Правда на нашей стороне!
А за нашими спинами все прибывает и прибывает народ — это отходят безоружные из боковых проходов и крыльев здания, отжимаемые штурмующими войсками. Цокольный этаж в их руках. Первый — нейтральная полоса… Безоружные, женщины, дети… Откуда-то очень много детей. Почему они здесь?! Страшно подумать: если ворвутся автоматчики, покосят всех. Если возобновится танковый обстрел, здесь будет месиво…
И тут же тревожную новость приносит один из бородачей: — Михалыч, они нам в тыл вышли!
Черт, какой здесь тыл может быть? Торопливо идем в черноту коридора. Вслушаюсь. Точно, за опечатанной дверью в какой-то кабинет, выходящей прямо в спину нашему заслону в коридоре, торопливый шорох, сдержанный шепот. Что делать? Как они вообще туда проникли? Не иначе как по карнизу. Мгновение на раздумье — и вот оно решение, возможно, единственное в данной ситуации. Громко, чтобы слышали те, за дверью, командую:
— Если начнут стрелять или вышибать двери, взрывай!
— Как? — в темноте моих знаков не видно, и в голосе казака растерянность: у нас же нет ни мин, ни взрывчатки, ни даже гранат!
— Сразу! — безапелляционно приказываю я, ловя в темноте его руку. До него доходит, и он подыгрывает:
— А как же мы?
— Все равно нам терять нечего. Рви сразу!
— Есть! — громко выкрикивает он.
Мы настороженно вслушиваемся, но с той стороны двери уже не слышно ни звука — тишина могильная. Кажется, сработало! (Действительно, до конца штурма те сидели тихо, как мышки — ни одного выстрела, ни одного удара в дверь. Потом даже переговаривались с нашими, но никакого движения!)
Выхожу обратно в холл. Там оживление — справа от лестницы появилось новое действующее лицо: парламентер от парашютистов. Капитан — весь как на пружинах, тяжеленный бронежилет, чумовой блеск в глазах, не стоит, гарцует, вызывающе, по-хозяйски покрикивает:
— Кто здесь старший, а ну ко мне!
Парни упирают ему в бронежилет автоматы:
— Клади оружие!
На парапет балкона ложатся ПМ и здоровенный газовый револьвер «Айсберг». Капитан, не сбавляя пыла, покрикивает грозным голосом, а от самого прет, как от пивной бочки. Макашов даже не стал с ним разговаривать — только взглянул и отошел, чтоб не терять время зря. Капитана в оборот берут наши автоматчики, Крестоносец, Саша-морпех… Капитан потихоньку сбавляет тон, разговор почти человеческий:
— Ну не сдаетесь, так давайте хоть женщин выведу.
И тут же в ответ, с балкона 3-го этажа на пределе напряжения, почти истерический женский выкрик:
— Нет! Никуда не пойдем! Капитан ретируется…
Бой боем, но пока затишье, не мешало бы и перекусить. Последний раз мы ели ночью. Поднимаюсь по темным лестницам на 6-й этаж. В коридорах носилки с ранеными, несколько неподвижных фигур укрытых тряпьем с головой, — убитые. По дороге расспрашивают о том, что происходит внизу. Отвечаю торопливо, односложно, хотя понимаю, что здесь, на этих черных, расстрелянных танковыми снарядами этажах, люди жаждут информации… И только здесь узнаю, что здание уже давно горит.
На 6-м этаже — змеи раскатанных пожарных шлангов, отчетливый запах гари. Пожар никто не тушит: в системах нет воды, огнетушителей не хватило и на 10 минут, — таких очагов возгорания, выражаясь казенным языком, проектанты никак не предусматривали… В столовой могильная тишина и пустота распахнутых холодильников. И здесь я впервые пожалел, что не имею каски, — сквозь стеклянную крышу столовой каждые тридцать секунд обвально грохочут стекла. Побыстрее ретируюсь: неохота получать на маковку полпуда стекла. Придется подтянуть пояса… (окончание свидетельства майора).
