Вы — одни из лучших работников, которых я видел за шесть лет. Надеюсь, это лето будет хорошим. Поаплодируем друг другу.
Мы, улыбаясь, захлопали. И вроде паршивый день с работой, к монотонности которой еще предстояло привыкнуть, мы неожиданно закончили с хорошим настроением.
Это, кстати, показательный пример. Именно в лагере я понял, что отношение к работе у американцев очень ответственное. Каждому — от посудомойщика до топ-менеджера транснациональной корпорации — пытаются внушить, что его труд очень важен. А чтоб не впадать в пафос, это делают иногда в шутливой форме. Русский парень, который работал в лагере на уличной работе (стриг газон и убирал территорию) под началом одного американца, рассказывал:
— Наш начальник всегда говорит: «Джентльмены, нам удалось сделать это!» — как будто мы только что спасли вселенную.
А Миро несколько раз говорил напутственные или благодарственные слова уже по другим поводам — вроде родительского дня или окончания смены в лагере. Еще, видя, что кто-то хорошо выполняет работу, он подходил и хвалил: «Good job». Случалось это часто, так что мы, не привыкшие к такому обращению, стали даже передразнивать его, по поводу и без повода обращаясь друг к другу: «Ты чертовски круто вымыл поднос. GOOD JOB!!!»
Через несколько дней после заезда русских студентов все устаканилось и пошло своим чередом. Напоминало мне это одну старую шутку: «Тебе нравится фильм „День сурка“? Добро пожаловать в армию, сынок!». Действительно, наше существование сильно напоминало фильм «День сурка» и одновременно армейские реалии. Все девять недель прошли совершенно однообразно. Один день практически не отличался от другого, и каждый развивался по единому сценарию.
С утра — подъем в промерзшем за ночь бараке. Вначале на работу идут люди, ответственные за раздачу и приготовление столовой к завтраку. Через полчаса к ним подтягиваются посудомойщики и полотеры. Быстрый завтрак для обслуживающего персонала и два-три часа работы для детей и вожатых. Затем — возвращение в барак; большая часть народа снова валится на кровати и восполняет ежедневный недостаток сна. Ближе к двенадцати начинается самая напряженная часть дня — обед, после которого образовывается почти три часа свободного времени. Его тратят по интересам: кто-то идет на озеро, кто-то — в библиотеку, кто-то читает или снова спит в душном бараке. И, наконец, ужин, заканчивающийся в восемь часов. А дальше — свобода до следующего утра. Иногда вечером мы играли в футбол (как правило, сборная России против сборной Польши) или смотрели кино в комнате для вожатых.
У входа в наше жилище на стене висел календарь. По нему можно было точно определить, сколько времени мы уже проработали и сколько нам осталось до конца. Вверху была оставлена ироничная надпись фломастером: «Best summer of your life». Обычно, прибегая после ужина, кто-то зачеркивал очередную дату, и пребывание в лагере, многим из нас напоминавшее трудовую колонию, сокращалось на один день.
Пожалуй, я немного сгустил краски — конечно, все было не так плохо. В конце концов, каждый день у нас было свободное время и много возможностей для того, чтобы его провести. Мы наравне с детьми пользовались всей лагерной инфраструктурой: баскетбольными и волейбольными площадками, теннисными кортами, бассейном, футбольным стадионом. Администрация лагеря вскоре дала нам связь с внешним миром через электронную почту. В комнате с десятком компьютеров можно было написать письмо, указать электронный адрес получателя и сбросить это в определенный каталог. Письмо отправляли в Россию, а уже ответ оттуда распечатывали и раздавали адресатам. Боясь, видимо, как бы мы не подпустили компьютерных вирусов, прямой выход в Интернет лагерное начальство закрыло.
Хорошие отношения у нас сложились с вожатыми и даже со многими детьми. Повара и наши непосредственные начальники, вроде Миро, оказались довольно неплохими людьми. И хотя Миро часто доставал нас своими придирками, но они, как правило, были по делу, так что с ним мы сохранили нормальные отношения до конца работы.
Другой начальник, руководивший столовой, по имени Джо Малик, наоборот, оказался неприятным типом. Сам он в столовой почти не работал, но зато давал указания и осуществлял, так сказать, общее руководство. Уважения к русским у него было не больше, чем у коренного москвича к молдаванам, которыми его назначили руководить на стройке. Ни разу мы не слышали от него ни «здрасте», ни «до свиданья», ни «спасибо», ни «пожалуйста».
