— Да вот про денежки-то. Одни лошадками увлекаются, у других любовь либо картишки на уме. Ну-ну, я пошутил, я уже прочел в газетке про твою беду! — Для того чтобы сообщение о ночном происшествии успело попасть в утренний номер, требовалось, чтобы оно обнаружилось тотчас по совершении налета, вследствие чего Митьке и хотелось выяснить, не донос ли, чудом запоздавший, был причиной столь скорого раскрытия.
— Большие деньжищи… — тоном сочувствия продолжал он, — и что всего обидней — ведь на кутеж либо на тряпки блудильным девочкам уйдут. У нас на Ветлуге тоже из кассы двенадцать тыщонок хапнули… так эти же двое, помнится, наезжали. Деловые ребята, особенно постарше который: отыщут! Ты расспроси у них про наш случай, в кооперативе, мол, Красный Сеятель. — Митька сделал неожиданную попытку подняться, но волшебное, под ним, кресло легко, без насилия, не пустило его. — Пухом, что ли, набито?.. ишь как засасывает, мягкое! А мы, братец, у себя в провинции все на табуреточках пока…
— Да, ловкая и, видно, быстрая работа… главное, никакой улики! — вяло тянул директор, занятый своими, но по тому же поводу, мыслями. — Только вот смотри, какое примечательное обстоятельство! Близ самого своего стола я вот эту вещицу поднял… — И, развернув бумажку, валявшуюся на столе, показал грошовое серебряное, с голубым глазком колечко. — Представь себе, на самом виду лежало… Всего забавней, что где-то я уже видел его. Постой, да не на фронте ли под Казанью?
— Стареешь, Арташез, память плохая, у меня же и видел!.. дай сюда! — в каком-то бредовом вдохновении и бесконечно дерзко сказал Митька, взял вещь из его пальцев и, ревниво потерев о рукав, так же неспешно спрятал в карман. — Вот так оно лучше будет, а бумажку себе оставь… Главное — не только у меня видел, а и сам в руках держал, когда я тебе про Машу Доломанову рассказывал. Ай все забыл?.. нет, стареешь, брат Арташез.
— А ты уверен, что оно твое, Митрий? — делал вид, будто сопротивляется, директор, но тут некстати позвонил телефон. — Какой, к черту, родильный дом? Вы в морг попали! — и по тому, как он с сердцем кинул трубку на рычаг, можно было судить о его скрытом волнении. — Ведь колечко-то на полу, рядом со взломанным шкафом нашли. Видимо, кто работал, тот и выронил…
Митька недоверчиво выпятил губу.
— А в прошлый раз ты сказал, будто возле стола лежало.
— Разве? Значит, оговорился я, — так же, без выражения, отвечал Арташез.
— В таком случае, почему же не передал агентам как улику?.. или ты знал, что оно мое?
Директор пристально и строго посмотрел на своего гостя.
— Разумеется, Митрий, я тебя подороже украденной суммы ценю… вернее, будущность твою! Но… неужели ты способен предположить, что даже ради тебя я пошел бы на служебное преступленье? — уклонился от объясненъя Арташез, переставляя с места на место предметы на столе, и вдруг внимательно покосился на Митькины руки. — Я так полагал, что с находкой произошло странное совпадение, которое ты мне объяснишь, конечно?
— Охотно… — подхватил Митька. — Месяца два назад это самое колечко у меня в поезде с бумажником украли… видно, те же самые побывали у тебя прошлую ночь, не иначе!
— Вот видишь как, аккуратнее надо прятать, когда в поезде едешь… — сурово сказал Арташез. — Но что занятнее всего, знаешь ли, половина украденной суммы оказалась подкинутой… ровно в копеечку половина!
— Потерял, значит… то-то поди плачется теперь!
— Нет, я думаю, тут иначе дело было, Митрий. Скорей всего на вора снизошло внезапное… не скажу раскаянье, потому что тогда у него хватило бы смелости и с повинной прийти! А, видимо, небольшое озарение… Те двое говорят, что такого не бывает в уголовной практике, а я полагаю, с настоящим человеком буквально все может случиться… как по-твоему?
