А когда вы выберетесь вдвоем, расскажете, что мой человек притащил вас сюда под угрозой револьвера.
— Это пойдет, О'кей, — соглашаюсь я.
Хватаю свой шпалер и ору:
— А ну, все руки вверх!
Я смотрю в глаза Анджелино. Он не моргает, но вид у него очень задумчивый.
Я говорю себе, что он сейчас является отличной мишенью. Должно быть, он думает о том же, но у него нервы из закаленной стали.
Он поднимает руки, его женушка и Рюти тоже… В воздухе торчат шесть клешней.
— И даже не думайте рыпаться! — деру я глотку. Выхожу в прихожую. Мэллокс схватил Равье за лацканы пиджака и спустил его с плеч моего коллеги, чем совершенно блокировал ему руки.
Я направляюсь к американцу, подмигнув ему, и так быстро стукаю рукояткой по его кумполу, что он даже не успевает понять, то ли его огрел я, то ли ему на котелок приземлился самолет.
— А-о! — говорит он, как английские туристы в пьесах, и валится, будто срубленный дуб. А падение срубленного дуба слышно далеко… Прямо сольный концерт!
Равье уже выхватил свою пушку.
— Падлы! — орет он. — Я их всех перебью! Более скандального и злопамятного типа, чем Равье, не сыщешь на всем свете. Он вполне способен потребовать у продавца вернуть деньги за кило вишни, если хотя бы одна ягодка оказалась с гнильцой.
— Плюнь на них, — говорю я. — Сматываемся! Он смотрит на меня, и мои глаза, должно быть, достаточно красноречивы, потому что, отказавшись от мщения, он открывает дверь на площадку.
Дружески махнув рукой Анджелино, я присоединяюсь к нему.
— Черт побери! — взрывается он. — Я не привык удирать как какая-то размазня, когда всякие урки обращаются со мной подобным образом!
Я убираю свою пушку и спокойно спускаюсь по лестнице.
— Вы слышите, патрон! — говорит он мне. — Я ни разу так не поступал за всю мою дерьмовую жизнь…
Поскольку он мне досаждает в тот момент, когда мой мозжечок работает в полном режиме, я оборачиваюсь.
— Если ты сейчас же не заткнешься, я воткну тебе в глотку набалдашник с лестничных перил, понял?
Он недовольно качает головой.
— Ни разу в жизни… — бурчит он. Я влезаю в свою машину, он — в свою, и мы оба берем курс на контору.
Глава 11
В фирме акции Сан-Антонио летят вверх, словно курс золота в дни правительственного кризиса. Не успел я появиться, как все свободные парни, толкая друг друга, открывают для меня двери, ведущие к боссу.
Он на месте — серьезный, бледный, с черепом цвета слоновой кости — проверяет, не смылись ли его запонки.
— Слава богу! — восклицает он при моем появлении. Раз уж он упомянул суперглавного патрона, значит, в его Котелке все кипит.
— Ну что? — спрашивает он. — Как прошло похищение?
— Великолепно, — отвечаю. — Я познакомился с Анджелино. Более того, с сегодняшнего дня я на него работаю.
Достаю из кармана сто штук, которые мне дал сицилиец, — Вот аванс…
— Что вы говорите?
— Он отстегнул мне сто кусков, чтобы скрепить сделку. Отдайте это в благотворительный фонд полиции. Оставьте только одну десятку, чтобы оплатить выпивку для всех. Не каждый день гангстеры проявляют щедрость, а? Я коротко рассказываю ему, что произошло. Он слушает так внимательно, что даже не теребит свои манжеты и не гладит лысину.
— Как видите, — говорю я в заключение, — этот человек — загадка. Под его заурядной внешностью торговца неаполитанским кьянти скрывается один из самых хитрых гангстеров, которых я знаю. Я ничего не понял в его поведении и не знаю, искренен он был со мной или нет. При кажущейся честности и внешнем добродушии любителя подраться это скрытный, хитрый и безжалостный человек… Что вы об этом думаете?
