До этого дня мы с ван Веером сидели по отдельности. Теперь, ни слова не говоря, адвокатесса из Валансьена встала, освобождая для меня место рядом с Хуго.
После семинара захотелось праздника. Сегодня впервые не было тяги к уединению. Видимо, такое же настроение было и у всех остальных.
Дружной гурьбой мы направились в открытый ресторанчик на набережной. Юридические казусы были отброшены на второй план, многие даже отключили мобильные телефоны (дела, оставшиеся дома, постоянно отвлекали кого-нибудь из коллег от гаагской действительности). Мы начали с пива, потом захотелось шампанского. Затем мы дружно проявили полное отсутствие культуры пития, заказывая безумные коктейли, после которых пустились в пляс. У ван Веера зазвонил телефон, он вышел из круга. Вернувшись через некоторое время, Хуго довольно потирал руки.
— Еще одна удачная сделка!
Вообще, мы мало разговаривали о той, другой жизни каждого из нас.
О том, что будет после Гааги, думать не хотелось. Но сейчас профессиональный интерес проявился очень остро:
— Что за сделка, милый?
Хуго внимательно посмотрел на меня, взял за руку и, махнув рукой остающимся веселиться коллегам, повел домой.
— Я представляю интересы одной пивоваренной компании. Достаточно крупной, чтобы быть заинтересованной в расширении рынков сбыта. — Магические слова «пивоваренная компания» привели меня в ступор. Я совсем забыла о «Нерпе»! Надо же, у нас с Хуго не только воззрения на мир общие, но и клиенты похожие… — А наш так называемый контрагент, между прочим, твой земляк. Меня на начальном этапе этих отношений не было, не знаю, кто на кого вышел — скорее, россиянин на компанию…
— Правда, да? И чем он может помочь вашей компании? — невинно осведомилась я.
— Тебе, правда, интересно, Анна?
Могу рассказать. Твой земляк имеет доступ к секретам пивоваренного производства вашей же известной компании — «Нерпа».
Мне показалось — я ослышалась…
— Ты сказал «Нерпа»?
— Да, да. Неужели не слышала?
Статус его я там не знаю. Меня в этом отношении интересует только корректность сделки в юридическом плане. Так вот, этот человек продает нашей компании разные ноу-хау вашей «Нерпы». И продает, на наш взгляд, за бесценок. Хотя, по российским меркам, деньги получает внушительные. Мы эти технологии патентуем, причем не только в Голландии, и «Нерпа» туда уже доступа не имеет. Все довольны! — Хуго рассмеялся.
Мы уже пришли, и ван Веер отправился в ванную.
Я старательно переваривала услышанное. Вот это да, вот это находка для Спозаранника! «Господи, до чего же я профессионально деформирована! Вместо того чтобы наслаждаться обществом Хуго, общаться с коллегами, узнавать Гаагу, я думаю об этой чертовой „Пуле“ и о ком — о Спозараннике!…» — разозлилась я на себя.
Но рука уже вытаскивала мобильный телефон и лихорадочно набирала номер Обнорского.
— Да! — ответил ленивый голос Андрея.
— Обнорский, это Лукошкина. Если в состоянии, побереги свои гадости для другого. Тут такое дело… — Я в двух словах пересказала Обнорскому полученную от Хуго информацию. Он не просил меня держать ее в секрете, поэтому виноватой я себя не чувствовала. Хотя осадок остался.
Обнорский взвился:
— Лукошкина, я тебе все прощу, если выяснишь, кто голландцам «сливает» технологии.
— Обнорский, если я правильно все понимаю, ты собираешься заняться информационным рэкетом?
— Давай вот без этих ярлыков, Лукошкина. Это наш шанс поквитаться с Аллоевым. Я думаю, он дорого даст за то, чтобы узнать имя гаденыша.
Мне не хотелось выполнять это задание. Во-первых, потому, что исходило от Обнорского. Во-вторых, потому, что успех этого предприятия означал бы неприятности для Хуго. Можно было бы, конечно, все ему рассказать.
