https://www.dushevoi.ru/products/dushevie_paneli/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Перманентная революция! Я здесь строю коммунизм во всегерманском масштабе, Вильгельм Пик бегает у меня на побегушках, а дома у нас что творится?» В глазах Андрея вспыхивает злобный огонёк. Он вскакивает и снова начинает мерить ковёр шагами. Голос его сдавлен от бешенства: «Ради этого я воевал?!» «Послушай, Андрей», – говорю я. – «Допустим на момент, что твои слова не провокация, а твои действительные мысли. Как можно совместить всё это с работой в МВД?» Андрей на одно мгновение смотрит мне в глаза, затем снова устремляет взор в несуществующую точку в полутьме комнаты.
«Ты думаешь, я для чего красную шапку таскаю?» – говорит он – «Просто для смеха. Чтобы позабавиться, как от меня люди шарахаются. Это теперь единственное удовлетворение во всей моей работе. Если пусто внутри, то поневоле ищешь что-то внешнее».
«У тебя эта жилка и раньше была – a la Neron», – говорю я. «Но на этом далеко не уедешь».
«Да, ты прав. Между прочим, знаешь ты профессиональные болезни работников МВД?», – криво усмехнувшись, Андрей продолжает. – «Алкоголизм считается самой безобидной. Большинство наркоманы – морфий, кокаин. Статистикой установлено, что три года работы в оперативных органах достаточны для хронической неврастении».
Андрей смотрит на меня с непонятной усмешкой: «В Крыму есть даже специальный санаторий МВД с первоклассным оборудованием для лечения наркоманов и импотентов. Только это мало помогает.
Нервную систему трудно восстановить. Люди с нормальной психикой не выдерживают этой работы. Интеллигентность для нашей профессии вообще противопоказана. Интеллигенты выдерживают меньше, чем другие».
«Для того, чтобы сделать карьеру в МВД, нужно быть профессиональным подлецом», – продолжает он. – «Идеалисты уже давно сложили свои головы, старая гвардия отошла в область истории ВКП(б). Осталось в основном две категории: или безмолвные исполнители, которым безразлично, каким путем они зарабатывают свой хлеб, или люди готовые продать свою мать во имя карьеры.
Ты знаешь советскую заповедь – спереди будь рабом твоего начальника, а сзади копай ему могилу, тогда сядешь на его место. То же самое в МВД, только в геометрической прогрессии. Как она там – парабола в квадрате, а гипербола по третьей степени – так что ли? Всё забыл. Раньше рассчитывал одноконсольные балки и жёсткие рамы. Теперь аналогия – виселица да решётка. Применение сопромата в политическом аспекте».
«Недаром следователи за кокаин хватаются. Ты обращал внимание, что у всех оперативников восковые лица? Это от ночной работы. – Живут как совы. Днем спят, а ночью работают».
Андрей ещё больше сползает в кресле, закидывает назад голову: «Когда уж больно тошно станет, сажусь среди ночи в машину и гоняю как чумовой по Берлину. На всю педаль по Ост-Вест-Аксе. Английские патрули пробовали гоняться, но куда там – у меня восьмицилиндровая Татра.
Разгоню на сто с гаком и ж-ж-ить сквозь Бранденбургские ворота. Один миллиметр поворота руля – и разлетишься на атомы. Меня даже иногда искушение берет… Так просто… Всего один миллиметр…» «Хорошо тебе – ты инженер. Пахнет маслом и дымом», – говорит Андрей тихо, как будто отвечая своим собственным мыслям. – «А кругом меня пахнет кровью».
«Когда я шёл в университет, карьера инженера представлялась мне чем-то солидным. Как в песне поётся „Дощечка медная и штора синяя его окна…“. Потом, как побывал на практике, как посмотрел на этих инженеров. Кончал университет просто по инерции. Хотел чего-то другого. А сейчас сам не знаю, чего я хочу. Знаю только одно – погибну от пули… своей или чужой».