…Многие коридоры и лестницы были перекрыты, и мы изрядно поплутали, прежде чем смогли пройти на балкон 14-го подъезда. Закрытые во многих коридорах стеклянные двери мы вначале не решались трогать и искали проход. Кружа по лестницам, наткнулись на охрану одного из входов в «Белый дом» из подвала. Там дежурили трое мужчин среднего возраста. Дверь в самом низу лестничных маршей на дне своеобразного колодца была надежно забаррикадирована. Безоружные постовые были озабочены лишь одним: эмвэдэшники, подкравшись снизу, могут взорвать эти заграждения и ворваться в здание.
При взгляде на них сверху первая мысль: они стали прямо под бросок гранаты, и в случае прорыва сверху обречены. Чтобы их уничтожить, достаточно выскочить на эту лестницу любому эмвэдэшнику. Попросили ребят продублировать наше сообщение на всех ближайших постах, расположения которых мы даже не знали.
Многие встречавшиеся по дороге сотрудники «Белого дома» и просто случайные безоружные люди были настроены подняться повыше в кабинеты, надеясь переждать там на рабочих местах окончание штурма. Массовым было представление: когда солдаты увидят сидящих как бы за работой мирных граждан, то не станут их убивать. Тщетные эти надежды погубили потом немало людей, чью участь в огне пожара и под пулями «чистильщиков» просто страшно себе представить. По дороге встречалось и немало людей, которые из-за плотной прицельной стрельбы по нижним этажам просто из соображений безопасности пытались перебраться повыше в «стакан».
Более решительные и настроенные сопротивляться баррикадники тоже должны были постепенно с боем отходить на верхние этажи «стакана». Это было предусмотрено еще первым планом обороны: начиная с 7-го этажа «стакана», из-за меньшего количества лестниц гораздо легче организовать оборону там.
Закончив обход «Белого дома», мы вернулись на 5-й этаж к Ачалову и Руцкому. Первым нас встречал Руцкой. Я кратко доложил ему, что приказ выполнен и посты нами оповещены. Видно было, что он пока еще продолжает серьезно относиться к этим вертолетам. Повторил доклад и появившемуся в дверях Ачалову.
Здесь же мы впервые увидели, как скрупулезно работает служба радиоперехватов Руцкого. Одна радиостанция у них была настроена только на перехват сообщений на частотах атакующих. Сотрудник Руцкого, сидя на корточках, подробно записывал все перехваченные сообщения противной стороны. В эфире для обмана собственных армейцев и обоснования танковой стрельбы штаб атакующих в тот день даже устроил недостойную радиоигру. Они сами себе сообщили, что на крышу «Белого дома» в поддержку парламента высадился воздушный десант с вертолетов (судя по внешнему виду эмвэдэшные вертолеты не были переоборудованы для высадки десанта). Это была чистой воды ложь. Открытым текстом в эфире звучали приказы командиров штурма: «Всех уничтожить!.. Пленных не брать!.. Всех на поражение!.. Уничтожать всех, живыми никого не брать!..»
Бесполезны были многочисленные обращения из «Белого дома», в том числе и священнослужителей, например:
— …К вам обращается Русской Православной Церкви иеромонах Никон. Прошу вас прекратить огонь! В здании полно женщин и детей. Есть уже десятки погибших. Снайперы бьют по окнам, не жалея никого… (по стенограмме).
