С другой стороны, в Ираке не забыли британской колониальной власти. Еще в большую ярость приходил Саддам оттого, что англичане охотно разрешали иракским политическим эмигрантам, прежде всего коммунистам, публично выражать свое недовольство его режимом. Так же раздражала его британская критика французской ядерной сделки с Багдадом и то, как они поступали с иракскими дипломатами, замешанными в террористических актах. Например, в июле 1978 года, после убийства высланного иракского премьера Найифа в Лондоне, британское правительство объявило одиннадцать иракских официальных лиц «персонами нон грата» и приказало им покинуть страну. Ирак ответил тем же самым. В сентябре британский подданный был арестован в Багдаде, будто бы за экономический шпионаж и попытку дать взятку, и иракцам было запрещено выезжать в Соединенное Королевство. Была издана специальная директива, инструктирующая министерства и государственные организации не подписывать контрактов с британскими компаниями без особого разрешения властей. Через год, в мае 1979 года, британский бизнесмен был приговорен к пожизненному заключению по обвинению в «экономическом шпионаже». Это была типичная для Саддама тактика, требующая, чтобы и волки были сыты, и овцы целы: получать от Запада то, что ему нужно, но близко его не подпускать, чтобы не подорвать свою репутацию убежденного националиста. И только в июле 1979 года отношения начали теплеть: после визита английского министра иностранных дел лорда Каррингтона в Багдад Ирак снял эмбарго на торговлю с Великобританией.
Взрыв активности Саддама на международной арене затронул и Ближний Восток, где он вернулся к своей старой теме арабского национализма. Он выступил в защиту арабского дела 8 февраля 1980 года. Обращаясь к восторженной толпе на праздновании семнадцатой годовщины прихода к власти Баас, Хусейн зачитал Национальную Хартию, состоящую из восьми пунктов — тщательно разработанную программу формирования политики ради единства арабских государств. Хартия подчеркивала политику неприсоединения со стороны Ирака и, играя на чувствительной струне панарабского коллективного сознания, призывала к прекращению любого иностранного присутствия в странах арабского мира. Осуждая присутствие супердержав в регионе, он подчеркивал, что интересы арабов «могут быть защищены и осуществлены только арабами и никем другим». Затем Хартия призывала к запрещению, в соответствии с Хартией Лиги арабских стран 1945 года, применения силы между арабскими государствами: «Разногласия, которые могут возникнуть между арабскими государствами, должны решаться мирным путем, в соответствии с принципами совместных национальных действий и высших арабских интересов». Примечательно, что запрет на применение силы распространялся на страны и народы, «соседние с арабской родиной», за исключением Израиля («Естественно, — говорилось в Хартии, — сионистское новообразование сюда не включается, но порождение сионистов считается не государством, а уродливым образованием, незаконно занимающим арабскую территорию»). Хартия также подтверждала приверженность арабов международному праву, регулирующему территориальные воды, воздушное пространство и сушу «любой страны, не находящейся в состоянии войны с любым арабским государством». Хартия прокламировала необходимость тесного арабского сотрудничества в экономической, политической и военной областях, чтобы способствовать интеграции арабской нации и отражать агрессию против нее: «Арабские государства станут на путь коллективной солидарности в случае любой агрессии или насилия со стороны какой-либо иностранной державы против суверенитета любого арабского государства». Последнее положение особенно откровенно отражало основную цель Национальной Хартии. Это была решительная заявка на арабское главенство со стороны уверенного и сильного лидера. Но за всей этой показной удалью маячила серьезная, растущая день ото дня обеспокоенность Саддама конфронтацией Ирака с его крупным восточным соседом — Ираном. Упор на запрет применения силы против соседних стран должен был показать Тегерану, что у Саддама нет против него враждебных намерений. Подчеркивая обязательство арабов соблюдать международное законодательство относительно территориальных вод, он указывал, что хочет придерживаться Алжирского соглашения 1975 года насчет правил навигации в Шатт-эль-Араб. Самое главное, укрепление арабского мира в единый фронт против «любой агрессии и насилия со стороны какой-либо иностранной державы против суверенитета любого арабского государства» имело целью убедить неистово враждебного аятоллу Хомейни, что Ирак не изолирован. Аятолла презирал Саддама и его светский баасистский режим и надеялся экспортировать Иранскую революцию в Ирак с его шестидесятипроцентным шиитским населением. Саддам Хусейн хотел показать, что Ирак является «восточным флангом арабского мира» и за ним стоит поддержка всей арабской нации.
Нетрудно понять желание Хусейна произвести впечатление на Тегеран. Иранская угроза снова становилась реальностью, а Хусейн был достаточно опытен, чтобы понять все возможные последствия худшего развития событий для своего политического будущего. Пятью годами ранее ему удалось дорогой ценой купить иранскую лояльность. На этот раз, однако, он понимал, что подобных уступок будет недостаточно, чтобы утихомирить Иран. Муллы интересовались не территорией и даже не утверждением превосходства Ирана над Ираком. Они подняли ставки гораздо выше того, на что Саддам мог бы согласиться: они открыто требовали его головы.
Глава седьмая. Иран — беспокойный сосед
17 сентября 1980 года Саддам Хусейн выступил перед вновь восстановленным Национальным собранием. Лицо его было напряженным и торжественным. Он говорил медленно, время от времени жестикулируя, чтобы подчеркнуть важность сказанного. Всем слушателям было ясно, что это не обычная президентская речь.
