В тот раз, прежде чем задать первый вопрос, Ломон также прочистил горло.
— Вы признаете, что занимались деятельностью. в которой вас обвиняют?
Люсьена Жирар ответила кратко:
— Нет, господин судья.
— Истец утверждает, что вы при соучастии некой... А вот фамилию соучастницы Ломон забыл. То была
молодая женщина двадцати одного года, но из-за хрупкого сложения и, пожалуй, худосочия выглядевшая лет на семнадцать. На суде она не присутствовала. Случай увидеть ее представился Ломону гораздо позже.
— Это моя продавщица, господин судья. У меня перчаточный магазин, под который я снимаю помещение у господина Совера и арендную плату за который всегда вношу аккуратно...
Адвоката у Люсьены Жирар не было, и взять его она отказалась. Вместо этого она достала из сумочки свидетельства о поведении, подписанные комиссаром полиции и еще двумя полицейскими чинами квартала.
В тот раз, единственный за всю его карьеру, Ломон не проявил нелицеприятия при исполнении служебных обязанностей. Вынесение приговора он отсрочил на неделю. Через два дня около одиннадцати утра Люсьена Жирар пришла переговорить с ним; в кабинете он был один. Она не изображала оклеветанную жертву и не пыталась строить из себя невинную девочку.
Чего ради сейчас вспоминать об этом, тем более что Ломон уже не чувствовал уверенности в себе? Тогда его подмывало воспользоваться случаем, и он знал: Люсьена Жирар для того и пришла — ее улыбка, поведение, а главное, интонация голоса давали понять, что она готова на все.
Он удержался — как из добродетельности, так и по трусости.К тому же юридически у него не было никаких улик против нее; так, впрочем, бывает почти всегда при рассмотрении дел по обвинению в проституции. Совер, истец, не смог представить суду ни одного свидетеля, который показал бы, что платил ей за определенного свойства благосклонность.
В иске Ломон отказал. Месяца через два-три он решился и, понимая, на что идет и чего хочет, вечером был на узенькой улочке Кармелитов. Магазинчик оказался крохотный: на витрине пар десять мужских перчаток и несколько галстуков.
Случая нелепей этого у Ломона не было в жизни. Войдя, он ощутил тяжесть в груди и даже прижал руку к сердцу; через два года так стала делать Лоране. В глубине магазина висела темная бархатная портьера. Ломон ждал, что встретит его Люсьена, но к нему вышла продавщица, та самая — выглядевшая семнадцатилетней.
— Могу я видеть мадмуазель Жирар?
Сейчас, через столько лет, все это кажется нереальным. Дело происходило в декабре или даже январе: в дять часов дня было уже темно. На улице за окнами мелькали тени прохожих, а в магазине свет был такой тусклый, что чудилось, будто в воздухе плавает желтая пыль. Ломону запомнился газовый обогреватель около прилавка.
— Хозяйка сейчас занята, но если вы немного подождете...
Ломон собрался уже отрезать:
— Зайду в следующий раз.
Конечно, никогда больше он туда бы не пришел. Но продавщица приподняла бархатную портьеру, и ему оставалось только принять приглашение; он последовал за девушкой, вероятно, просто от смущения и неловкости, и оказался в маленькой комнатке. Там стояли кресло и тахта с разбросанными по ней яркими подушками,
— Вы уже бывали у нас?
— Нет.
— Ас мадам Люсьеной вы знакомы?
У продавщицы были очень светлые белокурые волосы, под платьем вырисовывались маленькие острые груди.
— Вы полагаете, она занята надолго? Собеседница заулыбалась и машинально повернулась к винтовой лестнице, ведущей на антресоли.
— Сигареты у вас не найдется?
— Я курю трубку.
— Ну, ничего.
Места в комнатке было мало, и Ломон опустился в кресло, а она в нерешительности вертелась вокруг него,
— Вы здесь живете?
— Да.
— И не знали о нашем магазине? — Узнал совсем недавно.
Приняв внезапно решение, она уселась Ломону на колени, и он, почувствовав, что под платьем на ней ничего нет, сразу же ощутил желание.Люсьену Ломон так и не увидел. Пробыл он там не больше четверти часа, однако даже на улице запах постели не оставлял его.
Больше на улице Кармелитов он не бывал. Несколько раз даже делал крюк, лишь бы обойти ее. Сегодня впервые после семи лет здесь, среди публики, Ломон опять увидел эту женщину, одетую в черный шелк. Был момент, когда ему почудилось, что она и обвиняемой украдкой обмениваются взглядами: так ведут себя, оказавшись среди чужих, люди, принадлежащие к одному кругу.
На Ломона она не смотрела — во всяком случае, пока он за нею наблюдал. Вдруг он отдал себе отчет, что голос секретаря умолк и оба заседателя повернулись к нему.Ломону захотелось причесаться и пепенести допрос
Дьедонне Ламбера на послеобеденное заседание. Но он обещал Фриссару устроить перерыв в половине первого, а сейчас еще не было двенадцати. Кроме того, репортерам пока нечего сообщать в редакции.
Перед допросом оставалось еще провести перекличку свидетелей; список их Ломон передал секретарю.Услышав свою фамилию, названный вставал, шел к маленькой дверце свидетельской комнаты и скрывался за нею, а освободившееся место сразу же занимал один из стоявших в коридоре.
— Подсудимый, встаньте! — обратился Ломон к Лам? беру.
Более десяти раз, точней, четырнадцать, Ломон исполнял обязанности председательствующего, но сегодня впервые испытывал тревогу: то ли его отделяла от реальности какая-то пелена, то ли реальность казалась искаженной. А может быть, наоборот, он увидел лица людей такими, каковы они на самом деле?
— Подсудимый, вы выслушали обвинительный акт? Ламбер кивнул. Жув повернулся к нему, и тогда он произнес:
— Да, господин председательствующий.
— Вы сознаете всю тяжесть предъявленных вам обвинений?
Ламбер, ожидая подсказки, глянул на адвоката.
— Да, господин председательствующий.
— Подсудимый, в следующий раз при ответе поворачивайтесь к присяжным.
Семь человек, сидевших на скамье присяжных, среди них г-жа Фальк в шляпке с пером, чем-то, видимо, насмешили Ламбера, и он не сдержал улыбки. Действительно, было нечто забавное в том, как они сидят в ряд, стараясь сохранять торжественный вид, точно позируют фотографу. Для них, правда, забавного тут ничего не было: сегодня или завтра им предстояло решить, останется Ламбер в живых или будет казнен. — Хорошо, господин председательствующий.
Была в Ламбере этакая лукавая самонадеянность деревенского франта, заявившегося на ярмарку.
— Подсудимый, вы не хотите сделать никакого заявления?
На этот раз Ламбер не вступал ни в какие переговоры с адвокатом и звонким годосом, словно давно готовился к этому,отчеканил:
— Я невиновен.
Ломон с удивлением взглянул на него, потом склонился над своими заметками — он заранее подготовил вопросы обвиняемому.
— Скажите, сколько у вас судимостей?
— Три. Тот раз, когда меня оправдали, можно не считать.
— В каком возрасте вы судились впеовые?
— В семнадцать.
— По какой статье?
— Не понял, господин председательствующий.
— Я спрашиваю, какое преступление вы совершили?
— Кража велосипеда. Но мне ее пришили, я всегда это заявлял. Просто я взял его на время и собирался вернуть.
— Где это произошло?
— В Париже, в двадцатом округе.
— У вас была тогда постоянная работа?
— Я работал, когда находилось место.
Ломон невольно искал среди публики женщину в черном:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35