Вижу со страхом: побеждают меня массой своей мученики и целители, чем больше я их обозначаю, тем больше их на иконе вырастает...
Больше недели сидел я над иконой, покуда не наступил перелом и я начал удовлетворяться работой. По цветовой основе с охровыми гаммами, заговорили, казалось мне, краски их звучностью и выразительностью, но... очевидно, это было время, когда терпение подрядчика истощилось. Утром застал я его перед моим произведением...
— Ну, вот,— сказал он нараспев,— больше не трудитесь ручку портить, а то подсохнет, так ее и не смоешь...
— Так что же? — спросил я смущенно.
— Да ничего-с! Проба не вышла... Тебе, я вижу, надо выбираться по художеству,— вреда меньше: пыряй там себе кистью... А в нашем деле требуется, чтобы человеческого карахтера в иконе не было, чтоб не посеять какого сомнения... Икона, вьюноша, штука заковыристая,— за ней много выходов разных...
— Ну, что же,— говорю хозяину,— раз не подхожу к делу, давайте рассчитаемся.
— Расчет какой! За харчи бы с вас хоть половину, да за материал...— и вздохнул, как жертва.—Ну, да уж так и быть, для первоначалу прощу,— сам нарезался!..
Я надел картуз и с большим стыдом выскочил из мастерской.
Понял я, что вышел на одиночный поединок с жизнью и что теперь ни близкие мои и никто не может помочь мне в моей борьбе.
Недолго продержались в школе мои товарищи. Я встречался время от времени с ними, из рассказов их виделось приближение распада.
Вертлявый юноша занял место руководителя, но вскоре было выяснено, что Генька (так звали его ребята) никакого отношения к живописи не имеет, а просто «нахально упражняется».
— Эрастовна наглухо завинтилась в руках этого хахаля,— рассказывал Рябов,— а у нас к нему с первого мига подозрение установилось: сукин сын, думаем, только понять не могли, для чего он нас обхаживает, чем попользоваться хочет.
По тем же рассказам и у Лидии Эрастовны происходили недоразумения с новым руководителем.
Еще при мне картины после смерти Бурова были свернуты в трубки и перевезены на дачу. Хотела ли вдова ликвидировать городскую квартиру, или предвидела споры, могущие возникнуть между наследниками, и позаботилась о сохранности картин, или это входило в планы расторопного юноши, но картины со «Шлис-сельбургским узником» во главе сложены были в чулане на даче и хранились там под замком.
История с картиной произошла следующим порядком.
Ученики спали частью в сенях, частью во второй половине дачного строения.
Однажды среди ночи Стрелкин был разбужен кем-то, шагнувшим через него. В прорезе открывшейся наружу двери он увидел тень человеческой фигуры. Стрелкин выскочил следом за удалявшейся тенью и рассмотрел в темноте листвы человека со свертком, быстро убегавшего вниз, по просеке, на побережную дорогу.
Стрелкин разбудил Вихрова и сообщил ему о происшедшем.
Приятели зажгли лампу и увидели, что дверь чулана, где хранились картины, была незапертой; «Узника», отдельным свертком стоявшего в углу чулана,— не было.
Подняли на ноги всю банду и разбудили Лидию Эрастовну.
Вдова, узнав о случившемся, закричала:
— Ах, это он, негодный человек!!—и заплакала, умоляя ребят спасти картину учителя.
Рассказ о приключении «Шлиссельбургского узника» в разбойных ущельях Жигулей был много раз и наперебой сообщен мне моими друзьями.
— Понимаешь, ночь бурная, воровство, погоня... Месть за поруганную картину учителя,— лучшего и придумать нельзя было при нашем безделье!— говорили мои друзья.
Отряд погони разбился надвое: Минаков, Киров и Мохруша, самые быстроногие из всех, ударились верхней дорогой, чтоб отрезать путь вору, если бы тот захотел переменить береговую, каменистую и трудную для ночного пути, дорогу на верхнюю, наезженную.