В комнате, выходящей во внутренний двор «Белого дома», расположился пограничник из охраны Руцкого. Туда он попал, выломав дверь. В этой комнате раньше размещалось что-то типа буфета для обслуживания руководства. Офицер совершенно не рисовался, был спокоен и даже весел. По-крестьянски обстоятельно расположился на своей последней огневой позиции. Раскладывая вокруг многочисленные автоматные магазины, приговаривал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
А за нашими спинами все прибывает и прибывает народ — это отходят безоружные из боковых проходов и крыльев здания, отжимаемые штурмующими войсками. Цокольный этаж в их руках. Первый — нейтральная полоса… Безоружные, женщины, дети… Откуда-то очень много детей. Почему они здесь?! Страшно подумать: если ворвутся автоматчики, покосят всех. Если возобновится танковый обстрел, здесь будет месиво…
И тут же тревожную новость приносит один из бородачей: — Михалыч, они нам в тыл вышли!
Черт, какой здесь тыл может быть? Торопливо идем в черноту коридора. Вслушаюсь. Точно, за опечатанной дверью в какой-то кабинет, выходящей прямо в спину нашему заслону в коридоре, торопливый шорох, сдержанный шепот. Что делать? Как они вообще туда проникли? Не иначе как по карнизу. Мгновение на раздумье — и вот оно решение, возможно, единственное в данной ситуации. Громко, чтобы слышали те, за дверью, командую:
— Если начнут стрелять или вышибать двери, взрывай!
— Как? — в темноте моих знаков не видно, и в голосе казака растерянность: у нас же нет ни мин, ни взрывчатки, ни даже гранат!
— Сразу! — безапелляционно приказываю я, ловя в темноте его руку. До него доходит, и он подыгрывает:
— А как же мы?
— Все равно нам терять нечего. Рви сразу!
— Есть! — громко выкрикивает он.
Мы настороженно вслушиваемся, но с той стороны двери уже не слышно ни звука — тишина могильная. Кажется, сработало! (Действительно, до конца штурма те сидели тихо, как мышки — ни одного выстрела, ни одного удара в дверь. Потом даже переговаривались с нашими, но никакого движения!)
Выхожу обратно в холл. Там оживление — справа от лестницы появилось новое действующее лицо: парламентер от парашютистов. Капитан — весь как на пружинах, тяжеленный бронежилет, чумовой блеск в глазах, не стоит, гарцует, вызывающе, по-хозяйски покрикивает:
— Кто здесь старший, а ну ко мне!
Парни упирают ему в бронежилет автоматы:
— Клади оружие!
На парапет балкона ложатся ПМ и здоровенный газовый револьвер «Айсберг». Капитан, не сбавляя пыла, покрикивает грозным голосом, а от самого прет, как от пивной бочки. Макашов даже не стал с ним разговаривать — только взглянул и отошел, чтоб не терять время зря. Капитана в оборот берут наши автоматчики, Крестоносец, Саша-морпех… Капитан потихоньку сбавляет тон, разговор почти человеческий:
— Ну не сдаетесь, так давайте хоть женщин выведу.
И тут же в ответ, с балкона 3-го этажа на пределе напряжения, почти истерический женский выкрик:
— Нет! Никуда не пойдем! Капитан ретируется…
Бой боем, но пока затишье, не мешало бы и перекусить. Последний раз мы ели ночью. Поднимаюсь по темным лестницам на 6-й этаж. В коридорах носилки с ранеными, несколько неподвижных фигур укрытых тряпьем с головой, — убитые. По дороге расспрашивают о том, что происходит внизу. Отвечаю торопливо, односложно, хотя понимаю, что здесь, на этих черных, расстрелянных танковыми снарядами этажах, люди жаждут информации… И только здесь узнаю, что здание уже давно горит.
На 6-м этаже — змеи раскатанных пожарных шлангов, отчетливый запах гари. Пожар никто не тушит: в системах нет воды, огнетушителей не хватило и на 10 минут, — таких очагов возгорания, выражаясь казенным языком, проектанты никак не предусматривали… В столовой могильная тишина и пустота распахнутых холодильников. И здесь я впервые пожалел, что не имею каски, — сквозь стеклянную крышу столовой каждые тридцать секунд обвально грохочут стекла. Побыстрее ретируюсь: неохота получать на маковку полпуда стекла. Придется подтянуть пояса… (окончание свидетельства майора).
