Древние египтяне боготворили сфинкса под именем «Гери-мукха» – или Солнца на небосклоне. На той горной цепи, что обрамляет Кашмир, к северу находится, как известно, громадная, похожая на голову вершина (13000 футов над уровнем моря) и называется Гери-Мукх. Имя это встречается в древнейших Пуранах. Почему гг. филологи не позаймутся этим странным совпадением имен и легенд? Кажется, почва богатая…» [1, с. 192, 193]
Так как следующий рассказ длинен и сложен, то ему следует отвести особую главу, и она будет озаглавлена так же, как в «В пещерах и дебрях Индостана».[13]
Глава 13
Таинственный остров
«Вечером нас завезли в какую-то кругом обрамленную лесом глухую лощину, из которой мы выехали на берег огромного озера. Здесь снова приключилось с нами нечто на первый взгляд не совсем обыкновенное, но в сущности весьма загадочное. Мы вышли из экипажей; у берега, густо заросшего тростником (не по нашим русским понятиям «тростником», а тростником, скорее соответствующим Гулливеровским описаниям Бробдингнагской природы) стоял большой, новый, привязанный к тростнику паром. Около парома не было никого, и берег казался совершенно пустым. Оставалось еще часа полтора, два до солнечного заката. В то время, как наши люди с телохранителями и слугами Такура выкладывали из таратайки наши узелки и поклажу и переносили их на паром, мы уселись на какой-то развалине у самой воды, любуясь великолепным озером. У*** собирался срисовать вид, который был действительно прелестен.
– Не торопитесь снимать эту местность, – остановил его Гулаб-Синг. – Через полчаса мы будем на острове, где виды гораздо красивее этого. Там мы можем провести ночь и даже все завтрашнее утро.
– Боюсь темно будет через час… А завтра нам придется рано выехать, – сказал У***, открывая ящик с красками.
– Нет… Можем остаться и до трех часов пополудни… До станции железной дороги всего три часа, а поезд в Джебельпур отходит только в восемь часов вечера. К тому же, сегодня вечером вы увидите и услышите на острове странный и чрезвычайно интересный натуральный феномен: я угощу вас концертом… – добавил он с привычной ему загадочною улыбкой.
Мы все навострили уши.
– Да на какой же это мы едем остров? – полюбопытствовал полковник. – Разве мы ночуем не здесь у берега, где так прохладно и где…
– Лес так полон игривыми леопардами, а тростник скрывает змей, хотели вы сказать, – перебил его, осклабясь, Бабу. – Вон, взгляните направо, возле мисс Б***, под тростником! Полюбуйтесь счастливым семейством в пустыне: отец, мать, дяди, тетки, дети, – начал он громко считать, – я даже подозреваю в этой компании тещу…
Мисс Б*** взглянула по направлению тростника и, заголосив так, что весь лес застонал ей в ответ, опрометью бросилась, как к спасительному ковчегу – к тонге. В трех шагах от нее, сверкая блестящей кожей в лучах заходящего солнца, играло штук сорок змей со своими детенышами. Они кувыркались, свивались, развивались, переплетались хвостами, представляя картину полного и невинного счастья. Такур присел было на камень возле У***, который уже собирался начинать рисунок, но тут бросил его и стал смотреть на опасную группу змей, хладнокровно покуривая свой неугасимый гэргэри (раджпутский кальян).
– Криком вы только заранее привлечете сюда из леса уже собирающихся на ночной водопой зверей, – немного насмешливо заметил он мисс Б***, которая пугливо высовывала из тонги свое бледное, искаженное ужасом лицо. – Бояться никому из нас решительно нечего. Не троньте зверя, и он вас оставит в покое и даже убежит от вас скорее, чем вы от него…
С этими словами он слегка махнул чубуком по направлению семейной группы. Как громом пораженная, вся эта живая масса мгновенно стала недвижимою, а в следующую затем секунду исчезла с громким шипением и шуршанием в тростнике.
– Да это чистый месмеризм!.. – воскликнул полковник, не проронивший ни одного жеста Раджпута и сверкая глазами из-под очков.
– Как вы это сделали, Гулаб-Синг? Как научиться этому искусству?..
– Как сделал? Просто спугнул их движением чубука, как вы видели. Что же касается «искусства», то в этом действии решительно нет никакого «месмеризма», если под этим современным и довольно модным, кажется, словом вы подразумеваете то, что мы, дикие индусы, называем вашикаран видья, т. е. наука очаровывать людей и зверей силою воли. Змеи убежали потому, что испугались направленного против них движения…
– Но ведь вы не отвергаете, что изучили это древнее искусство и имеете этот дар?
– Нет, не отвергаю. Всякий индус моей секты обязан изучать вместе с другими тайнами, переданными нам нашими предками, тайны физиологии и психологии. Но что ж в этом? Боюсь, мой дорогой полковник, что вы вообще слишком склонны смотреть на мои малейшие действия сквозь призму мистицизма, – добавил он, улыбаясь. – Это вам Нараян видно наговорил про меня; не так ли?..
