Но это было не так. Штаб воздушной армии сумел и в сложной обстановке сохранить управление войсками. Они хотя и несли потери, но отходили организованно.
В тяжелые дни отступления особенно отличились воздушные разведчики. Летая днем и ночью, иногда в грозу и дождь, подвергаясь атакам немецких истребителей, они постоянно обеспечивали командование воздушной армии необходимыми данными о противнике.
Летчики также внимательно следили за продвижением своих наземных войск, систематически докладывая о месте их нахождения. Чтобы не ошибиться, не спутать их с противником, они, как правило, летали на малых высотах. А нередко даже вынуждены были садиться на ближайшей удобной площадке, чтобы уточнить данные.
Однажды капитан П. С. Середа на самолете И-16 произвел посадку вблизи дороги, по которой двигалась колонна красноармейцев. Не выключая мотора, он вылез из кабины. К нему направился один из бойцов. Приблизившись, он крикнул: "Товарищ летчик, спасайтесь, мы пленные!" Застрочили автоматы гитлеровцев. Пуля обожгла Середу. Но, несмотря на ранение, он влез в кабину. Когда дал газ, вражеские солдаты были уже в двух-трех метрах от него. Резко развернувшись, Середа взлетел. Впоследствии этот летчик отличился в боях и ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
Пара истребителей - командир эскадрильи В. И. Максименко и летчик Н. В. Шляпкин - вела бой с группой вражеских самолетов. Максименко был тяжело ранен и посадил машину у самого переднего края нашей обороны. Шляпкин сел рядом с ним, организовал отправку командира в госпиталь и только после этого вернулся на свой аэродром.
Из всех районов авиационного базирования едва ли не самые тяжелые испытания выпали на долю 28-го. Позднее полковник медицинской службы в отставке Михаил Николаевич Поляков познакомил меня со своим дневником, который вел всю войну. Он у него сохранился. С разрешения автора привожу записи, относящиеся к 9-21 июля.
"Немцы прорвались севернее и южнее нас, мы в вилке. Надо спешить. Связь нарушилась. Без самостоятельной ближней разведки нельзя сделать ни одного километра. Еду с командиром из штаба по маршруту. Въезжаем в Большинскую. Навстречу древний старик:
- Ребятки, куда вы? Час назад немцы проехали на мотоциклах, танках. Слыхал, к Сталинграду прут, проклятые. На Скасирскую направляйтесь, на Ростов то есть. Наша-то пехота туда пошла...
Повернули назад, чтобы предупредить колонну.
...Интендант 2 ранга Николаев был из запасников. С момента прибытия к нам он только и твердил, что погибнет при бомбежке. Отвлечь его от этой мысли было невозможно. А работник хороший, энергичный, инициативный. Выполнил ряд ответственных и рискованных заданий. И вот здесь, у Большинской, поддался роковой реакции страха. При первом разрыве бомбы он сильно побледнел, широко раскрыл глаза; не обращая внимания на крики товарищей, выскочил из укрытия и бросился навстречу рвущимся бомбам... В воронке отыскали лишь кусочек поясного ремня.
В Скасирской столпотворение. Войска, штабы дивизий и полков. Все без связи со своими армиями. Но я с нашей воздушной связался: сел самолет! Узнал от летчика, что надо двигаться к переправе через Дон в станице Константиновская. Выставил пикеты, чтобы собрать БАО. Кругом давка, спешка, сутолока. Немец бомбит непрерывно...
Вторая смерть близкого человека. Прибыла со своим лазаретом Назарова. Все у нее хорошо. Вывела свой обоз, спасла все имущество до нитки. Погиб только молодой, двадцатишестилетний врач Царев. Как и Николаев, он панически боялся бомбежек, но из чувства ложной гордости в укрытие никогда не шел. И вот во время одной бомбежки стал беспорядочно бегать по поражаемой площади, вырвался из рук, когда его схватили, и... А в обычное время был таким жизнерадостным и хорошим товарищем.
К вечеру прибыли представители почти всех батальонов. Решено идти к Дону двумя колоннами, в направлении Константиновской и Цимлянской. Сбор после переправы - на хуторе Золотаревский. Оперативный отдел штаба РАБ расположится в Большой Орловке.
Выступили с рассветом. Миновали Тацинскую, забитую до отказа войсками. Дальше свернули на степную дорогу. Седые султаны ковыля, как морские волны, колышутся под лучами солнца. Из степи доносятся острые горьковатые запахи чернобыльника, полыни и чабреца.
По степи носятся табуны золотисто-рыжих дончаков. Откуда они? Толпы беженцев с убогим скарбом, горем и слезами...
Станица Константиновская. Переправа. Творится что-то невероятное. Все вокруг простреливается дальнобойными. В Цимлянской не слаще: непрерывные бомбежки и обстрел. Мечусь как угорелый между Константиновской и Цимлянской, регулируя движение подходящих эшелонов. Прибыли лазареты всех БАО, кроме одного.
К исходу суток переправились. Мы словно вышли из ада: грязные, голодные, разбитые... Проверял санслужбы БАО. Отлично у Назаровой, она словно родилась под счастливой звездой. Голубенко издерган, с воспаленными глазами. Потерял один автодуш и машину с мягким лазаретным имуществом. Другие же добрались на полуразбитых машинах и пешими, с перевязочным материалом в наволочках, с жалкими остатками своего имущества, но без потерь в людях. Из девяти медслужб одна пропала без вести, полностью работоспособных осталось только две. Приказал неудачникам собрать по дорогам отхода хоть какое-либо имущество, чтобы не сдать свои партбилеты и не попасть под трибунал...
Приехал, еле живой, Быков. При переправе застрял в Ростове. Пережил двухдневную жестокую бомбежку города. Он угнетен, настроение, как и у большинства из нас, подавленное..."
Не могу согласиться с последней фразой. В эти тяжелейшие дни подавленным я Павла Константиновича не видел. У всех были горечь и злость в душе, нас валила с ног усталость, порой на глаза навертывались слезы: видели, как летчики сжигают оставшиеся без горючего или неисправные самолеты, как перепахиваются отлично подготовленные запасные аэродромы, чтобы их не мог использовать враг. Прибавлялось в волосах седины от лившейся вокруг крови, от известий о гибели товарищей. Но подавленности не было, потому что ни на один час не пропадала вера в неизбежность крутого перелома в обстановке на фронте.
Когда было принято решение о перебазировании штаба воздушной армии из Новочеркасска за Дон, мы с Быковым имели возможность улететь на новое место самолетом. Но, посовещавшись, решили ехать в старенькой эмке. По пути надеялись побывать на нескольких аэродромах, ознакомиться на местах с организацией эвакуации раненых и больных, оказать медикам необходимую помощь.
Едва выехали из города, поняли, что побывать везде, где наметили, будет невозможно. Забитые войсками и беженцами дороги не позволяли ехать с достаточной скоростью. К тому же они непрерывно подвергались бомбежкам.
Первым на нашем пути оказался полевой аэродром одного из полков 217-й истребительной авиадивизии. Лазарет БАО уже уехал, но остался медпункт и в нем два раненых авиационных техника. Мы взяли их и через некоторое время сдали в общевойсковой госпиталь.
На другом аэродроме заправлялись горючим "чайки" 764-го смешанного авиаполка. При нас четыре истребителя поднялись в воздух и взяли курс на Шахты, уже занятые противником. Под крыльями они несли по шесть реактивных снарядов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75