Причем кражи должны быть не такие, где местные наркоманы лезут на шару и гребут все подряд, а те, что совершались явно по наводке, на заказ. Словом, поспрошай там, что и как. Все ясно?
— Не ясно только одно. Почему именно я должен туда ехать? По-моему, за связь с правоохранительными органами у нас всегда отвечал Зудинцев — ему и флаг в руки.
— Во-первых, Зудинцев с понедельника в отпуске. — Обнорский явно начал свирепеть. — А во-вторых, пока еще в Агентстве приказы отдаю я. И вообще, Витя, тебе не кажется, что в последнее время ты что-то стал слишком часто борзеть? Прежних твоих заслуг никто отрицать не собирается, однако задембелевал ты, по-моему, рановато.
Полемизировать на этот раз я не стал и, почтительно поклонившись, покинул кабинет шефа.

***
Все. Скорее покурить. Иначе я могу не сдержаться и опять сморозить какую-нибудь глупость. Например, кого-нибудь ударить. Ох, с каким бы удовольствием я врезал Алексею Львовичу куда-нибудь пониже пейджера. А потом, сомкнув руки в замок, рубанул бы сверху… Спокойно, Витя, спокойно. Откуда у тебя такие садистские замашки?
К моему удивлению, в нашей курилке, являвшейся местом постоянного обитания женской половины Агентства, на этот раз обитал лишь одинокий Гвичия. Он потягивал «винстон» и в задумчивости смешно шевелил губами.
— О, Шах, привет! — Лицо Зурабика расплылось в радостной улыбке (ну хоть один человек в конторе искренне рад меня видеть). — Ты чего такой мрачный? У шефа был?
— У него. «Великий и ужасный» сегодня был особенно велик и ужасен, а я, как назло, оставил дома свои зеленые очки.
— Да, он про тебя вчера целый день спрашивал. Даже на Оксанку зачем-то наехал. Она потом ко всем приставала — где Шаховский, кто его последний раз видел. А кстати, где тебя носило?
— Да так… Решал одну маленькую личную проблему.
В глазах у Зураба вспыхнули огоньки неподдельного интереса:
— А как ее зовут?
— Кого? — не сразу врубился я.
— Ну твою новую личную проблему, с которой ты зависал целый день…
Я вспомнил как вчера на Загородном продолбался с этой чертовой запаской, а потом дома нажрался как последняя свинья, и вчерашняя злоба снова обрушилась на меня, окатив с ног до головы.
— Ладно, Шах, колись. — Когда разговор заходит о женщинах, отвязаться от Зураба не так-то просто. — Между прочим, Светки вчера тоже не было на работе. Мой аналитический склад ума позволяет предположить…
— Какой-какой склад? Аналитический?… Зурабик, да из тебя такой же аналитик, как… ну я не знаю… как, например, из Спозаранника растлитель.
— Чур меня, — испуганно пробормотал Гвичия и даже попытался изобразить некое подобие крестного знамения, — не поминай имя Глебово всуе.
— Ого! С каких это пор бесстрашный горец стал пасовать перед переселенцем из молдавских долин?
— Понимаешь, сейчас в конторе половина народа свалила в отпуск.
Работать некому. Ну мне Глеб и предложил, есть, мол, интересная важная тема. Короче, я согласился. А теперь он меня каждый день к себе вызывает, выпытывает, сколько сделано, чего и как. Я уже от него просто прячусь, на днях вон даже в женский туалет заскочил. Так он все равно меня там подкараулил.
— А что за тема-то?
— Да тут недавно на Фонтанке опять Чижика-Пыжика украли. Так, Глеб дал мне проверить версию о том, что злоумышленники сдали его в скупку цветных металлов. Я думал, этих пунктов двадцать, ну тридцать, а там их — двести шестнадцать.
— И сколько ты уже отработал?
Гвичия потупился и скромно произнес:
— Тридцать четыре. Они же все раскиданы по городу.
Глядя на его полные неподдельной тоски глаза, я с трудом удержался, чтобы не расхохотаться.
— Слушай, да плюнь ты на это дело. Где твой список?… Поставь здесь галочки и скажи Глебу: так, мол, и так, за день обошел сорок пунктов, похищенного не обнаружил, поиск продолжаю. И чеши себе домой. Этого Чижика на моей памяти уже третий раз воруют. Никакого цветного металла там и в помине нет — обыкновенный чугун, ему цена десять рублей в базарный день.
— Нет. Я так не могу. А если Глеб узнает?
— Да как он узнает? Он что, повторно пойдет все эти скупки обходить?
— Это же Спозаранник, — обреченно вздохнул Зураб. — Он обязательно как-нибудь да узнает.
— Ну смотри… Дело твое.

