Был прямолинеен, не выносил никакой фальши и
притворства в отношении между людьми. Может быть, поэтому его побаивались
многие взрослые, но никогда не боялись дети.
Как мы, ребята, любили те редкие минуты, когда он играл с нами, и как он сам
преображался, отдаваясь игре! Самым удивительным - и притягательными - для
нас было то, что он никогда не ставил себя над нами, не боялся показаться
смешным, не стеснялся признаться в собственной ошибке, причем все это без
специальных педагогических намерений - просто он таким был.
Однажды в день моего рождения отец подарил мне томик Лермонтова с надписью:
"Дочке Лене в день одинадцатилетия". Я смущенно поправила его:
- Пап, а здесь два "н" пишется...
Ручаюсь, что в такой щекотливой ситуации любой взрослый, "спасая" свой
престиж, нашел бы себе какое-нибудь оправдание: мол, описка, зарапортовался,
не заметил... А то и нотацию прочитал бы: мала еще - взрослых учить. А отец
хмыкнул смущенно:
- Гм, да... Давай исправим, спасибо...
А один раз мы, ребята, целой ватагой прибежали к нему с новой, модной тогда
шуткой:
- Папа, расшифруй слово "ДУНЯ".
- Как это?
- А вот надо на каждую букву придумать слово, чтобы вместе получилось
предложение.
Отец задумался. А мы все повизгиваем от нетерпения и торопим:
- Ну, ну... хочешь, скажем?
- Ладно, сдаюсь - говорите.
- Дураков У Нас Нет! - выпаливаем хором и замираем в ожидании.
Отец, чувствуя какой-то подвох, старательно проверяет и вдруг изумленно
спрашивает:
- Позвольте, а как же Я?
Мы все оглушительно орем от восторга и буквально катаемся по террасе от
смеха. Он сначала недоумевает, а потом, обнаружив скрытый смысл, не
обижается, как все взрослые, на эту "дурацкую шутку", а хохочет сам с нами до
слез... На фронт он ушел добровольцем. Мог бы остаться - его посылали на
Урал, предлагали пост начальника военного училища в Златоусте (его щадили:
перед войной он долго лечился и еще не оправился после затяжной болезни).
- Алеша, как хорошо-то... - робко обрадовалась мама, но встретила суровое:
- Я отказался. Ты пойми меня и не проси о том, что невозможно. Не умею я
прятаться за спины других, не прощу себе этого, если сделаю...
Вот так и нам, детям, он умел не прощать ни одного, даже, казалось бы,
мелкого проступка, в котором проявлялась хоть капелька лжи, трусости,
хвастливости, захребетничества. Помню, я однажды провинилась перед отцом: он
делал забор, я ему помогала. Понадобились срочно гвозди, и я отправилась за
ними, но, увидев играющих на улице ребят, не выдержала соблазна и убежала к
ним играть. Когда я вечером возвращалась домой, ноги не слушались меня. Я не
боялась, нет, это чувство было сильнее страха. Может быть, это был стыд и
раскаяние? Когда я появилась в комнате, отец взглянул на меня. Только
взглянул. И вот этот взгляд я помню до сих пор. В нем не было ни упрека, ни
осуждения, даже простого неудовольствия не было, зато было какое-то горькое
недоумение: мол, подвела ты меня, не ожидал... Меня словно кипятком обожгло -
я почувствовала, что совершила что-то бесчестное, постыдное, словно маленькое
предательство. Да так оно и было, и отец дал мне это понять. Он никому ничего
не сказал, и мой проступок не был предметом семейного разбирательства, но
этот взгляд! Мне и сейчас перед ним стыдно...
Я вспоминаю отца часто, особенно когда туго приходится, представляю себе: а
что сделал бы он, что он сказал бы? И всегда я перед ним как девочка, которую
он когда-то сажал на колени и спрашивал ласково и заинтересованно.