И он ласково, хотя и с тем же загадочным выражением опустил взор на сидевшего у его ног и редко спускавшего с него глаза деканца. Колосс потупился и молчал.
– Да, – тихо, но весьма иронически ответил за него принявшийся за рисовальный аппарат У***, – Нараян видит в вас нечто более своего бывшего бога Шивы и весьма немногим менее Парабрамы… Поверите ли?.. Он нас серьезно уверял в Насике, будто «радж-йоги», в том числе и вы (хотя, признаюсь, еще до сих пор я не понимаю, что такое именно «радж-йог»), могут кого и что угодно, и одной силою воли, заставить, например, видеть не то, что у тех действительно перед глазами и что видят и все другие, а то, чего совсем нет и не было, и что находится в воображении магнетизера или «радж-йога»… Ха, ха,… он называл это, сколько помню, майя, иллюзией.
– И что ж?.. Вы, конечно, довольно посмеялись над нашим Нараяном? – также спокойно осведомился Такур, смотря в темнозеленую глубь озера.
– Гм! да… немножко, – рассеянно признался У***, который, очинив карандаш и разложив на коленях папку, внимательно начал всматриваться вдаль, выбирая самое эффективное для рисунка место. – Я, признаюсь, скептик в подобных делах, – добавил он…
– Нет… да, впрочем, правда. Я, действительно, кажется, и тогда не поверил бы, и скажу почему. Если бы я увидал перед собою несуществующее, или скорее существующее лишь для одного меня, то как бы эти предметы ни были для меня лично объективны, прежде чем принять галлюцинацию за нечто вещественное, кажется, уж в силу одной простой логики, я был бы прежде всего обязан скорее заподозрить самого себя, увериться, что я еще не сошел с ума, чем позволять себе верить, что то, что я один вижу, не только есть действительность, но что эти картины суть рефлексия мысли, управляемой волей другого человека, – человека, который, таким образом, временно управляет и моим оптическим нервом и мозгом… Что за чепуха!.. неужели кто-нибудь в состоянии меня уверить, что есть на свете такой магнетизер или радж-йог, который бы заставил… ну, хоть бы меня, видеть то, что ему заблагорассудится, а не то, что я сам вижу и знаю, что и другие видят?
– И однако же есть люди вполне верующие, ибо они убедились, что такой дар возможен, – небрежно заметил Такур.
– Что ж, что есть?.. Есть, кроме таких, еще двадцать миллионов спиритов, верующих в материализацию духов!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Так как следующий рассказ длинен и сложен, то ему следует отвести особую главу, и она будет озаглавлена так же, как в «В пещерах и дебрях Индостана».[13]
Глава 13
Таинственный остров
«Вечером нас завезли в какую-то кругом обрамленную лесом глухую лощину, из которой мы выехали на берег огромного озера. Здесь снова приключилось с нами нечто на первый взгляд не совсем обыкновенное, но в сущности весьма загадочное. Мы вышли из экипажей; у берега, густо заросшего тростником (не по нашим русским понятиям «тростником», а тростником, скорее соответствующим Гулливеровским описаниям Бробдингнагской природы) стоял большой, новый, привязанный к тростнику паром. Около парома не было никого, и берег казался совершенно пустым. Оставалось еще часа полтора, два до солнечного заката. В то время, как наши люди с телохранителями и слугами Такура выкладывали из таратайки наши узелки и поклажу и переносили их на паром, мы уселись на какой-то развалине у самой воды, любуясь великолепным озером. У*** собирался срисовать вид, который был действительно прелестен.
– Не торопитесь снимать эту местность, – остановил его Гулаб-Синг. – Через полчаса мы будем на острове, где виды гораздо красивее этого. Там мы можем провести ночь и даже все завтрашнее утро.
– Боюсь темно будет через час… А завтра нам придется рано выехать, – сказал У***, открывая ящик с красками.
– Нет… Можем остаться и до трех часов пополудни… До станции железной дороги всего три часа, а поезд в Джебельпур отходит только в восемь часов вечера. К тому же, сегодня вечером вы увидите и услышите на острове странный и чрезвычайно интересный натуральный феномен: я угощу вас концертом… – добавил он с привычной ему загадочною улыбкой.
Мы все навострили уши.