Шеф берет промокашку и начинает разрывать ее на части.
— Что он сказал, когда вы ему открыли, что знаете, что бюст Монтескье на Ке д'Орсей набит взрывчаткой?
— Ничего. Посмотрел с любопытством и интересом…Я пожимаю плечами. — Откуда мне знать, что он при этом думал? Разве можно прочитать какое-нибудь выражение в его поросячьих глазках? Шеф улыбается.
— Да, он должен уметь скрывать свои мысли…
О себе босс так сказать не может. В его голосе звучит какая-то горечь.
— В чем дело? — спрашиваю я.
— Сан-Антонио, — говорит он, — я посылал туда саперов…
— Хорошо! Ну и как, получилось? Он делает паузу.
— В бюсте ничего не оказалось. К тому же он цельный.
Я как будто сел на провод под высоким напряжением.
В бюсте ничего не оказалось? Но тогда вся моя теория разрушается, а Анджелино посмеялся надо мной, сделав вид, что поверил в мой треп.
Что все это значит?
Если макаронник понял, что я лепил ему горбатого, то почему оставил на свободе, хотя мне известно его укрытие?
Что-то тут не сходится.
Большой босс не нарушает мои раздумья.
— Скажите… — произносит он вдруг.
— Да?
— Недавно, по телефону, вы говорили мне о девушке, изготовившей копию бюста.
— Клод Ринкс?
— Именно…
— Она умерла? — спрашиваю я, сжав кулаки. Он качает головой:
— Час назад ее похитили из версальской больницы. Я просовываю палец под ворот рубашки. Лучше не сделают и в Голливуде. Такое чувство, что на экране вот-вот появится надпись: “Конец первой серии” …
— Похитили?
Я повторяю это слово недоверчивым тоном мужа, видящего свою благоверную выходящей из дома свиданий под ручку с черномазым.
— Ей стало лучше, — говорит шеф, — врачи уже начали проявлять осторожный оптимизм… Два типа, одетые санитарами, переложили ее на носилки и унесли. Во дворе их ждала “скорая”…
Он пожимает плечами.
— Естественно, сценка не привлекла никакого внимания. В больнице санитары и “скорые” — обычная вещь.
Я с этим соглашаюсь.
— Можно задать себе кучу вопросов, — продолжает босс, — но выработать приемлемую версию сложно. Поражает одно обстоятельство. Сначала гангстеры дерзко пытаются застрелить девушку прямо у вас под носом, но она остается жива, и тогда эти же гангстеры снова идут на большой риск и похищают ее из больницы. Таким образом, мы можем предположить, что они больше не желают ее смерти, потому что им было гораздо проще добить тяжелораненую в постели, чем похищать ее. Что же произошло между прошлой ночью и сегодняшним утром, что так изменило их намерения?
Он смотрит на меня.
— Что скажете, Сан-Антонио?
Ничего! Сан-Антонио ничего не говорит и не имеет никаких мыслей. Ему кажется, что он читает разом три полицейских учебника (по строчке из каждого поочередно)…
Нужна большая работа, чтобы разобраться в этой чехарде.
— Номер “скорой” известен?
— Нет, конечно…
Я встаю, потому что чувствую, что у меня начинают затекать ноги.
Я делаю несколько шагов по кабинету, останавливаюсь перед шкатулкой Старика с сигаретами, но вовремя спохватываюсь, что я не у себя. Честное слово, я чуть не залез в нее!
Он это понял и, кажется, развеселился.
— Угощайтесь!
Беру длинную, как карниз для шторы, сигарету. На данный момент, резюмирую я, мы имеем задачку с четырьмя неизвестными. Во-первых, Вольф, исправившийся перед смертью и пробормотавший слова, которым мы нашли логичное объяснение. Во-вторых, малышка Ринкс и ее таинственное приключение. Потом два Монтескье, находящиеся в Лувре и в большой гостиной МИДа. Наконец, неуловимый Анджелино, который радушно принимает меня в квартире обычного мещанина, ведет со мной непонятную игру и…
— Который час, Патрон?
