https://www.dushevoi.ru/products/unitazy/s-bachkom/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


«Эй, клоп!» – говорит майор Дубов. – «Как тебя зовут?» Коля не смотрит на нас и делает вид, что не слышит вопроса. Он продолжает свое занятие и ещё усерднее ковыряет землю.
«Иди-ка сюда», – продолжает Дубов. – «Ты что – глухой?!
«М-м-м…» мычит в ответ Коля и недружелюбно косится на нас.
«Ты что – немой?» – настаивает майор.
«М-м-м…» – следует тот же неопределённый звук. Коля, как пугливый зверек, отворачивается в сторону и опускает глаза вниз.
«А что ты такой грязный?» – не унимается майор. – «Поди, скажи матери, чтобы она тебя умыла».
«М-м-м-…» – реагирует Коля, на этот раз уже с некоторой враждебностью и хлещет прутиком по забору.
«Ну, если ты и глухой и немой и грязный – тогда убирайся подальше, не бросай в нас грязью», – заканчивает майор, исчерпав все попытки вступить в дружеские отношения с Колей.
Тут, до сей поры безмолвный, Коля разражается диким ревом и стремглав бежит жаловаться матери, что мы его обидели. Лакмусовая бумажка советского воспитания.
Коля не реагировал на дружелюбность, но подсознательно уловил даже невысказанную угрозу в словах майора, преломил её в чувство страха и это на него подействовало. Обратная реакция – жаловаться. Сегодня он жалуется матери, когда вырастет – будет хорошим информатором НКВД.
«Посмотришь вот на такое создание – и жалко становится и досадно», – смущённый такой развязкой, бормочет вполголоса майор, смотря вслед Коле.
Здесь в Германии нам болезненно колет глаза разница между детьми двух систем. Сначала мы замечаем только внешнее различие. Пожив в Берлине и больше понаблюдав, мы убеждаемся в другой, гораздо более глубокой разнице. Эта разница не внешняя, а внутренняя.
Советские дети кажутся маленькими бездушными автоматами, у которых выхолощена детская жизнерадостность, непринуждённость, своеобразное детское очарование, свойственное только ребёнку.
Это результат многолетнего разложения семьи государством, результат отрыва ребенка от семейной среды. Иногда мы пытаемся оправдать это тяжёлыми условиями последних военных лет. Но это слабая отговорка. Мы прибегаем к ней уж слишком часто, чтобы войти в компромисс с собственной совестью.
Советские дети подрастают в атмосфере замкнутости, недоверия, подозрительности. Вступить в разговор или дружеские отношения с ребёнком кого-либо из советских офицеров, который живёт рядом с нами и нас прекрасно знает, для нас гораздо трудней, чем с любым немецким карапузом на берлинских улицах.
Немецкие дети, родившиеся в эпоху Гитлера и растущие в годы после капитуляции, не могут быть эталоном образцового ребёнка.
Они родились в тоталитарном государстве, пережили кошмарные трудности тотальной войны в современном тылу, сегодня они вместе со своими родителями на каждом шагу чувствуют на себе все тяжести проигранной войны.
У нас нет другого сравнения перед глазами. Тем тяжелее наблюдать эту огромную внешнюю и внутреннюю разницу в детях двух систем. Ведь дети – это наше будущее!
Ребёнок и его воспитание в дошкольном возрасте – это почти исключительная функция матери. Советская мать не имеет времени для ребенка – она или на службе, или в вечных очередях в погоне за куском хлеба, за каждым пустяком, необходимым в жизни.
Характерная деталь – у немцев не принято держать тёщу в доме, это считается семейной катастрофой. Да и сами немецкие тёщи, выдав дочку замуж, считают, что им теперь ещё можно «пожить» – они взапуски катаются на велосипедах, ходят в кино и живут в свое удовольствие.
В советской семье, где есть ребёнок, явление как раз обратное. Тёща в доме – это счастье для матери и, в особенности для ребёнка. Советские дети обычно подрастают на руках у бабушки.
Если у немецкой женщины после сорока лет и после выдачи дочки замуж часто начинается «вторая молодость», то русская женщина в сорок лет практически не имеет личной жизни и полностью посвящает себя «второй семье» – своим маленьким внучатам. В этих случаях можно ожидать нормального воспитания ребёнка.
Если говорить обобщённо: немецкая женщина принадлежит семье, американская – society, а советская – государству. Теперь спрашивается – что больше соответствует самой женщине и интересам общества в целом?
Результат можно лучше всего видеть по естественной биологической функции женщины – рождению и воспитанию потомства. Женщина атомного века остается такой же матерью и продолжателем рода, как и женщина-самка каменного века.
Советская женщина может быть водителем локомотива, шахтёром, каменщиком. Кроме того, ей даётся почетное право голосовать за Сталина и быть заложницей за своего мужа, если им интересуется НКВД.
Ей не дано только одно маленькое право – право быть счастливой матерью. Женщина уравнена в правах с мужчиной – и Ваня и Маня пекутся под одним и тем же сталинским солнцем.
В советской педагогической науке долгое время боролись две противоположные теории формирования ребёнка. Одна из них, теория наследственности, говорила, что в развитии душевных качеств ребенка основная роль принадлежит задаткам, данным ребёнку от родителей, так называемым наследственным генам.
Эта теория получила особое распространение в педагогике после появления теории Дарвина и оформления самостоятельной науки о наследственности видов – генетики.
Вторая теория, теория среды, утверждала, что душа ребёнка – это tabula rasa, чистая восковая дощечка, на которой окружающая среда пишет законы его развития. Это теория ставила психическое развитие ребенка в исключительную функцию влияния окружающей среды.
Обе теории не новы, они существовали в благополучном содружестве ещё во времена Песталоцци, натуралистическую теорию среды проповедовал Жан-Жак Руссо, о ней же упоминал Аристотель. Все великие мыслители были одновременно педагогами, нельзя мыслить о жизни, не думая об эмбрионах человеческого развития – детях.
Советская педагогика, по прямой указке Политбюро, решительно признала своей отправной базой теорию среды. Тоталитарное государство ревниво борется за душу и тело своего гражданина, оно не хочет признавать в области формирования гражданина никаких конкурентов, никаких наследственных ген.
Советская педагогика коротко, но ясно и безапелляционно, заявляет, что советский ребенок – это стопроцентный продукт коммунистической среды. В этом я вполне согласен с Политбюро. Это освобождает нас от крайне неприятных поисков причины колоссальной разницы советских детей и их немецких сверстников.
Мне, да и не только мне, а многим из нас – советским офицерам в Германии, чертовски больно и обидно делать неблагоприятные выводы о наших советских детях, мы их запросто считаем русскими детьми. Политбюро, устами Министерства Просвещения, избавляет нас от этих мрачных мыслей, само признавая, что советские дети – это продукт тоталитарного государства, а не русских ген.
Сделаем маленький экскурс в область сталинской «кузницы кадров».
В период искания новых форм в области педагогики Политбюро строило систему воспитания советского гражданина на тенденциозной программе школ и на политических организациях молодёжи – пионеротрядах и Комсомоле. Уже здесь начиналось служение государству.
Духовным героем советских детей был сделан пионер Павлик Морозов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
 купить зеркало с подсветкой 

 argenta