Стрелкин, Рябов и другие открыли погоню низом.
Вихров остался охранять дом с хозяйкой, ребенком и с остальными картинами Бурова.
Первая группа ищейками пробежала далеко вперед по верхней дороге и, не встретив живого существа, убедилась, что «Узника» тащат низом; спустилась к береговой тропе и присела в порослях осокоря.
Ночь была тихая (когда из бурной она превратилась в тихую,— рассказчики мои об этом умолчали)... С Волги ни всплеска. Слышен был каждый звук сорвавшегося осыпью камешка.
Хруст щебня из-под ног идущего они услышали издали. Ребята поднялись.
Когда человек со свертком обозначился довольно ясно, Минаков своим басом крикнул встреч идущему:
— Снимай, сукин сын, штаны!
Декларация была ясная, имитирующая грабителей. Идущий остановился.
— Стрелять буду! — пригрозил он и выстрелил для острастки вверх.
— Свои мы, Генька, свои,— завопил испуганно Мохруша.
В ответ на выстрел невдалеке раздался знаменитый среди горчичников посвист Рябова. Другой отряд приближался.
— Это ты, Минаков?—успокоено сказал Генька, снимая с плеча сверток,— чего же дураков валять, убил бы еще, пожалуй...— Он закурил папиросу. — За мной охоту устроили?!.
Сейчас же подоспели другие преследователи и окружили похитителя.
Рябов подошел к нему вплотную, острием ладони секнул по предплечью Геньки и поднял с полу револьвер.
— Дубина, сражаться, что ль, с вами буду,— и так бы отдал. .. — огрызнулся пойманный.
— Заткнись, белогорлица! — отрезал Рябов и, обратившись к Стрелкину: — Теперь действуй, Андрюша.
— Так как же, Евгений Викторович, руководить нами захотел, а сам воровским делом занялся?!
Генька перебил Стрелкина:
— Языки точить не к чему, меня не обгонишь... Поймали — ваше счастье, берите картину!—развязно сказал Генька, закуривая новую папиросу.
— Взять — это мало: мы тебя свяжем да в полицию представим, вор, грабитель! — загорячился Киров.
— Идиоты вы, идиоты! Да понимаете ли вы цену этому свертку? Вы хотите, чтоб «Узник» у вашей хозяйки затерялся, чтоб от Бурова памяти не осталось?!. А знаете ли вы, что на эту картину у меня больше прав, чем у Лидии Эрастовны?!.
— Смердишь, белогорлица,— сказал мрачно Рябов, подходя вплотную к Геньке. — Твои счеты с Эрастовной храни про себя... С полицией валандаться мы не будем, но уходи отсюда так, чтоб и вони твоей не осталось,—понял? А явишься, так на твою мертвую долю, это я — Рябов — говорю,— слышал? Получай!— Рябов бросил к ногам парня револьвер и неожиданно для всех ударил его по лицу. Гуттаперчевый воротник Геньки отстегнулся и блеснул белизной в ночи.
Товарищи набросились на Рябова с упреками.
— Он сволочь беспамятный, ему надо,— невозмутимо сказал Рябов, укладывая сверток «Узника» на плечо,— айда, ребята!
— Дубина, мужлан!—сказал вслед уходившему Генька, оправляя воротник и галстук...
Не знаю, какие еще авантюры претерпел «Шлиссельбургский узник», раньше чем попал на стену столичного музейного хранилища.
После всех невзгод, какие перенесли мои товарищи после распавшейся школы, мое предложение о собственной мастерской наконец-то восторжествовало. Младшие из учеников были отправлены по домам для вручения их родителям, а мы сняли недалеко от базара полугиблый дом за четыре с полтиной в месяц и повесили на нем вывеску, гласившую: «Артель живописцев исполняет вывески и другие работы», и стали ждать заказов.
Первой ласточкой была «Продажа сена и овса».
