— Когда? — снова спросил Семенов. — Мы не причиним ему вреда. Нам нужно только поговорить.
— Утром, — с трудом выговорила женщина. — Около десяти. Он собирался вернуться завтра.
— Спасибо. — Семенов повернулся к Саше. — Останешься здесь.
Мы бегом бросились к машине. Взрывая колесами остатки снега, джип вылетел на шоссе. Семенов вдавил педаль газа.
Стрелка на спидометре быстро поползла вправо, к каким-то запредельным цифрам.
Так быстро я никогда в своей жизни не ездил. И, похоже, ездить уже не буду.
На въезде в город Петя спросил:
— Куда?
— Улица Есенина, — ответил я.

***
Мы увидели пожар, как только свернули во двор.
Языки пламени вырывались из окон пятого этажа. Я еще надеялся, посчитал окна, прикинул. Горела квартира Кости Пирогова. Бывшая квартира.
Перед подъездом стояло пять пожарных машин, в нутро дома уходили пожарные рукава. Дюжие омоновцы держали на расстоянии толпу зевак. Чуть в стороне, у автобуса, собрались жильцы из подъезда, которых пожарные вывели из дома. Среди них я заметил тетю Нину. Она не отрываясь смотрела на языки пламени.
Я не стал к ней подходить.
Мы с Семеновым не задержались в этом дворе. Петя развернул машину и медленно — очень медленно, по сравнению с тем, как мы гнали по шоссе, — выехал на улицу Есенина.
— Все кончено, — пробормотал я. — Все кончено.

7
— Пожар начался в спальне, на постели. Потом заполыхала комната.
А дальше — вся квартира. Примерно в это время какой-то мужчина позвонил по «01» и сообщил о пожаре. Еще минут пять, и надо было бы спасать весь дом. Все почти так же, как было пятого февраля. — Витя Восьмеренко не отрывался от своих записей. Он никогда не любил бывать в кабинете начальства, старался придерживаться проверенного солдатского правила: подальше от командира, поближе к кухне.
Кроме Вити в кабинете Обнорского были мы со Спозаранником. Пока Восьмеренко говорил, я не отрывал взгляда от окна, за которым синело уже по-настоящему весеннее и ласковое небо.
— Это все, Витя? — спросил Обнорский.
— Да.
— А причина смерти? — оживился Спозаранник.
— Пока — отравление угарным газом.
— Спасибо, Витя. — Обнорский встал и открыл Восьмеренко дверь. — Иди работай.
Зураб Иосифович, должен вам напомнить… — начал Глеб Егорович.
— Не надо, Глеб, — остановил его Обнорский. — Оставь нас вдвоем.
Спозаранник кинул на шефа удивленный взгляд, но промолчал. Что-то было в выражении лица Обнорского, что не давало права возразить здесь и сейчас.
Андрей сел в кресло у стола:
— Поговорим, Зураб?
— Поговорим, — хрипло выдавил я, хотя никакого желания разговоры говорить у меня не было. Прошла уже почти неделя после пожара на Есенина.
Все это время мне хотелось молчать и думать. Думать о том, что я мог бы сделать, если… Ведь я был командиром.
Для Кости Пирогова, для Вити Сомова…
— Что ты об этом думаешь?
— Не знаю…
— Так не пойдет. — Обнорский закурил. — Это твое дело чести. И надо его закрыть. Здесь и сейчас.
Я тоже закурил и — заговорил. Рассказал Андрею, как искал — живого или мертвого — Сметанина. И как его нашел. Чем дальше, тем легче шли слова. Меня словно прорвало.
— …Похоже, что Сметании по-настоящему испугался не после убийства Ратнера.
Ему стало страшно, когда он узнал о смерти своего напарника — Игоря Понкратова.
Я разговаривал с экспертами. Они сказали, что Понкратову вкачали сверхдозу. Сам он сидел на небольших порциях и пока не собирался повышать.
— Сметании решил спрятаться?
— Решение в теории правильное. Но он оставил очень много следов. В «Сенате» проверили: записки с просьбой вернуть долги или дать в долг кроме Саши Павлова получили еще три-четыре человека. Но дело не в этом…
— В чем?
— Он заманил к себе Костю Пирогова.
Сели— выпили. По душам поговорили. Наверное, в какой-то момент Костя повернулся к Сметанину спиной, и тот его оглушил. Может, бутылкой, может -утюгом… Мало ли чем.
— А мать? Она же потом тело сына опознала?
— Думается мне, что в тот момент, когда Сметании переодевал Пирогова под себя, Ирина Юрьевна заявилась к нему — проведать. Нормальное для матери желание. Тем более была суббота. Как Юра ее убедил — может, запугал, — но она согласилась ему помочь.
— Материнский инстинкт.
— Наверное. Юра запалил квартиру, а сам — наверное, через крышу — перебрался в квартиру Пирогова. Ему нужно было продержаться месяц-полтора, чтобы собрать деньги. А потом — делать ноги.
— Его нашли раньше…
— Хочется думать, что кто-то следил за мной. Что я их навел…
— Это жестоко, Зураб. Слишком жестоко.
— Не знаю, Андрей Викторович, было бы лучше, если б до Сметанина первым добрался я. У меня с ним были свои счеты. Поэтому я его искал…
— Дело чести, — тихо проговорил Обнорский. Он пристально посмотрел мне в глаза. Я выдержал его взгляд. — Но мы ничего не знаем достоверно?
— Выходит, что так. Мы можем только предполагать. — Память услужливо подсказала сентенцию из популярного сериала:
— The truth is out there…
Мой английский всегда был далек от совершенства.