- Ну, курносая, рассказывай, как дела?
Он погиб осенью сорок первого... Ему тогда было тридцать девять... Я сейчас
уже старше его, но мне никогда не перерасти отца. Он будет всегда впереди и
выше меня, но всегда рядом. Из своего немыслимого далека, из моего детства,
он и сейчас словно руководит моими мыслями, поступками, как будто в нем, в
его образе сосредоточилась вся моя совесть.
К этому рассказу об отце я хотела добавить только одну фразу: весь наш
родительский авторитет - да и не только родительский - зависит не от
возраста, не от служебного положения, не от каких-то там приемов, ухищрений,
педагогических (и буквальных!) "кнутов" и "пряников", а от того, какие мы
люди: справедливы ли? Честны ли? Умелы, требовательны, добры? Благородна ли
цель нашей жизни? Чисты ли средства ее достижения?
Написала - и тотчас увидела знакомый прищур насмешливых отцовских глаз:
"Красиво, а неправда..." - "Почему?!" - хочется крикнуть мне, но... отец
никогда не любил подсказывать.
И вот думаю, думаю... Почему неправда? Разве уважение к человеку, его
авторитет не зависят от того, каков этот человек? Зависят! Почему же
неправда? Исподволь начинает тревожить мысль: если бы все было так, как я
сказала, тогда уважением и авторитетом пользовались бы лишь самые лучшие люди
земли. Но как часто можно увидеть совсем другое. Иногда люди сотворяют себе
кумира из того, кто не всегда достоин даже простого уважения. Бывает и так:
люди, обладающие весьма невысокими нравственными качествами, но умеющие быть
требовательными и играть на слабостях человеческих, подчиняют себе людей,
вызывая их неподдельное уважение. И здесь как раз существует множество
способов, тех самых "кнутов" и "пряников", с помощью которых "стадо"
подчиняется "пастуху". Разве главари банд или воровских шаек не пользуются
авторитетом у своей братии? Еще каким! Причем необязательно завоеванным с
помощью запугивания и страха. Все гораздо сложнее.
Ты прав, отец... Но как же в этом разобраться? А если посмотреть с такой
стороны: кто у кого пользуется уважением? Ого, какое богатое поле для
наблюдений и размышлений! Для одних важны: ум, честность, увлеченность,
глубина знаний, мастерство, доброта, бескорыстность, верность, своеобразие
личности. А для других: влиятельность, связи, изворотливость, известность,
обеспеченность, соответствие моде и принятому стандарту... Разделение это,
разумеется, схематично и неполно, но не в этом дело. Важно другое: почему
одними ценится одно, другими - другое? И заметно это уже с очень раннего
возраста - воспитатели и учителя это хорошо знают. Ну, конечно, это зависит
от того, что ценится в семье, в которой растет ребенок. Именно семья
ориентирует ребенка в жизни с самого начала. Не словами, разумеется, а общим
настроем, семейным укладом, отношением к людям и их делам, собственным
участием в жизни окружающих.
Вот говорят: с кем поведешься, от того и наберешься. А с кем поведешься?
Разве это не зависит от самого человека? Читаю, например: "Мне
посчастливилось встретиться с замечательными людьми, они помогли мне стать
человеком". Думаю: не в счастливом случае тут дело, хорошие люди встречаются
всем, но не все их видят. Научить подрастающего человека не пройти мимо
настоящего, не увлечься ложным, недостойным человека - вот задача необычайной
важности!
Мне всю жизнь везет на хороших людей - спасибо отцу за науку.
И вот теперь, когда у меня самой растут дети, я вновь и вновь вспоминаю его
уроки простоты, искренности, безупречной честности и высокой нравственной
требовательности к себе и к людям, даже самым маленьким. Не послушания он
хотел от нас, своих детей, а понимания и верных самостоятельных решений.
Думаю, это во многом определило весь наш дальнейший жизненный путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68