Он сверяется со своей луковицей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
— Это пойдет, О'кей, — соглашаюсь я.
Хватаю свой шпалер и ору:
— А ну, все руки вверх!
Я смотрю в глаза Анджелино. Он не моргает, но вид у него очень задумчивый.
Я говорю себе, что он сейчас является отличной мишенью. Должно быть, он думает о том же, но у него нервы из закаленной стали.
Он поднимает руки, его женушка и Рюти тоже… В воздухе торчат шесть клешней.
— И даже не думайте рыпаться! — деру я глотку. Выхожу в прихожую. Мэллокс схватил Равье за лацканы пиджака и спустил его с плеч моего коллеги, чем совершенно блокировал ему руки.
Я направляюсь к американцу, подмигнув ему, и так быстро стукаю рукояткой по его кумполу, что он даже не успевает понять, то ли его огрел я, то ли ему на котелок приземлился самолет.
— А-о! — говорит он, как английские туристы в пьесах, и валится, будто срубленный дуб. А падение срубленного дуба слышно далеко… Прямо сольный концерт!
Равье уже выхватил свою пушку.
— Падлы! — орет он. — Я их всех перебью! Более скандального и злопамятного типа, чем Равье, не сыщешь на всем свете. Он вполне способен потребовать у продавца вернуть деньги за кило вишни, если хотя бы одна ягодка оказалась с гнильцой.
— Плюнь на них, — говорю я. — Сматываемся! Он смотрит на меня, и мои глаза, должно быть, достаточно красноречивы, потому что, отказавшись от мщения, он открывает дверь на площадку.
Дружески махнув рукой Анджелино, я присоединяюсь к нему.
— Черт побери! — взрывается он. — Я не привык удирать как какая-то размазня, когда всякие урки обращаются со мной подобным образом!
Я убираю свою пушку и спокойно спускаюсь по лестнице.
— Вы слышите, патрон! — говорит он мне. — Я ни разу так не поступал за всю мою дерьмовую жизнь…
Поскольку он мне досаждает в тот момент, когда мой мозжечок работает в полном режиме, я оборачиваюсь.
— Если ты сейчас же не заткнешься, я воткну тебе в глотку набалдашник с лестничных перил, понял?
Он недовольно качает головой.
— Ни разу в жизни… — бурчит он. Я влезаю в свою машину, он — в свою, и мы оба берем курс на контору.
Глава 11
В фирме акции Сан-Антонио летят вверх, словно курс золота в дни правительственного кризиса. Не успел я появиться, как все свободные парни, толкая друг друга, открывают для меня двери, ведущие к боссу.
Он на месте — серьезный, бледный, с черепом цвета слоновой кости — проверяет, не смылись ли его запонки.
— Слава богу! — восклицает он при моем появлении. Раз уж он упомянул суперглавного патрона, значит, в его Котелке все кипит.
— Ну что? — спрашивает он. — Как прошло похищение?
— Великолепно, — отвечаю. — Я познакомился с Анджелино. Более того, с сегодняшнего дня я на него работаю.
Достаю из кармана сто штук, которые мне дал сицилиец, — Вот аванс…
— Что вы говорите?
— Он отстегнул мне сто кусков, чтобы скрепить сделку. Отдайте это в благотворительный фонд полиции. Оставьте только одну десятку, чтобы оплатить выпивку для всех. Не каждый день гангстеры проявляют щедрость, а? Я коротко рассказываю ему, что произошло. Он слушает так внимательно, что даже не теребит свои манжеты и не гладит лысину.
— Как видите, — говорю я в заключение, — этот человек — загадка. Под его заурядной внешностью торговца неаполитанским кьянти скрывается один из самых хитрых гангстеров, которых я знаю. Я ничего не понял в его поведении и не знаю, искренен он был со мной или нет. При кажущейся честности и внешнем добродушии любителя подраться это скрытный, хитрый и безжалостный человек… Что вы об этом думаете?
Шеф берет промокашку и начинает разрывать ее на части.
