Днем же наоборот грело так, что в бараке становилось жарко и душно. Впоследствии поперек и вдоль комнаты мы развесили веревки, на которых сушили постиранную одежду, так что помещение и вовсе стало напоминать ночлежку какого-то трущобного района. Иногда по вечерам прямо под нашим жилищем, в спортзале, проводили дискотеки, и тогда все помещение сотрясалось от звуков музыки.
Такой вот приют убого чухонца — то есть, конечно, не чухонца, а нашего брата славянина, эксплуатируемого американскими капиталистами. Впрочем, это скорее исключение, нежели правило. В других лагерях, как мне рассказывали, работники жили вполне сносно — обычно, в комнатах на несколько человек. Да и у нас, как у бывших представителей стран соцлагеря, было развито чувство коллективизма, поэтому в одном помещении мы худо-бедно уживались. Иногда, правда, случалось, студенты из Польши, отметив какой-то праздник в местном баре или обкурившись травой, громко заваливались в помещение часа в два ночи, но в общем и в целом обстановка была дружественной и мирной. Большинство поляков, вопреки прогнозам, оказались вполне нормальными людьми. Два туалета мы разделили по национальному принципу: один оставили представителям западных славян (десяти полякам и одному парню из Словакии), а один взяли жители СНГ (русские и единственный украинец).
Но вернемся к моему первому дню в лагере. Я вернулся в столовую, шеф дал мне временного наставника — поляка по имени Яцек, и тот стал постепенно вводить меня в курс дела. Работа была несложной — вымыть salad-bar (тележку, в которой каждый обед и ужин к детям выносили салаты и фрукты), подмести, вытереть стол, порезать овощи. Тут же я познакомился с одним интересным принципом американской работы — никто не должен сидеть без дела. Когда я сделал все, что нужно, мне дали задание — нарезать ножом редиску на тонкие ломтики. Я попытался рационализировать свой труд с помощью тёрки, но Яцек, увидев это, сказал:
— Take it easy. Когда закончишь эту работу, получишь новую, так что не торопись.
Этот принцип мне понравился, так что я лениво и расслаблено продолжил резать овощи с помощью ножа. Понимал я на тот момент и Яцека и Миро очень слабо, но, тем не менее, с помощью жестов и слов «put», «take», «there», «here», «it» они объясняли мне почти любое действие в столовой. Вскоре подъехал еще один русский — Олег из города Чебоксары (учившийся в Нижнем Новгороде). Мы вдвоем продолжили работу, и постояли несколько раз на раздаче.
В тот же день я впервые увидел в большом количестве американцев. Первое впечатление было таким: веселые, общительные, фамильярные люди, похожие на неповзрослевших детей. Детский лагерь, наверно, настраивает на такой лад. Даже дети на фоне взрослых выглядели чрезмерно угрюмыми и молчаливыми. Американки оказались в целом потолще наших соотечественниц — причем с возрастом, как мне показалось, количество толстых увеличивается. И если дети и подростки были в порядке, да и в двадцатилетнем возрасте еще можно было увидеть много стройных барышень, то дальше ситуация менялась не в лучшую сторону. И способствовала этому наша работа — в столовой кормили обильно и вкусно.
На следующий день работа продолжилась. Я знакомился с названиями продуктов и столовых приборов и постепенно привыкал к американской еде. Пища в столовой была чрезвычайно питательной, а главное — разнообразной. Многое из того, что регулярно подавали в нашей столовой, я так и не успел попробовать. Мой новый знакомый Олег, который уже ездил в другой американский лагерь и успел познакомиться с местной кухней, сказал: «Мы заплатили столько бабок, чтобы два месяца нормально поесть». И действительно, думаю, несмотря на достаточно тяжелую работу, большинство русских в лагере заметно поправились. Я, видимо, не был исключением. Но последующее путешествие с отсутствием четкого режима питания помогло избавиться от приобретенных килограммов.
Кроме жилища, лагерь удивил еще одним своим «достоинством», — здесь не было выхода в Интернет. Поскольку именно электронная почта всегда служила для меня дешевым и надежным средством связи, а на телефонные переговоры я решил тратиться только в крайнем случае, мы с Олегом отправились в ближайшую библиотеку. В ней, по слухам, можно было выйти в Интернет.
Доехали мы до библиотеки старым испытанным способом — автостопом. Уже на выезде из лагеря застопили машину, и молодой водитель подбросил нас до самой библиотеки. Этот парень оказался бывшим украинцем по имени Стас — вначале он еще говорил по-английски, но потом перешел на русский и даже поставил в магнитоле песню Шевчука. Обратно, кстати, нас до самого лагеря довез американец, который назвал себя православным христианином (его родители были родом из России). Даже в американской глуши многое напоминает о родине.