Мне становится жалко Андрея. В дверь вошёл мужчина в полном расцвете жизненных сил, уверенно смотрящий вперед и, казалось бы, достигший своей цели в жизни. Теперь же в его голосе звучали нотки обречённости. Спокойствие, с каким он произносил эти слова, только усиливали впечатление.
«Но ведь ты тоже инженер», – говорю я. – «К тому же ты член партии, заслуженный герой войны. Можешь переключиться на старое».
«Это исключено», – отвечает Андрей. – Из органов МВД нет пути назад. Даже для нас самих нет. Много ты встречал таких людей? Раньше работа в ЧК по анкетным данным была положительным фактором. Теперь мы прогрессировали также в этой области. Вопрос рассматривается из обратного, ab adversum – как говорил профессор Лузин.
Теперь тебя спрашивают: «А почему Вы ушли из органов МВД?» Теперь это не заслуга, а преступление – дезертирство с самого ответственного участка коммунистического фронта. Меня никогда не отпустят, разве что сам попаду за решётку».
«Потом, кто однажды попробовал вкус власти, чувства силы над людьми – тому трудно ловить бабочек и разводить герань на окнах», – говорит Андрей с нехорошей усмешкой. – «Это пикантное блюдо. Это блюдо отрывают от человека вместе с головой». Снова в словах Андрея звучит двойственность его дикой души.
Однажды я встретил в прифронтовом госпитале солдата штрафной роты. До войны он был авиаинженером. Когда он был призван в Армию, то его, как партийца, направили работать в органы НКВД. Он попал в секретную часть Центрального Аэрогидродинамического Института ЦАГИ в Москве. В то время в ЦАГИ производились особо секретные работы по конструированию высотных самолетов с турбокомпрессорами.
Никто из москвичей не подозревал, что почти всю войну изо дня в день над Москвой висел в воздухе одинокий немецкий самолет Хеншель. Он кружил над Москвой на огромной высоте и был невидим для невооруженного глаза.
Только посвящённые в эту тайну специалисты понимали значение белых зигзагообразных полос, медленно расплывавшихся в небе, – это был морозный след, оставляемый таинственным самолетом.
Самолёт никогда не бомбил, он только производил аэрофотосъемку с помощью инфракрасной камеры. Иметь регулярные аэро-фотоснимки московского ж.д. узла, через который проходил основной поток грузов с востока на запад, было чрезвычайно важно для немцев.
Инфракрасная камера позволяла даже ночную съёмку в темноте. Самолет-призрак висел над Москвой день и ночь. Когда он улетал – на смену прилетал другой. Это действовало на нервы Кремлю.
Когда советские истребители, поднявшись выше десяти километров, задыхаясь, судорожно карабкались вверх, Хеншель спокойно забирался ещё выше, делал вираж, это означало, что он ещё не достиг своего потолка – и обстреливал ЯК-и и МИГ-и (типы советских истребителей) из турельного пулемета. Обычно же он не удостаивал их этой честью, просто посмеиваясь с недоступной высоты над беспомощными советскими истребителями.
ЦАГИ было дано специальное поручение Совета Обороны – спешно разработать методы борьбы с высотными самолетами. Новоиспечённому лейтенанту НКВД, бывшему авиаинженеру, была поручена почётная задача внутреннего контроля за работой ЦАГИ. По даваемому из Главного Управления НКВД плану, он был обязан ежемесячно сдавать в НКВД определённый процент шпионов и диверсантов.
План был твёрдый, каждый месяц столько то процентов шпионов, столько то диверсантов и прочих врагов народа. Иногда давался спешный заказ на десять «шпионов» – фрезеровщиков VI-го разряда или пять «вредителей» – лаборантов – металлургов. В зависимости от внутренних потребностей НКВД, – где-то на спецстройку НКВД требовались люди таких специальностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
 https://sdvk.ru/Sanfayans/Unitazi/chernye/ 

 Адекс Studio