Другие персонажи — владелец лагеря Марк Байнок и его финансовый директор Иан Брассет — с виду были людьми чуть более приятными, но только с виду. Улыбка, доброжелательность, умение выслушать человека в сочетании с меркантилизмом и способностью поставить под контроль каждый цент — наверно, именно эти качества помогают добиться процветания в Америке. Например, поблизости от лагеря не было никаких магазинов, и мы просили отвезти нас на автобусе в ближайший супермаркет. Вначале нам без проблем организовали такую поездку, но когда мы снова подошли к Марку с этой просьбой, он заговорил про цены на бензин, и про те расходы, которые мы накладываем на лагерь. И хотя в будущем нам удавалось несколько раз уломать начальство на новые поездки, но каждый раз они вырывалось практически с боями. Хотя в других лагерях была налажена более разумная система — там работников возили в супермаркет регулярно каждую неделю.
Еще, помню, мне нужно было возместить расходы на автобусную поездку до лагеря. В инструкции, полученной от «Camp America» в гостинице, было сказано, что цену билета возместят в лагере. Сорок два доллара — для меня деньги значительные, а Марк Байнок, ставший с помощью своего бизнеса миллионером, как мне казалось, может возместить такие расходы без труда. Но он и его финансовый директор удивились этой сумме и заявили, что первый раз об этом слышат. Они решили даже связаться с компанией «Camp America» и выяснить, почему на них налагают такие огромные расходы. Но справедливость, в конце концов, восторжествовала: не прошло и трех недель и — после долгих и плодотворных переговоров лагеря с «Camp America» — деньги мне выплатили в торжественной обстановке — все до последнего цента.
Именно лагерь для многих русских ребят оказался единственным впечатлением от Америки. Мало кто по моему примеру путешествовал потом по стране. Максимум, что некоторые сделали, — это погуляли еще недельку перед вылетом в Нью-Йорке. Большинство же просто сразу поехали домой. И хотя «Лохикан» находился в жуткой дыре, и увидеть здесь можно было немного, именно в этом месте произошло наше первое знакомство с реалиями американской жизни, которые многих привели в восторг.
Как-то два парня из Ставрополя нашли работу по соседству от лагеря — убирали вещи из сарая в доме какого-то престарелого инвалида. За два рабочих часа получили на двоих 25 долларов. Причем из этих двух часов 15 минут пили пиво, которым их угостил работодатель. Вернулись радостные и довольные больше некуда:
— Неделю у него поработаем по два часа в день, — сказал один из них. — И получим больше, чем моя мать зарабатывает за месяц.
В другой раз со студентом из Калуги, который работал со мной на посудомойке, мы направлялись в библиотеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Мы, улыбаясь, захлопали. И вроде паршивый день с работой, к монотонности которой еще предстояло привыкнуть, мы неожиданно закончили с хорошим настроением.
Это, кстати, показательный пример. Именно в лагере я понял, что отношение к работе у американцев очень ответственное. Каждому — от посудомойщика до топ-менеджера транснациональной корпорации — пытаются внушить, что его труд очень важен. А чтоб не впадать в пафос, это делают иногда в шутливой форме. Русский парень, который работал в лагере на уличной работе (стриг газон и убирал территорию) под началом одного американца, рассказывал:
— Наш начальник всегда говорит: «Джентльмены, нам удалось сделать это!» — как будто мы только что спасли вселенную.
А Миро несколько раз говорил напутственные или благодарственные слова уже по другим поводам — вроде родительского дня или окончания смены в лагере. Еще, видя, что кто-то хорошо выполняет работу, он подходил и хвалил: «Good job». Случалось это часто, так что мы, не привыкшие к такому обращению, стали даже передразнивать его, по поводу и без повода обращаясь друг к другу: «Ты чертовски круто вымыл поднос. GOOD JOB!!!»
Через несколько дней после заезда русских студентов все устаканилось и пошло своим чередом. Напоминало мне это одну старую шутку: «Тебе нравится фильм „День сурка“? Добро пожаловать в армию, сынок!». Действительно, наше существование сильно напоминало фильм «День сурка» и одновременно армейские реалии. Все девять недель прошли совершенно однообразно. Один день практически не отличался от другого, и каждый развивался по единому сценарию.
С утра — подъем в промерзшем за ночь бараке. Вначале на работу идут люди, ответственные за раздачу и приготовление столовой к завтраку. Через полчаса к ним подтягиваются посудомойщики и полотеры. Быстрый завтрак для обслуживающего персонала и два-три часа работы для детей и вожатых. Затем — возвращение в барак; большая часть народа снова валится на кровати и восполняет ежедневный недостаток сна. Ближе к двенадцати начинается самая напряженная часть дня — обед, после которого образовывается почти три часа свободного времени. Его тратят по интересам: кто-то идет на озеро, кто-то — в библиотеку, кто-то читает или снова спит в душном бараке. И, наконец, ужин, заканчивающийся в восемь часов. А дальше — свобода до следующего утра. Иногда вечером мы играли в футбол (как правило, сборная России против сборной Польши) или смотрели кино в комнате для вожатых.