Конечно, нас не могла удовлетворить простая, буквенная вывеска, и поэтому мы придумали украсить надпись колосьями овса по синему фону и полевыми цветами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Больше недели сидел я над иконой, покуда не наступил перелом и я начал удовлетворяться работой. По цветовой основе с охровыми гаммами, заговорили, казалось мне, краски их звучностью и выразительностью, но... очевидно, это было время, когда терпение подрядчика истощилось. Утром застал я его перед моим произведением...
— Ну, вот,— сказал он нараспев,— больше не трудитесь ручку портить, а то подсохнет, так ее и не смоешь...
— Так что же? — спросил я смущенно.
— Да ничего-с! Проба не вышла... Тебе, я вижу, надо выбираться по художеству,— вреда меньше: пыряй там себе кистью... А в нашем деле требуется, чтобы человеческого карахтера в иконе не было, чтоб не посеять какого сомнения... Икона, вьюноша, штука заковыристая,— за ней много выходов разных...
— Ну, что же,— говорю хозяину,— раз не подхожу к делу, давайте рассчитаемся.
— Расчет какой! За харчи бы с вас хоть половину, да за материал...— и вздохнул, как жертва.—Ну, да уж так и быть, для первоначалу прощу,— сам нарезался!..
Я надел картуз и с большим стыдом выскочил из мастерской.
Понял я, что вышел на одиночный поединок с жизнью и что теперь ни близкие мои и никто не может помочь мне в моей борьбе.
Недолго продержались в школе мои товарищи. Я встречался время от времени с ними, из рассказов их виделось приближение распада.
Вертлявый юноша занял место руководителя, но вскоре было выяснено, что Генька (так звали его ребята) никакого отношения к живописи не имеет, а просто «нахально упражняется».
— Эрастовна наглухо завинтилась в руках этого хахаля,— рассказывал Рябов,— а у нас к нему с первого мига подозрение установилось: сукин сын, думаем, только понять не могли, для чего он нас обхаживает, чем попользоваться хочет.
По тем же рассказам и у Лидии Эрастовны происходили недоразумения с новым руководителем.
Еще при мне картины после смерти Бурова были свернуты в трубки и перевезены на дачу. Хотела ли вдова ликвидировать городскую квартиру, или предвидела споры, могущие возникнуть между наследниками, и позаботилась о сохранности картин, или это входило в планы расторопного юноши, но картины со «Шлис-сельбургским узником» во главе сложены были в чулане на даче и хранились там под замком.
История с картиной произошла следующим порядком.
Ученики спали частью в сенях, частью во второй половине дачного строения.
Однажды среди ночи Стрелкин был разбужен кем-то, шагнувшим через него. В прорезе открывшейся наружу двери он увидел тень человеческой фигуры. Стрелкин выскочил следом за удалявшейся тенью и рассмотрел в темноте листвы человека со свертком, быстро убегавшего вниз, по просеке, на побережную дорогу.
Стрелкин разбудил Вихрова и сообщил ему о происшедшем.
Приятели зажгли лампу и увидели, что дверь чулана, где хранились картины, была незапертой; «Узника», отдельным свертком стоявшего в углу чулана,— не было.
Подняли на ноги всю банду и разбудили Лидию Эрастовну.
Вдова, узнав о случившемся, закричала:
— Ах, это он, негодный человек!!—и заплакала, умоляя ребят спасти картину учителя.
Рассказ о приключении «Шлиссельбургского узника» в разбойных ущельях Жигулей был много раз и наперебой сообщен мне моими друзьями.
— Понимаешь, ночь бурная, воровство, погоня... Месть за поруганную картину учителя,— лучшего и придумать нельзя было при нашем безделье!— говорили мои друзья.
Отряд погони разбился надвое: Минаков, Киров и Мохруша, самые быстроногие из всех, ударились верхней дорогой, чтоб отрезать путь вору, если бы тот захотел переменить береговую, каменистую и трудную для ночного пути, дорогу на верхнюю, наезженную.
Стрелкин, Рябов и другие открыли погоню низом.
