Главной проблемой в это утро была подготовка заявления президента США по поводу взрыва, которое мы намечали подготовить к 11 часам. Японцы имели обыкновение сообщать о результатах американских налетов еще до того, как самолеты успевали возвратиться на базы.
Для достижения наибольшего эффекта от применения бомбы было желательно, чтобы извещение о нем исходило из Вашингтона. Это было необходимо сделать срочно. В системе проекта работало много компетентных людей, имевших опыт в области журналистики, но они по горло были заняты текущей работой. Кроме того, мы считали, что для этого лучше привлечь человека со стороны, способного более объективно оценить события. Первой нашей мыслью было использовать Локхарда из Управления цензуры. Локхард, однако, отказался и рекомендовал нам поискать человека с более солидным опытом, указав, в частности, Лоуренса.
Мы уже немного слышали о последнем. Он опубликовал в 1940 г. в журнале «Сатердэй ивнинг пост» очень заинтересовавшую нас статью о возможностях атомной энергии. В начале 1943 г. мы просили редакцию этого журнала сообщать нам о всех просьбах выслать этот старый номер журнала и не удовлетворять этих просьб без нашего разрешения. Между прочим, ни одного запроса так и не поступило.
Лоуренс был широко известен как блестящий журналист, пишущий о науке, поэтому, тщательно проверив все, что о нем было известно, я решил поговорить с главным редактором «Нью-Йорк тайме» Джеймсом.
В назначенный день я приехал в редакцию к Джеймсу. Меня сопровождал майор Консодайн, опытный юрист из моего штата, занимавшийся вопросами разведки и контрразведки и, кроме того, имевший опыт журналиста. Не раскрывая цели просьбы, я объяснил Джеймсу, что соображения государственной важности требуют откомандирования в наше распоряжение одного опытного журналиста, конкретно Лоуренса. Ему предстоит выполнить для нашей организации некоторую работу, из чего, однако, не вытекает никаких привилегий для его газеты.
Затем мы попросили Джеймса высказать свое откровенное мнение о Лоуренсе, которое совпало с тем, что мы ранее о нем уже знали. Личная и продолжительная беседа с ним укрепила нас в убеждении — это тот человек, который нам необходим.
Обсуждая условия «аренды» Лоуренса, мы договорились в целях сохранения тайны и облегчения положения редактора, что Лоуренс остается формально в штате газеты, но его заработная плата будет идти за счет проекта. Я попросил Джеймса держать эту договоренность в секрете, однако никогда впоследствии не интересовался, знают ли в редакции газеты о том, где находится и что делает Лоуренс. Джеймс объяснил всем, что Лоуренс получил специальное задание и впоследствии организовал публикацию статьи с его подписью, написанной якобы из Лондона.
Работа Лоуренса в МЕД началась с подробного ознакомления с общим характером работы нашей организации. После инструктажа в Вашингтоне он побывал в Ок-Ридже, Ханфорде и Лос-Аламосе. Его появление в Лос-Аламосе вызвало тревогу у некоторых ученых, знавших его как репортера. Пока они не узнали действительной причины, ученые не могли успокоиться, строя гипотезы на тему о том, как ему удалось преодолеть плотную завесу секретности. Первой задачей Лоуренса была подготовка проектов официальных сообщений.
Он присутствовал на испытаниях в Аламогордо и даже был послан на Тиниан. Правда, он не успел прибыть туда, чтобы быть включенным в число наблюдателей, участвовавших в операции, но он увидел все приготовления к полету.
Во время налета на Нагасаки он находился в качестве наблюдателя на самолете, несшем регистрирующую аппаратуру. В последнем случае он выступал в качестве общего корреспондента всех агентств, и единственным ограничением этой его деятельности с нашей стороны была проверка написанного им очерка с точки зрения соблюдения секретности. Именно этот очерк и получил тогда вполне заслуженно премию Пулитцера как лучший очерк года.
За несколько недель до испытания в Аламогордо Лоуренс при содействии так называемого временного комитета помогал составить текст официального коммюнике, впоследствии одобренного Стимсоном и президентом. В этом довольно пространном тексте основное внимание было сосредоточено на описании гигантской разрушительной силы атомного взрыва. После испытания в Аламогордо в него были внесены небольшие поправки.
Кроме заявления президента, готовился также соответствующий текст заявления военного министра, которое должно было быть опубликовано вслед за первым. Был заготовлен также ряд официальных заявлений по поводу различных аспектов проекта, которые должны были быть сделаны соответствующими ответственными лицами в разных частях страны. Эти заявления должны были, конечно, строго регламентироваться.
К сожалению, утром 6 августа у нас не было никаких сообщений о реальных размерах разрушений в Хиросиме. Все, чем мы располагали, сводилось к визуальной оценке масштаба взрыва, сделанной Парсонсом, по-видимому, согласовавшейся с данными приборов и сжатым отчетом Фарелла, основанном на опросе очевидцев. Из этих данных мы знали только о высоте взрыва и его мощности.
Теперь вся эта ситуация кажется не столь важной, но в тот момент это было далеко не так. Я понимал, что нужно срочно выпустить официальное заявление, однако его эффективность определялась масштабом действительных разрушений в районе цели. С разных сторон поступали предложения отложить выпуск заявления, или смягчить в нем описание масштабов разрушений, или срочно получить от Фарелла дополнительные сведения. Они, правда, исходили не от Маршалла, а от различных сотрудников военного министерства.
Р. Ловетт, помощник военного министра по военно-воздушным силам, проницательность которого я очень высоко ценил, советовал смягчить текст заявления, аргументируя это тем, что военно-воздушные силы США в прошлом неоднократно заявляли о полном разрушении Берлина.
В надежде избежать повторения практики военно-воздушных сил я пытался связаться с Лемэем, находившимся на Гуаме, и через него с Фареллом, однако быстро понял, что когда это удастся сделать, выпускать заявление будет уже поздно.
Нужно было срочно вносить изменения в текст заявления, не дожидаясь дополнительной информации. «Еще предстояло заново перепечатать страницы, где нужно вносить поправки, и доставить готовый текст в Белый дом. Все это требовало не меньше часа времени. В конце концов я решился на незначительное изменение первого абзаца заявления, которое не могло существенно уменьшить силы его воздействия на японцев и в то же время оставляло для нас лазейку на тот случай, если результат взрыва окажется меньше ожидавшегося. Я боялся переоценить в этом тексте разрушительную мощь бомбы в основном потому, что это могло уменьшить его воздействие на японцев.
Все это время я не прекращал попыток связаться с Фареллом по линии дальней связи.
Во время операции Фарелл не спал много часов подряд. 24 часа, ушедшие на сборку бомбы и подготовку самолета к полету, и затем все время, пока самолет был в воздухе, и еще несколько часов после его приземления он был на ногах. Наконец, он позволил себе отдохнуть, но, к несчастью, помещение, где он лег спать, было далеко от узла связи.
Несмотря на сильнейшее переутомление, он оказался на высоте положения, когда, наконец, мы связались с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96