Но что последует за этим признанием?! Весь день я мучилась своими раздумьями, что не прошло незамеченным для Хуго.
— Аня, что случилось? В Питере неприятности?
— Нет, милый, просто неважно себя чувствую. Слушай, если не секрет, расскажи, вы как-нибудь держите «на крючке» вашего человека в «Нерпе», чтобы он не соскочил? Я расскажу ребятам в Агентстве на предмет тонкостей работы с источниками… — (Хуго уже был в курсе моего сотрудничества с «Золотой пулей», но ничего не знал об истории с «Нерпой»…)
Я сама себе была противна в этот момент. Но Ван Веер ничего не заподозрил — его слишком заботило мое самочувствие.
— Конечно. Правда, сам Базиль, — при этом имени я вздрогнула от предчувствия, ведь Базиль по-французски — Василий, — об этом не знает.
Копии договоров, к которым не подкопаешься, номер счета в банке плюс видеофиксация наших переговоров. — Хуго явно гордился обстоятельным обеспечением сотрудничества с русским Базилем.
— И у кого этот кладезь информации? — я затаила дыхание.
— Экземпляры последних договоров у меня, с собой — торопился в дорогу, забыл выложить. Хочешь посмотреть? — великодушно предложил Хуго, доставая свой «дипломат».
— Что ты, а как же адвокатская тайна! — попыталась я оттянуть тот момент, когда окончательно предам любимого человека.
— Я тебе доверяю, cherie… — Ван Веер погладил меня по щеке и вынул документы. Невидящими глазами я стала их просматривать.
— Извини, ничего не соображаю.
Можно, я потом прочитаю? — Мне было физически плохо от подлости своего поступка. Много позже я буду просто ненавидеть себя. И еще долго меня будет мучить то, что я так и не пойму, из каких соображений это все совершила. Видимо, у меня просто отключился инстинкт самосохранения.
Оставив меня отлеживаться с головной болью, Хуго отправился по делам в город. Выждав некоторое время, я спустилась в бизнес-зал гостиницы, отксерокопировала документы и тут же отправила их по факсу в Агентство. Голос перезвонившего Обнорского был полон оптимизма и восхищения. На документах значилась подпись Василия Братчикова. Теперь исход нашего конфликта с «Нерпой» уже был предсказуем.
— Я тебя ненавижу, Обнорский, — с болью сказала я в трубку. — Тебя, твое Агентство и тот день, когда связалась-с вами.
— За все, Лукошкина, надо платить, — неожиданно жестко ответил Андрей. — И ты в этом смысле не исключение.
Оставшиеся дни в Гааге были для меня сплошным мучением. Мучился и Хуго, не понимая, что со мной происходит. То и дело я ловила на себе его вопросительные, полные недоумения взгляды. В предпоследний день он пришел ко мне в растерянности. Я думала о своем предательстве и почти не сомневалась, что Хуго, если ему известно о «провале» питерского поставщика ноу-хау, догадается, в чем дело. Я приготовилась к самому худшему. Посмотрев на меня взглядом раненого животного, ван Веер сказал почти шепотом:
— Аня… Моя жена ждет ребенка.
Что— то стиснуло мою грудь -сильно-сильно, как тогда, в баре, когда мы с Хуго пошли танцевать. «За все, Лукошкина, надо платить», — вновь эхом отозвались у меня в ушах слова Обнорского…
Возвращение в Петербург было мучительным. Когда самолет коснулся полосы в Пулково, я почувствовала, что желания жить во мне почти не осталось. Лица друзей, бросившихся мне навстречу в аэропорту, были чужими и незнакомыми. Сославшись на усталость, я закрылась в своей комнате и долго сидела, раскачиваясь, как китайский болванчик, от невыносимой душевной боли. Ночью мне снилась яхта — наверное, одна из тех, что белыми птицами порхали по волнам в Гааге, и Хуго, загоревший до черноты, в белоснежной рубашке с засученными рукавами, — у рулевого колеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44