всякой прочей живности, которому под силу, пожалуй, поднять в воздух даже пятнадцатилетнего подростка.
Араваки, уже два года жившие на берегах Итамаки, не утаивали от меня того, что знали о тайнах джунглей, и я немало наслушался рассказов о разных диковинах. Порой в этих повествованиях трудно было отличить правду от вымысла, ибо с одинаковым выражением подлинного страха меня предостерегали как от встречи с ягуаром, так и с Канаимой — духом мести, одинаково подробно описывали как облик и повадки хищной ящерицы-игуаны, так и внешний вид лесных гебу — мохнатых существ с выпученными глазами, существ, оказывавшихся просто злыми духами умерших. Сообщая мне о случаях нападения на людей большой змеи комути (анаконды), действительно обитавшей в прибрежных зарослях, столь же детально мне описывали и водяных чудищ маикисикири, которые показывались якобы только женщинам и никогда мужчинам и вообще были злейшими врагами женского пола, и только позднее я узнавал, что маикисикири — это не что иное, как лишь водяные духи. Таким вот причудливым образом сплетался в единый клубок мир реальный и мир вымышленный, и, отправляясь в бескрайний лес, ты никогда заведомо не знал, где подстерегает тебя опасность реальная, а где лишь мнимая, и это чувство неопределенности вселяло сладостный трепет, непостижимый и волнующий, как и все в этих джунглях.
ЯДОВИТЫЕ ЗМЕИ
Вокруг нашей хижины было на удивление много отвратительных змей, и притом змей ядовитых, особенно возле тропинки, ведущей от нас к джунглям. На ней мы ежедневно убивали по нескольку гадин, но их не убывало, и утром следующего дня появлялись все новые и новые.
— Чем мы им так понравились? — воскликнул я с шутливым негодованием.
— Или они падают с неба?
Друзья мои озабоченно переглядывались, словно испытывая вину или стыд за такую явную немилость природы. Они горячо меня уверяли, что в здешних местах порой так бывает: в целой округе не найдешь ни одной змеи, а в каком-то месте их тьма-тьмущая. Манаури припомнил, как однажды, несколько лет назад, наткнулся на место, где грелось на солнце сразу десятка два змей, и притом сорораима, самых ядовитых из ядовитых. Он тогда убежал, но долго еще при воспоминании об этой встрече у него мурашки бегали по коже.
Мне не оставалось ничего иного, как примириться с высокими испанскими сапогами и носить их для вящей безопасности — змеи не могли прокусить толстую кожу. А мать Ласаны, женщина необычайно заботливая, помогла по-своему: из прежнего своего жилья она привела ручного туюи — громадного аиста с черной головой и таким же клювом, ярого искоренителя всяческих пресмыкающихся гадов. И впрямь с этих пор ядовитых тварей у тропинки как будто поубавилось.
У меня вошло в обычай посещать по утрам шхуну я проверять трюмы, где у нас хранились бочонки с порохом. По бревнам, которые я перебрасывал с берега на борт, вместе со мной вбегала и пятнистая собачонка, веселый страж нашего жилища.
Однажды собачонка, вскочив, как обычно, в трюм, как-то жалобно вдруг заскулила и стремглав в испуге выскочила обратно. Преследуя ее, за ней выползла небольшая темная змея в желто-коричневую крапинку. Ядовитая — сразу определил я по сердцевидной форме головы и едва успел отпрянуть в сторону. К счастью, в руке у меня был железный прут. Я ударил змею по голове раз, потом второй, и она испустила дух. Однако в трюме затаилась еще одна змея, тоже ядовитая, а у руля обнаружилась и третья. Эта, свернувшись в клубок, вытянула голову и готовилась к прыжку. Крохотные глазки ее светились яростью. Мне без труда удалось обезвредить всех трех тварей — по палубе они не могли быстро ползать и были опасны, лишь когда человек неосмотрительно оказывался совсем рядом с ними.
Появление змей на судне не поддавалось никакому объяснению. Шхуна со всех сторон была окружена водой и не соприкасалась с берегом, за исключением тех минут, когда на нее перекидывались бревна. Откуда же взялись здесь три страшные твари? Не подбросил ли их кто-то знающий, где я обычно бываю, чтобы от меня избавиться?
Все это было весьма странно. А змеи действительно оказались ядовитыми
— пес, как видно, укушенный змеей, смог лишь добраться до берега и здесь внезапно упал как подкошенный. Минуту или две он еще жил, потом по телу его пробежали конвульсии, из пасти выступила кровавая пена, из глаз и ушей сочилась кровь. Теперь, когда он лежал бездыханный, я мог убедиться В молниеносном действии яда и понял — если бы меня не опередил этот невольный спаситель, сейчас здесь лежал бы мой труп; хотя я не отличался особой впечатлительностью, по спине у меня побежали мурашки.
Я не стал делиться с друзьями возникшими у меня подозрениями, но они и сами тут же пришли к заключению, что это дело вражеских рук. Чьих — нетрудно было догадаться. Теперь и обилие змей у тропы казалось им подозрительным и совершенно противоестественным.
— Да, это он, это его штучки! — заявил Арнак, нахмурившись и воинственно оглядываясь вокруг, словно ища скрытого в кустах врага.
— Ну, сейчас-то его здесь нет! — усмехнулся я. — Змей он, вероятно, подбрасывает нам только по ночам…
— Ты говоришь, он подбрасывает? — с явным сомнением в голосе спросил Манаури.
— А кто же еще, если не Карапана? — удивился я.
— Он, ясно, он! Нет сомнений! Но сам ли он это делает?
— Если не сам, значит, его помощники…
— И это сомнительно, Ян!
— Тогда я ничего не понимаю! Откуда же тут берутся змеи?
Лицо Манаури выражало беспокойство и тревогу.
— Он шаман, — напомнил вождь как бы в объяснение.
— Значит, ты думаешь, что он приманил сюда змей заклинаниями? — спросил я.
— Он на многое способен! Это великий и опасный шаман, — ответил Манаури уклончиво.
Становилось очевидным, что вождь связывал появление змей со злыми чарами, а все остальные, за исключением Арнака, похоже, разделяли это убеждение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75