Как бы он реагировал, что бы предпринял, если бы в один прекрасный день все это оказалось под вопросом и будущее его зависело от одного слова развращенного юнца?
Ломон уже довольно давно вернулся в совещательную комнату, где шел негромкий разговор и на уровне люстры висело облако табачного дыма. Он почувствовал на себе взгляд Фриссара, посмотрел на часы и поспешно произнес:
— Сейчас, господа. Вот только выпью стакан воды и продолжим заседание.
Всякий раз, когда процесс затягивался, повторялось одно и то же. Еще утром многие из собравшихся в зале совершенно не знали друг друга и в большинстве своем были незнакомы с атмосферой суда. А сейчас каждый из них с трудом поверил бы, что процесс длится всего день, настолько они успели уже освоиться с судебной процедурой, познакомиться с соседями, привыкнуть к поведению обвиняемого, присмотреться к судьям и присяжным. Разве не установился известный контакт даже между Ламбе-ром и обоими конвоирами?
— Суд идет!
Люсьена Жирар все на том же месте беседовала с соседкой, пожилой дамой, в которой Ломон, как ему показалось, узнал вдову полковника.
— Введите следующего свидетеля.
Если Ломон решит к обеду прервать заседание и перенести его на завтра, этот свидетель, вероятно, будет последним. Комиссар Беле, возглавлявший оперативную бригаду, вел предварительное расследование дела; работал он в тесном контакте со следователем Каду.
Комиссару, элегантному мужчине спортивного типа, трудно было дать его сорок лет: он казался слишком молодым для своей должности. Это был полицейский новой формации, получивший основательную университетскую подготовку.
— Клянитесь говорить правду, всю правду, только правду.
— Клянусь.
— Повернитесь, пожалуйста, к присяжным, и дайте показания.
Деланн шепнул Ломону:
— Этот— не то что комиссар Ревер. И не к месту добавил:
— Держу пари, он играет в теннис. В устах Деланна такое замечание звучало двусмысленно, и Ломон смущенно промолчал.
— Двадцатого марта прошлого года в семь утра меня...
Максимально сжато комиссар рассказал, как прибыл на железную дорогу с тремя инспекторами, двое из которых были сотрудниками научно-технического отдела.
— Чтобы мои объяснения были более понятны, я распорядился составить план местности, который и приобщен судом к делу.
Ломон подал знак старику Жозефу. Тот взял план со стола, где лежали вещественные доказательства, и вручил его первому- присяжному, который, покачивая головой, долго рассматривал его, а потом передал соседу. Выждав несколько минут, комиссар Беле снова заговорил:
— Крестик между рельсами обозначает место, где обнаружена голова убитой. Двойная черта между левым рельсом и парапетом изображает тело. Расстояние между этими двумя пунктами составляет тринадцать метров. И, наконец, внизу страницы кружком показано, где на тротуаре Железнодорожной улицы найдена одна из туфель жертвы.
Повернувшись к председательствующему, комиссар спросил:
— Может быть, есть смысл дать краткое описание места происшествия для тех присяжных, кто никогда там не бывал?
Ломон кивнул, и свидетель опять стал лицом к присяжным.
— Железная дорога идет вдоль улицы того же названия по всей ее протяженности. Насыпь довольно высока, и поезда следуют приблизительно на уровне третьего этажа. Пути от улицы отделяет каменная стена высотой в шесть метров, увенчанная парапетом. Стена отвесная. В одном месте между Верхней и Железодорожной улицами есть лестница — единственный подход к полотну. Она обозначена на плане горизонтальными штрихами. Голова погибшей, как видите, найдена всего в пяти метрах от лестницы; следовательно, можно предположить, что переносили труп именно здесь.
Адвокат Жув сделал движение, чтобы привлечь внимание председательствующего.
— Я хотел бы просить разрешения...— начал он.
— Слово защите будет предоставлено в свое время.
Ломон заранее знал возражения адвоката. Уже в начале своих показаний комиссар дал понять: у него не вызывает сомнений тот факт, что Мариетта Ламбер не была на железнодорожных путях— туда перенесли ее тело.
Теперь стал внимательней и Ламбер: он пристально смотрел в спину полицейскому, стоявшему лицом к присяжным.
— Меня поразило отсутствие одной туфли, и я поручил своему инспектору поискать ее вокруг. Через несколько минут она была найдена, но не на путях и не на насыпи, а у подножия стены, на тротуаре Железнодорожной улицы, недалеко от места, где с нею сливается Верхняя улица.
Комиссар Беле вновь обратился к председательствующему:
— Может быть, присяжным стоит предъявить... Ломон подал знак Жозефу, и тот, взяв со стола черную лакированную туфлю, поставил ее перед первым присяжным.
— На этой туфле, как и на той, что осталась на погибшей, нет явных царапин, которые обязательно появились бы, если бы Мариетта Ламбер шла по острой щебенке.
Жув нервничал: ему все еще не давали слова.
— Был ли проведен следственный эксперимента— спросил Ломон комиссара.
Соответствующий материал в деле имелся, но Ломо-ну не понравилось, что комиссар сам честно не упомянул об этом.
— Да, мы попросили женщину приблизительно того же веса, что погибшая, и почти в таких же туфлях пройти от лестницы до путей. Результат оказался недостаточно убедительным: каблук одной туфли был поцарапан, другой — нет.
Опасаясь нового замечания со стороны председательствующего, Беле поспешно добавил:
— Я обязан привести здесь мнение, высказанное одним из железнодорожных инспекторов. В его обязанности входит расследование происшествий на путях. Случаи, когда у человека, сбитого поездом или попавшего под колеса, ударом срывает обувь, даже зашнурованные мужские ботинки,— не единичны. Инспектор привел мне пример, когда при подобном происшествии между Аженом и Тулузой ботинок отбросило от рельсов на расстояние свыше пятидесяти метров.
Комиссар явно искал одобрения председательствующего, всем своим видом показывая: «Можете убедиться, насколько я беспристрастен!»
Чувствовалось, что Беле увлекают чисто технические проблемы, вставшие в связи с расследованием, а судьба Мариетты и Ламбера ничуть не волнует.
— Могу ли я покончить с этим пунктом и перейти к следующим или сразу к посещению дома на Верхней улице? — спросил он.
— Излагайте все по порядку.
В противном случае присяжные рисковали бы запутаться в подробностях. Ломон подозвал Жозефа и распорядился предъявить присяжным фотографии А и Б. На одной была снята голова Мариетты или, скорее, то, что от нее осталось, когда убитую обнаружили: на второй— край насыпи и согнувшееся пополам тело с откинутой рукой.
— После первичного осмотра места происшествия и предварительного освидетельствования трупа судебно-медицинским экспертом были сделаны некоторые выводы. Прежде всего никакой веревки, шнура, куска материи или ремня, с помощью которых можно было привязать жертву к рельсам и удержать ее там до прохода поезда, не обнаружено, несмотря на самые тщательные поиски. Вдобавок, ни на щиколотках, ни на запястьях не видно следов, которые непременно остались бы, будь погибшая связана.
Присяжные передавали друг другу снимки, пытаясь рассматривать их хладнокровно, но кое-кого, в частности Лурти, от них мутило.
— Второй вывод.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35