— Что он сказал, когда вы ему открыли, что знаете, что бюст Монтескье на Ке д'Орсей набит взрывчаткой?
— Ничего. Посмотрел с любопытством и интересом…Я пожимаю плечами. — Откуда мне знать, что он при этом думал? Разве можно прочитать какое-нибудь выражение в его поросячьих глазках? Шеф улыбается.
— Да, он должен уметь скрывать свои мысли…
О себе босс так сказать не может. В его голосе звучит какая-то горечь.
— В чем дело? — спрашиваю я.
— Сан-Антонио, — говорит он, — я посылал туда саперов…
— Хорошо! Ну и как, получилось? Он делает паузу.
— В бюсте ничего не оказалось. К тому же он цельный.
Я как будто сел на провод под высоким напряжением.
В бюсте ничего не оказалось? Но тогда вся моя теория разрушается, а Анджелино посмеялся надо мной, сделав вид, что поверил в мой треп.
Что все это значит?
Если макаронник понял, что я лепил ему горбатого, то почему оставил на свободе, хотя мне известно его укрытие?
Что-то тут не сходится.
Большой босс не нарушает мои раздумья.
— Скажите… — произносит он вдруг.
— Да?
— Недавно, по телефону, вы говорили мне о девушке, изготовившей копию бюста.
— Клод Ринкс?
— Именно…
— Она умерла? — спрашиваю я, сжав кулаки. Он качает головой:
— Час назад ее похитили из версальской больницы. Я просовываю палец под ворот рубашки. Лучше не сделают и в Голливуде. Такое чувство, что на экране вот-вот появится надпись: “Конец первой серии” …
— Похитили?
Я повторяю это слово недоверчивым тоном мужа, видящего свою благоверную выходящей из дома свиданий под ручку с черномазым.
— Ей стало лучше, — говорит шеф, — врачи уже начали проявлять осторожный оптимизм… Два типа, одетые санитарами, переложили ее на носилки и унесли. Во дворе их ждала “скорая”…
Он пожимает плечами.
— Естественно, сценка не привлекла никакого внимания. В больнице санитары и “скорые” — обычная вещь.
Я с этим соглашаюсь.
— Можно задать себе кучу вопросов, — продолжает босс, — но выработать приемлемую версию сложно. Поражает одно обстоятельство. Сначала гангстеры дерзко пытаются застрелить девушку прямо у вас под носом, но она остается жива, и тогда эти же гангстеры снова идут на большой риск и похищают ее из больницы. Таким образом, мы можем предположить, что они больше не желают ее смерти, потому что им было гораздо проще добить тяжелораненую в постели, чем похищать ее. Что же произошло между прошлой ночью и сегодняшним утром, что так изменило их намерения?
Он смотрит на меня.
— Что скажете, Сан-Антонио?
Ничего! Сан-Антонио ничего не говорит и не имеет никаких мыслей. Ему кажется, что он читает разом три полицейских учебника (по строчке из каждого поочередно)…
Нужна большая работа, чтобы разобраться в этой чехарде.
— Номер “скорой” известен?
— Нет, конечно…
Я встаю, потому что чувствую, что у меня начинают затекать ноги.
Я делаю несколько шагов по кабинету, останавливаюсь перед шкатулкой Старика с сигаретами, но вовремя спохватываюсь, что я не у себя. Честное слово, я чуть не залез в нее!
Он это понял и, кажется, развеселился.
— Угощайтесь!
Беру длинную, как карниз для шторы, сигарету. На данный момент, резюмирую я, мы имеем задачку с четырьмя неизвестными. Во-первых, Вольф, исправившийся перед смертью и пробормотавший слова, которым мы нашли логичное объяснение. Во-вторых, малышка Ринкс и ее таинственное приключение. Потом два Монтескье, находящиеся в Лувре и в большой гостиной МИДа. Наконец, неуловимый Анджелино, который радушно принимает меня в квартире обычного мещанина, ведет со мной непонятную игру и…
— Который час, Патрон?
Он сверяется со своей луковицей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27