…Многие коридоры и лестницы были перекрыты, и мы изрядно поплутали, прежде чем смогли пройти на балкон 14-го подъезда. Закрытые во многих коридорах стеклянные двери мы вначале не решались трогать и искали проход. Кружа по лестницам, наткнулись на охрану одного из входов в «Белый дом» из подвала. Там дежурили трое мужчин среднего возраста. Дверь в самом низу лестничных маршей на дне своеобразного колодца была надежно забаррикадирована. Безоружные постовые были озабочены лишь одним: эмвэдэшники, подкравшись снизу, могут взорвать эти заграждения и ворваться в здание.
При взгляде на них сверху первая мысль: они стали прямо под бросок гранаты, и в случае прорыва сверху обречены. Чтобы их уничтожить, достаточно выскочить на эту лестницу любому эмвэдэшнику. Попросили ребят продублировать наше сообщение на всех ближайших постах, расположения которых мы даже не знали.
Многие встречавшиеся по дороге сотрудники «Белого дома» и просто случайные безоружные люди были настроены подняться повыше в кабинеты, надеясь переждать там на рабочих местах окончание штурма. Массовым было представление: когда солдаты увидят сидящих как бы за работой мирных граждан, то не станут их убивать. Тщетные эти надежды погубили потом немало людей, чью участь в огне пожара и под пулями «чистильщиков» просто страшно себе представить. По дороге встречалось и немало людей, которые из-за плотной прицельной стрельбы по нижним этажам просто из соображений безопасности пытались перебраться повыше в «стакан».
Более решительные и настроенные сопротивляться баррикадники тоже должны были постепенно с боем отходить на верхние этажи «стакана». Это было предусмотрено еще первым планом обороны: начиная с 7-го этажа «стакана», из-за меньшего количества лестниц гораздо легче организовать оборону там.
Закончив обход «Белого дома», мы вернулись на 5-й этаж к Ачалову и Руцкому. Первым нас встречал Руцкой. Я кратко доложил ему, что приказ выполнен и посты нами оповещены. Видно было, что он пока еще продолжает серьезно относиться к этим вертолетам. Повторил доклад и появившемуся в дверях Ачалову.
Здесь же мы впервые увидели, как скрупулезно работает служба радиоперехватов Руцкого. Одна радиостанция у них была настроена только на перехват сообщений на частотах атакующих. Сотрудник Руцкого, сидя на корточках, подробно записывал все перехваченные сообщения противной стороны. В эфире для обмана собственных армейцев и обоснования танковой стрельбы штаб атакующих в тот день даже устроил недостойную радиоигру. Они сами себе сообщили, что на крышу «Белого дома» в поддержку парламента высадился воздушный десант с вертолетов (судя по внешнему виду эмвэдэшные вертолеты не были переоборудованы для высадки десанта). Это была чистой воды ложь. Открытым текстом в эфире звучали приказы командиров штурма: «Всех уничтожить!.. Пленных не брать!.. Всех на поражение!.. Уничтожать всех, живыми никого не брать!..»
Бесполезны были многочисленные обращения из «Белого дома», в том числе и священнослужителей, например:
— …К вам обращается Русской Православной Церкви иеромонах Никон. Прошу вас прекратить огонь! В здании полно женщин и детей. Есть уже десятки погибших. Снайперы бьют по окнам, не жалея никого… (по стенограмме).
В комнате, выходящей во внутренний двор «Белого дома», расположился пограничник из охраны Руцкого. Туда он попал, выломав дверь. В этой комнате раньше размещалось что-то типа буфета для обслуживания руководства. Офицер совершенно не рисовался, был спокоен и даже весел. По-крестьянски обстоятельно расположился на своей последней огневой позиции. Раскладывая вокруг многочисленные автоматные магазины, приговаривал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137