Вихров остался охранять дом с хозяйкой, ребенком и с остальными картинами Бурова.
Первая группа ищейками пробежала далеко вперед по верхней дороге и, не встретив живого существа, убедилась, что «Узника» тащат низом; спустилась к береговой тропе и присела в порослях осокоря.
Ночь была тихая (когда из бурной она превратилась в тихую,— рассказчики мои об этом умолчали)... С Волги ни всплеска. Слышен был каждый звук сорвавшегося осыпью камешка.
Хруст щебня из-под ног идущего они услышали издали. Ребята поднялись.
Когда человек со свертком обозначился довольно ясно, Минаков своим басом крикнул встреч идущему:
— Снимай, сукин сын, штаны!
Декларация была ясная, имитирующая грабителей. Идущий остановился.
— Стрелять буду! — пригрозил он и выстрелил для острастки вверх.
— Свои мы, Генька, свои,— завопил испуганно Мохруша.
В ответ на выстрел невдалеке раздался знаменитый среди горчичников посвист Рябова. Другой отряд приближался.
— Это ты, Минаков?—успокоено сказал Генька, снимая с плеча сверток,— чего же дураков валять, убил бы еще, пожалуй...— Он закурил папиросу. — За мной охоту устроили?!.
Сейчас же подоспели другие преследователи и окружили похитителя.
Рябов подошел к нему вплотную, острием ладони секнул по предплечью Геньки и поднял с полу револьвер.
— Дубина, сражаться, что ль, с вами буду,— и так бы отдал. .. — огрызнулся пойманный.
— Заткнись, белогорлица! — отрезал Рябов и, обратившись к Стрелкину: — Теперь действуй, Андрюша.
— Так как же, Евгений Викторович, руководить нами захотел, а сам воровским делом занялся?!
Генька перебил Стрелкина:
— Языки точить не к чему, меня не обгонишь... Поймали — ваше счастье, берите картину!—развязно сказал Генька, закуривая новую папиросу.
— Взять — это мало: мы тебя свяжем да в полицию представим, вор, грабитель! — загорячился Киров.
— Идиоты вы, идиоты! Да понимаете ли вы цену этому свертку? Вы хотите, чтоб «Узник» у вашей хозяйки затерялся, чтоб от Бурова памяти не осталось?!. А знаете ли вы, что на эту картину у меня больше прав, чем у Лидии Эрастовны?!.
— Смердишь, белогорлица,— сказал мрачно Рябов, подходя вплотную к Геньке. — Твои счеты с Эрастовной храни про себя... С полицией валандаться мы не будем, но уходи отсюда так, чтоб и вони твоей не осталось,—понял? А явишься, так на твою мертвую долю, это я — Рябов — говорю,— слышал? Получай!— Рябов бросил к ногам парня револьвер и неожиданно для всех ударил его по лицу. Гуттаперчевый воротник Геньки отстегнулся и блеснул белизной в ночи.
Товарищи набросились на Рябова с упреками.
— Он сволочь беспамятный, ему надо,— невозмутимо сказал Рябов, укладывая сверток «Узника» на плечо,— айда, ребята!
— Дубина, мужлан!—сказал вслед уходившему Генька, оправляя воротник и галстук...
Не знаю, какие еще авантюры претерпел «Шлиссельбургский узник», раньше чем попал на стену столичного музейного хранилища.
После всех невзгод, какие перенесли мои товарищи после распавшейся школы, мое предложение о собственной мастерской наконец-то восторжествовало. Младшие из учеников были отправлены по домам для вручения их родителям, а мы сняли недалеко от базара полугиблый дом за четыре с полтиной в месяц и повесили на нем вывеску, гласившую: «Артель живописцев исполняет вывески и другие работы», и стали ждать заказов.
Первой ласточкой была «Продажа сена и овса».
Конечно, нас не могла удовлетворить простая, буквенная вывеска, и поэтому мы придумали украсить надпись колосьями овса по синему фону и полевыми цветами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80