***
Сигарета была выкурена до самого фильтра, и это означало, что пора приниматься за работу. Однако тащиться в ментовку не было ни малейшего желания — у меня вообще довольно сложные отношения с представителями этой, такой же древней, как проституция и журналистика, профессии. Я развернул бумажку с координатами, врученную мне Обнорским. Так, а вот это уже интересно. Оказывается, квартира депутата находится в непосредственной близости от печально известного мне «плакучего» заведения. Следовательно, эта «земля» должна быть в подведомственности того же отдела милиции. Ну что ж, если по депутатскому делу ничего не нарисуется (а скорее всего, так оно и будет), то хоть попробую выяснить, кто там у них в окрестностях с колесами балует.
Блин, только бы мне их найти.
Убью. Честное слово, убью.

***
Примерно через час я уже стучался в железную дверь служебного кабинета, на котором был прикручена табличка следующего содержания: «Зам. по опер. раб. Филиппов В., зам. по лич. Синюшников А. Е.». Интересно, означало ли это, что к товарищу Филиппову можно обращаться по-простецки, по имени, а к товарищу Синюшникову исключительно по имени-отчеству?
Кемаривший за столом у окна худощавый лысоватый мужик в милицейской форме с погонами майора с трудом приподнял голову, оценивающе посмотрел на меня и снова бессильно рухнул на стол. Одного взгляда на его изможденное бледное лицо было достаточно, чтобы понять — человека колбасит. Похоже, что это и был тот самый Синюшников А. Е. И если так, то своей фамилии он, безусловно, соответствовал.
Зато сидящий напротив, невысокого роста, плотно сбитый мужичок в штатском, был весьма бодр и энергичен. После того, как я утвердительно кивнул на его вопрос: «Журналюга? Из „Пули“?», он приветливо махнул мне рукой: давай, мол, заходи.
— Ну, будем знакомы. Филиппов. Владимир Николаевич.
— Шаховский. Виктор… Виктор Михайлович.
— А я тебя вчера ждал. Андрей мне сказал, что ты вчера должен был объявиться. Чего-то не срослось?
— Да, возникли там, кой-какие накладки, — вынужден был ответил я.
Блин, вот далось им всем мое вчера!
— Ну ладно. Это я к тому, что сегодня для тебя времени у меня поменьше будет, так что давай сразу к делу.
— О-ё-ё-ё-о… — подал голос из своего угла майор Синюшников. Похоже, ему стало совсем плохо.
Филиппов с какой-то совершенно отеческой жалостью посмотрел на коллегу и, немного поколебавшись, сказал:
— Сашка! Чем так мучиться, давай сгоняй-ка в магазин.
При слове «магазин» Синюшников было встрепенулся, однако тут же угас и безнадежно выдавил:
— А деньги?
— Черт с тобой. Возьми в сейфе, там еще немного «девятки» осталось.
И давай чеши. Мы тут как раз пока с Виктором покалякаем.
— Не вопрос, Николаич. Понял.
— Ухожу. Майор весьма резво, чего от него трудно было ожидать, добрался до сейфа и чуть ли не с головой погрузился в его недра. Вынырнув оттуда с зажатой в руке стошкой и, видимо, все еще не веря своему счастью, переспросил:
— Ну так я пошел?…
— Да давай, иди уже. И пожрать чего-нибудь не забудь…
— Обижаешь… — донеслось уже из-за закрытой двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44