Библиотека находилась рядом с дорогой в близлежащем маленьком городке. Небольшое аккуратное здание по размеру было не больше, чем библиотека в небольшом российском городе. Внутри мы обнаружили молодую библиотекаршу, стеллажи с кучей книг, два шкафа с видеокассетами (которые тоже можно было брать на читательский билет) и шесть компьютеров с выходом в Интернет. Не все работали идеально, некоторые вообще ужасно тормозили. Но это место на девять недель оказалось для меня чуть ли не единственным средством связи с родными и знакомыми и способом узнавать о происходящих в мире событиях.
Стоила запись в библиотеке 15 долларов. Читательский билет — маленькая желтая карточка, похожая на кредитку — до сих пор хранится у меня. Вообще-то, если вы попадете в незнакомый город, почти в любой библиотеке сможете один раз бесплатно выйти в Интернет. Но поскольку ходить в библиотеку я собирался постоянно, пришлось раскошелиться. Впрочем, иметь возможность сидеть в Интернете неограниченное количество времени в течение двух месяцев, да еще брать книги и фильмы, как мне показалось, стоили 15 долларов.
К вечеру следующего дня завезли остальных работников. Миро собрал их рядом со столовой, рассказал вкратце о работе в лагере и повел устраиваться. Барак произвел на всех неизгладимое впечатление. Самый мягкий отзыв об увиденном: «М-да… Такого я не ожидал…» Но поскольку русские — люди ко всему привыкшие, возмущение выражать они никому не стали.
На следующий день после распределения обязанностей все приступили к работе. Стоять на раздаче довольно весело, хотя и хлопотно, и это единственная работа, которая хоть как-то развивает английский язык. Ты перекидываешься репликами с американцами, смотришь, кто с каким выражением набирает еду и размышляет, что бы взять еще. Незабываемое зрелище: эта очередь — словно выставка с живыми экспонатами. У других все не так весело. Кто-то работает в посудомоечном отделении, в согретом и пропитанном паром воздухе, кто-то — на улице под палящим солнцем стрижет газон, и, наконец, еще четыре человека носятся между столами, вытирают шваброй пол, если кто-то ненароком уронил поднос с едой, и убирают столовую по окончании обеда. В общем, уже к концу первого дня все обучились свои обязанностям, и работа пошла без накладок и остановок.
После ужина Миро попросил не расходиться, и, когда все работники собрались в опустевшей столовой, торжественно сказал:
— Итак, ребята, это ваш первый день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Такой вот приют убого чухонца — то есть, конечно, не чухонца, а нашего брата славянина, эксплуатируемого американскими капиталистами. Впрочем, это скорее исключение, нежели правило. В других лагерях, как мне рассказывали, работники жили вполне сносно — обычно, в комнатах на несколько человек. Да и у нас, как у бывших представителей стран соцлагеря, было развито чувство коллективизма, поэтому в одном помещении мы худо-бедно уживались. Иногда, правда, случалось, студенты из Польши, отметив какой-то праздник в местном баре или обкурившись травой, громко заваливались в помещение часа в два ночи, но в общем и в целом обстановка была дружественной и мирной. Большинство поляков, вопреки прогнозам, оказались вполне нормальными людьми. Два туалета мы разделили по национальному принципу: один оставили представителям западных славян (десяти полякам и одному парню из Словакии), а один взяли жители СНГ (русские и единственный украинец).
Но вернемся к моему первому дню в лагере. Я вернулся в столовую, шеф дал мне временного наставника — поляка по имени Яцек, и тот стал постепенно вводить меня в курс дела. Работа была несложной — вымыть salad-bar (тележку, в которой каждый обед и ужин к детям выносили салаты и фрукты), подмести, вытереть стол, порезать овощи. Тут же я познакомился с одним интересным принципом американской работы — никто не должен сидеть без дела. Когда я сделал все, что нужно, мне дали задание — нарезать ножом редиску на тонкие ломтики. Я попытался рационализировать свой труд с помощью тёрки, но Яцек, увидев это, сказал:
— Take it easy. Когда закончишь эту работу, получишь новую, так что не торопись.
Этот принцип мне понравился, так что я лениво и расслаблено продолжил резать овощи с помощью ножа. Понимал я на тот момент и Яцека и Миро очень слабо, но, тем не менее, с помощью жестов и слов «put», «take», «there», «here», «it» они объясняли мне почти любое действие в столовой. Вскоре подъехал еще один русский — Олег из города Чебоксары (учившийся в Нижнем Новгороде). Мы вдвоем продолжили работу, и постояли несколько раз на раздаче.