– Да на какой же это мы едем остров? – полюбопытствовал полковник. – Разве мы ночуем не здесь у берега, где так прохладно и где…
– Лес так полон игривыми леопардами, а тростник скрывает змей, хотели вы сказать, – перебил его, осклабясь, Бабу. – Вон, взгляните направо, возле мисс Б***, под тростником! Полюбуйтесь счастливым семейством в пустыне: отец, мать, дяди, тетки, дети, – начал он громко считать, – я даже подозреваю в этой компании тещу…
Мисс Б*** взглянула по направлению тростника и, заголосив так, что весь лес застонал ей в ответ, опрометью бросилась, как к спасительному ковчегу – к тонге. В трех шагах от нее, сверкая блестящей кожей в лучах заходящего солнца, играло штук сорок змей со своими детенышами. Они кувыркались, свивались, развивались, переплетались хвостами, представляя картину полного и невинного счастья. Такур присел было на камень возле У***, который уже собирался начинать рисунок, но тут бросил его и стал смотреть на опасную группу змей, хладнокровно покуривая свой неугасимый гэргэри (раджпутский кальян).
– Криком вы только заранее привлечете сюда из леса уже собирающихся на ночной водопой зверей, – немного насмешливо заметил он мисс Б***, которая пугливо высовывала из тонги свое бледное, искаженное ужасом лицо. – Бояться никому из нас решительно нечего. Не троньте зверя, и он вас оставит в покое и даже убежит от вас скорее, чем вы от него…
С этими словами он слегка махнул чубуком по направлению семейной группы. Как громом пораженная, вся эта живая масса мгновенно стала недвижимою, а в следующую затем секунду исчезла с громким шипением и шуршанием в тростнике.
– Да это чистый месмеризм!.. – воскликнул полковник, не проронивший ни одного жеста Раджпута и сверкая глазами из-под очков.
– Как вы это сделали, Гулаб-Синг? Как научиться этому искусству?..
– Как сделал? Просто спугнул их движением чубука, как вы видели. Что же касается «искусства», то в этом действии решительно нет никакого «месмеризма», если под этим современным и довольно модным, кажется, словом вы подразумеваете то, что мы, дикие индусы, называем вашикаран видья, т. е. наука очаровывать людей и зверей силою воли. Змеи убежали потому, что испугались направленного против них движения…
– Но ведь вы не отвергаете, что изучили это древнее искусство и имеете этот дар?
– Нет, не отвергаю. Всякий индус моей секты обязан изучать вместе с другими тайнами, переданными нам нашими предками, тайны физиологии и психологии. Но что ж в этом? Боюсь, мой дорогой полковник, что вы вообще слишком склонны смотреть на мои малейшие действия сквозь призму мистицизма, – добавил он, улыбаясь. – Это вам Нараян видно наговорил про меня; не так ли?..
И он ласково, хотя и с тем же загадочным выражением опустил взор на сидевшего у его ног и редко спускавшего с него глаза деканца. Колосс потупился и молчал.
– Да, – тихо, но весьма иронически ответил за него принявшийся за рисовальный аппарат У***, – Нараян видит в вас нечто более своего бывшего бога Шивы и весьма немногим менее Парабрамы… Поверите ли?.. Он нас серьезно уверял в Насике, будто «радж-йоги», в том числе и вы (хотя, признаюсь, еще до сих пор я не понимаю, что такое именно «радж-йог»), могут кого и что угодно, и одной силою воли, заставить, например, видеть не то, что у тех действительно перед глазами и что видят и все другие, а то, чего совсем нет и не было, и что находится в воображении магнетизера или «радж-йога»… Ха, ха,… он называл это, сколько помню, майя, иллюзией.
– И что ж?.. Вы, конечно, довольно посмеялись над нашим Нараяном? – также спокойно осведомился Такур, смотря в темнозеленую глубь озера.
– Гм! да… немножко, – рассеянно признался У***, который, очинив карандаш и разложив на коленях папку, внимательно начал всматриваться вдаль, выбирая самое эффективное для рисунка место. – Я, признаюсь, скептик в подобных делах, – добавил он…
– Нет… да, впрочем, правда. Я, действительно, кажется, и тогда не поверил бы, и скажу почему. Если бы я увидал перед собою несуществующее, или скорее существующее лишь для одного меня, то как бы эти предметы ни были для меня лично объективны, прежде чем принять галлюцинацию за нечто вещественное, кажется, уж в силу одной простой логики, я был бы прежде всего обязан скорее заподозрить самого себя, увериться, что я еще не сошел с ума, чем позволять себе верить, что то, что я один вижу, не только есть действительность, но что эти картины суть рефлексия мысли, управляемой волей другого человека, – человека, который, таким образом, временно управляет и моим оптическим нервом и мозгом… Что за чепуха!.. неужели кто-нибудь в состоянии меня уверить, что есть на свете такой магнетизер или радж-йог, который бы заставил… ну, хоть бы меня, видеть то, что ему заблагорассудится, а не то, что я сам вижу и знаю, что и другие видят?
– И однако же есть люди вполне верующие, ибо они убедились, что такой дар возможен, – небрежно заметил Такур.
– Что ж, что есть?.. Есть, кроме таких, еще двадцать миллионов спиритов, верующих в материализацию духов!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91