У входа в наше жилище на стене висел календарь. По нему можно было точно определить, сколько времени мы уже проработали и сколько нам осталось до конца. Вверху была оставлена ироничная надпись фломастером: «Best summer of your life». Обычно, прибегая после ужина, кто-то зачеркивал очередную дату, и пребывание в лагере, многим из нас напоминавшее трудовую колонию, сокращалось на один день.
Пожалуй, я немного сгустил краски — конечно, все было не так плохо. В конце концов, каждый день у нас было свободное время и много возможностей для того, чтобы его провести. Мы наравне с детьми пользовались всей лагерной инфраструктурой: баскетбольными и волейбольными площадками, теннисными кортами, бассейном, футбольным стадионом. Администрация лагеря вскоре дала нам связь с внешним миром через электронную почту. В комнате с десятком компьютеров можно было написать письмо, указать электронный адрес получателя и сбросить это в определенный каталог. Письмо отправляли в Россию, а уже ответ оттуда распечатывали и раздавали адресатам. Боясь, видимо, как бы мы не подпустили компьютерных вирусов, прямой выход в Интернет лагерное начальство закрыло.
Хорошие отношения у нас сложились с вожатыми и даже со многими детьми. Повара и наши непосредственные начальники, вроде Миро, оказались довольно неплохими людьми. И хотя Миро часто доставал нас своими придирками, но они, как правило, были по делу, так что с ним мы сохранили нормальные отношения до конца работы.
Другой начальник, руководивший столовой, по имени Джо Малик, наоборот, оказался неприятным типом. Сам он в столовой почти не работал, но зато давал указания и осуществлял, так сказать, общее руководство. Уважения к русским у него было не больше, чем у коренного москвича к молдаванам, которыми его назначили руководить на стройке. Ни разу мы не слышали от него ни «здрасте», ни «до свиданья», ни «спасибо», ни «пожалуйста».
Другие персонажи — владелец лагеря Марк Байнок и его финансовый директор Иан Брассет — с виду были людьми чуть более приятными, но только с виду. Улыбка, доброжелательность, умение выслушать человека в сочетании с меркантилизмом и способностью поставить под контроль каждый цент — наверно, именно эти качества помогают добиться процветания в Америке. Например, поблизости от лагеря не было никаких магазинов, и мы просили отвезти нас на автобусе в ближайший супермаркет. Вначале нам без проблем организовали такую поездку, но когда мы снова подошли к Марку с этой просьбой, он заговорил про цены на бензин, и про те расходы, которые мы накладываем на лагерь. И хотя в будущем нам удавалось несколько раз уломать начальство на новые поездки, но каждый раз они вырывалось практически с боями. Хотя в других лагерях была налажена более разумная система — там работников возили в супермаркет регулярно каждую неделю.
Еще, помню, мне нужно было возместить расходы на автобусную поездку до лагеря. В инструкции, полученной от «Camp America» в гостинице, было сказано, что цену билета возместят в лагере. Сорок два доллара — для меня деньги значительные, а Марк Байнок, ставший с помощью своего бизнеса миллионером, как мне казалось, может возместить такие расходы без труда. Но он и его финансовый директор удивились этой сумме и заявили, что первый раз об этом слышат. Они решили даже связаться с компанией «Camp America» и выяснить, почему на них налагают такие огромные расходы. Но справедливость, в конце концов, восторжествовала: не прошло и трех недель и — после долгих и плодотворных переговоров лагеря с «Camp America» — деньги мне выплатили в торжественной обстановке — все до последнего цента.
Именно лагерь для многих русских ребят оказался единственным впечатлением от Америки. Мало кто по моему примеру путешествовал потом по стране. Максимум, что некоторые сделали, — это погуляли еще недельку перед вылетом в Нью-Йорке. Большинство же просто сразу поехали домой. И хотя «Лохикан» находился в жуткой дыре, и увидеть здесь можно было немного, именно в этом месте произошло наше первое знакомство с реалиями американской жизни, которые многих привели в восторг.
Как-то два парня из Ставрополя нашли работу по соседству от лагеря — убирали вещи из сарая в доме какого-то престарелого инвалида. За два рабочих часа получили на двоих 25 долларов. Причем из этих двух часов 15 минут пили пиво, которым их угостил работодатель. Вернулись радостные и довольные больше некуда:
— Неделю у него поработаем по два часа в день, — сказал один из них. — И получим больше, чем моя мать зарабатывает за месяц.
В другой раз со студентом из Калуги, который работал со мной на посудомойке, мы направлялись в библиотеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63