В тот же день я впервые увидел в большом количестве американцев. Первое впечатление было таким: веселые, общительные, фамильярные люди, похожие на неповзрослевших детей. Детский лагерь, наверно, настраивает на такой лад. Даже дети на фоне взрослых выглядели чрезмерно угрюмыми и молчаливыми. Американки оказались в целом потолще наших соотечественниц — причем с возрастом, как мне показалось, количество толстых увеличивается. И если дети и подростки были в порядке, да и в двадцатилетнем возрасте еще можно было увидеть много стройных барышень, то дальше ситуация менялась не в лучшую сторону. И способствовала этому наша работа — в столовой кормили обильно и вкусно.
На следующий день работа продолжилась. Я знакомился с названиями продуктов и столовых приборов и постепенно привыкал к американской еде. Пища в столовой была чрезвычайно питательной, а главное — разнообразной. Многое из того, что регулярно подавали в нашей столовой, я так и не успел попробовать. Мой новый знакомый Олег, который уже ездил в другой американский лагерь и успел познакомиться с местной кухней, сказал: «Мы заплатили столько бабок, чтобы два месяца нормально поесть». И действительно, думаю, несмотря на достаточно тяжелую работу, большинство русских в лагере заметно поправились. Я, видимо, не был исключением. Но последующее путешествие с отсутствием четкого режима питания помогло избавиться от приобретенных килограммов.
Кроме жилища, лагерь удивил еще одним своим «достоинством», — здесь не было выхода в Интернет. Поскольку именно электронная почта всегда служила для меня дешевым и надежным средством связи, а на телефонные переговоры я решил тратиться только в крайнем случае, мы с Олегом отправились в ближайшую библиотеку. В ней, по слухам, можно было выйти в Интернет.
Доехали мы до библиотеки старым испытанным способом — автостопом. Уже на выезде из лагеря застопили машину, и молодой водитель подбросил нас до самой библиотеки. Этот парень оказался бывшим украинцем по имени Стас — вначале он еще говорил по-английски, но потом перешел на русский и даже поставил в магнитоле песню Шевчука. Обратно, кстати, нас до самого лагеря довез американец, который назвал себя православным христианином (его родители были родом из России). Даже в американской глуши многое напоминает о родине.
Библиотека находилась рядом с дорогой в близлежащем маленьком городке. Небольшое аккуратное здание по размеру было не больше, чем библиотека в небольшом российском городе. Внутри мы обнаружили молодую библиотекаршу, стеллажи с кучей книг, два шкафа с видеокассетами (которые тоже можно было брать на читательский билет) и шесть компьютеров с выходом в Интернет. Не все работали идеально, некоторые вообще ужасно тормозили. Но это место на девять недель оказалось для меня чуть ли не единственным средством связи с родными и знакомыми и способом узнавать о происходящих в мире событиях.
Стоила запись в библиотеке 15 долларов. Читательский билет — маленькая желтая карточка, похожая на кредитку — до сих пор хранится у меня. Вообще-то, если вы попадете в незнакомый город, почти в любой библиотеке сможете один раз бесплатно выйти в Интернет. Но поскольку ходить в библиотеку я собирался постоянно, пришлось раскошелиться. Впрочем, иметь возможность сидеть в Интернете неограниченное количество времени в течение двух месяцев, да еще брать книги и фильмы, как мне показалось, стоили 15 долларов.
К вечеру следующего дня завезли остальных работников. Миро собрал их рядом со столовой, рассказал вкратце о работе в лагере и повел устраиваться. Барак произвел на всех неизгладимое впечатление. Самый мягкий отзыв об увиденном: «М-да… Такого я не ожидал…» Но поскольку русские — люди ко всему привыкшие, возмущение выражать они никому не стали.
На следующий день после распределения обязанностей все приступили к работе. Стоять на раздаче довольно весело, хотя и хлопотно, и это единственная работа, которая хоть как-то развивает английский язык. Ты перекидываешься репликами с американцами, смотришь, кто с каким выражением набирает еду и размышляет, что бы взять еще. Незабываемое зрелище: эта очередь — словно выставка с живыми экспонатами. У других все не так весело. Кто-то работает в посудомоечном отделении, в согретом и пропитанном паром воздухе, кто-то — на улице под палящим солнцем стрижет газон, и, наконец, еще четыре человека носятся между столами, вытирают шваброй пол, если кто-то ненароком уронил поднос с едой, и убирают столовую по окончании обеда. В общем, уже к концу первого дня все обучились свои обязанностям, и работа пошла без накладок и остановок.
После ужина Миро попросил не расходиться, и, когда все работники собрались в опустевшей столовой, торжественно сказал:
— Итак, ребята, это ваш первый день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63