***
В этот вечер на Северном кладбище почти никого не было. Витя Шаховский остался ждать меня в машине у ворот.
Я с трудом — несмотря на подробное объяснение Кира — нашел могилу Кости Пирогова, которая до сих пор была отмечена фамилией «Сметании».
На памятник временный и убогий — я старался не смотреть. Я смотрел в землю.
— Прости, Костя, — я говорил медленно. Слова с трудом выходили из меня. Так уже бывало. В Афгане, когда мы хоронили погибших. Или отправляли их домой в цинковых гробах. Последние слова, боль и горечь оттого, что не сказал, не сделал что-то раньше. — Прости, что не помог тебе. Ты не волнуйся: мы все исправим. Ты будешь спать под своим именем и со своими. — Из внутреннего кармана куртки я достал флягу. Откинул крышку и сделал большой, крепкий глоток.
Водка обжигала, давила из глаз горячие слезы, но — приносила странное облегчение.
— Прости, Костя. Спи с миром…
ДЕЛО О ВРАЖЕСКОМ ШТАБЕ

Рассказывает Марина Агеева
«45 лет, возглавляет архивно-аналитический отдел АЖР. Замужем, двое детей. Квалифицированный и ответственный сотрудник, однако из-за капризного характера часто вступает в конфликты с руководством. Склонна к полемике, нуждается в постоянном строгом контроле со стороны начальства».
Из служебной характеристики
— Ну ты, Агеев, и свинтус, — говорила я мужу, блаженно потягиваясь после бурно проведенной ночи. — Я же тебе жизнь спасла, драгоценным здоровьем своим рисковала, а благодарности — ни на грош. Мог бы подсуетиться, по антикварным лавкам побегать, что тебе стоит порадовать жену лишним брюликом?
Приподнявшись на локте, Роман посмотрел на меня. Его взгляд выражал удивление.
— Марина, насколько я знаю, денег, предназначенных для господина Авдотина, в «дипломате» не оказалось. Исчезнуть бесследно они могли, или я ошибаюсь? Ты не догадываешься, куда это они подевались?
— Деньги? Какие деньги? — искренне изумилась я.

***
Признаться, я никогда не могла понять, почему Андрей Обнорский так настаивает на летучках два раза в неделю — в понедельник и в пятницу.
В пятницу — еще куда ни шло: можно подвести итоги недели, прикинуть планы на следующую. Но в понедельник… Лично мне редко удавалось добавить что-то к пятничному отчету. Впрочем, как и шефу отдела расследований Глебу Спозараннику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51