— Случается, это точно… — как зачарованный подтвердил Митька. — Но какие же твои выводы из этого?
— О, я много делаю выводов, — со значением протянул Арташез. — И прежде всего… так как одновременно с целой ротой озаренья не случается, то, судя по размеру подкинутой суммы, сделать это мог только сам, получающий львиную долю добычи, главарь шайки… не иначе! Он, может, и не стал бы, потому что труд рискованный, во, значит, просто физически не смог унести эти деньги. Побоялся, что сам себя перестанет уважать! Именно это и внушает мне надежду, что хоть на самом донышке, хоть дохлый, а еще шевелится в нем этот самый… ну, прежнего, солдатского достоинства червячок.
— Да ты просто мудрец, Арташез, — смущенно расхохотался Митька, — тебе бы прямиком в следователи! Ну, дальше вали: и что же толкнуло этого гада на столь благородный поступок?
— Тут уйму можно нагадать… к примеру, может быть, и сам он армянин, как я, и когда принимался заодно в столе моем пошарить, то и увидал мельком вот эту самую карточку мою с женой. Ну и постыдился своего-то грабить. Значит, не безразлично ему пока, куда руку запускать… верно? Значит, не ведал, куда шел. Правильно народ говорит, что нет худа без добра… не так ли, Митрий?
Оба замолкли, копя аргументы к продолжению поединка. Точно испытывая терпение бывшего товарища, Митька стал закуривать. Опять подступала жаркая бредовая неразбериха. Вдруг он весь подался вперед в сторону Арташеза.
— В таком случае как же такая подробность в газету не попала?.. про все рассказано, а что часть денег оказалась возвращена — ни слова!
— А видишь ли, уловку эту я придумал… — невесело посмеялся Арташез, — на пробу! В расчете, что вор прочтет, забеспокоится: кто-то другой их не присвоил ли, деньги-то, например, я сам… ну и непременно заявится для личной проверки, а мы его тут и сграбастаем!
— Хитро-о! Выходит, не вовремя навестил я тебя… Ладно, хоть еще веришь мне! — с кривым лицом пошутил Митька. — А то заедешь этак-то к дружку чайком побаловаться, а тебя и сцапают: ты, скажут, казенный шкаф попортил!
— Ну кто же такое на нашего Митрия посмеет возвести! — совсем сухо возразил Арташез и, прерванный телефонным звонком, взялся за трубку. — Да, Катюша, минут через двадцать буду, мы уже кончаем… ну, авось не пережарится! Нет, из розыска раньше были, теперь так, товарищ один сидит. Как тебе сказать… помнишь, я тебе про ночь перед лукояновской операцией рассказывал? Вот он самый… ладно, передам. Тебе жена кланяется, Митрий, я на досуге раз посвятил ее в твои приключения: она знает все. К сожаленью, день неудачный сегодня, но она не теряет надежды познакомиться с тобой в более благоприятных обстоятельствах…
Митьке выгодней было не вникать в скользкую и емкую по содержанию речь бывшего приятеля; он ухватился за спасительное слово.
— А ночка та в Лукояновке… — вдруг через силу заговорил он, — по гроб жизни врезалась мне в память та ночь. Ты с обхода вернулся, в чем был свалился на койку, устал… Но едва Петро затрынкал «Яблочко» на мандолине, ты вскочил как встрепанный… в бурке, бурный. Буркалы выпятил и пошел! Потом сидел на койке, и я тебя, праведника, все колечком этим дразнил: у тебя еще не было этой, нынешней… богини. А знаешь ли ты, что у меня в колечке этом? Кудема, сердце мое… И вот все рассеялось прахом, Арташез. Ничего не осталось, кроме как на стенке от прежнего огня играющие тени…
Через огромное, чуть не в полстены и на уровне плеча начинавшееся окно вливался розоватый, усиленный снегами полдневный свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180