— Частые и вопиющие нарушения Ираном суверенитета Ирака, — сказал он, — делают недействительным Алжирское соглашение 1975 года. Юридически и политически договор неделим. Теперь, когда нарушен его дух, у Ирака нет альтернативы кроме как восстановить юридический статус Ц1атт-эль-Араб, каким он был до 1975 года.
— Эта река, — продолжал он под гром аплодисментов, — должна восстановиться в своей иракско-арабской ипостаси, как это было на протяжении истории, о чем говорит уже само название, со всеми правами пользования, вытекающими из нашего полного обладания этой рекой.
Последствия речи Хусейна не заставили себя ждать: 22 сентября, пытаясь повторить блестящий ход израильтян в Шестидневной войне, иракские воздушные силы разбомбили десять аэродромов в Иране, пытаясь уничтожить иранские самолеты на земле. Через день иракские войска пересекли иранскую границу, начав то, что впоследствии оказалось одним из самых долгих, кровавых и дорогостоящих вооруженных конфликтов после второй мировой войны, а для Ирака — самым болезненным событием за всю его современную историю.
На что именно надеялся Хусейн, когда он принимал такое серьезное решение, очевидно, никогда не станет ясно. Самое распространенное объяснение расценивает вторжение в Иран как доказательство личной агрессивности Саддама Хусейна и его безудержных геополитических амбиций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Взрыв активности Саддама на международной арене затронул и Ближний Восток, где он вернулся к своей старой теме арабского национализма. Он выступил в защиту арабского дела 8 февраля 1980 года. Обращаясь к восторженной толпе на праздновании семнадцатой годовщины прихода к власти Баас, Хусейн зачитал Национальную Хартию, состоящую из восьми пунктов — тщательно разработанную программу формирования политики ради единства арабских государств. Хартия подчеркивала политику неприсоединения со стороны Ирака и, играя на чувствительной струне панарабского коллективного сознания, призывала к прекращению любого иностранного присутствия в странах арабского мира. Осуждая присутствие супердержав в регионе, он подчеркивал, что интересы арабов «могут быть защищены и осуществлены только арабами и никем другим». Затем Хартия призывала к запрещению, в соответствии с Хартией Лиги арабских стран 1945 года, применения силы между арабскими государствами: «Разногласия, которые могут возникнуть между арабскими государствами, должны решаться мирным путем, в соответствии с принципами совместных национальных действий и высших арабских интересов». Примечательно, что запрет на применение силы распространялся на страны и народы, «соседние с арабской родиной», за исключением Израиля («Естественно, — говорилось в Хартии, — сионистское новообразование сюда не включается, но порождение сионистов считается не государством, а уродливым образованием, незаконно занимающим арабскую территорию»). Хартия также подтверждала приверженность арабов международному праву, регулирующему территориальные воды, воздушное пространство и сушу «любой страны, не находящейся в состоянии войны с любым арабским государством». Хартия прокламировала необходимость тесного арабского сотрудничества в экономической, политической и военной областях, чтобы способствовать интеграции арабской нации и отражать агрессию против нее: «Арабские государства станут на путь коллективной солидарности в случае любой агрессии или насилия со стороны какой-либо иностранной державы против суверенитета любого арабского государства». Последнее положение особенно откровенно отражало основную цель Национальной Хартии. Это была решительная заявка на арабское главенство со стороны уверенного и сильного лидера. Но за всей этой показной удалью маячила серьезная, растущая день ото дня обеспокоенность Саддама конфронтацией Ирака с его крупным восточным соседом — Ираном. Упор на запрет применения силы против соседних стран должен был показать Тегерану, что у Саддама нет против него враждебных намерений. Подчеркивая обязательство арабов соблюдать международное законодательство относительно территориальных вод, он указывал, что хочет придерживаться Алжирского соглашения 1975 года насчет правил навигации в Шатт-эль-Араб. Самое главное, укрепление арабского мира в единый фронт против «любой агрессии и насилия со стороны какой-либо иностранной державы против суверенитета любого арабского государства» имело целью убедить неистово враждебного аятоллу Хомейни, что Ирак не изолирован. Аятолла презирал Саддама и его светский баасистский режим и надеялся экспортировать Иранскую революцию в Ирак с его шестидесятипроцентным шиитским населением. Саддам Хусейн хотел показать, что Ирак является «восточным флангом арабского мира» и за ним стоит поддержка всей арабской нации.
Нетрудно понять желание Хусейна произвести впечатление на Тегеран. Иранская угроза снова становилась реальностью, а Хусейн был достаточно опытен, чтобы понять все возможные последствия худшего развития событий для своего политического будущего. Пятью годами ранее ему удалось дорогой ценой купить иранскую лояльность. На этот раз, однако, он понимал, что подобных уступок будет недостаточно, чтобы утихомирить Иран. Муллы интересовались не территорией и даже не утверждением превосходства Ирана над Ираком. Они подняли ставки гораздо выше того, на что Саддам мог бы согласиться: они открыто требовали его головы.
Глава седьмая. Иран — беспокойный сосед
17 сентября 1980 года Саддам Хусейн выступил перед вновь восстановленным Национальным собранием. Лицо его было напряженным и торжественным. Он говорил медленно, время от времени жестикулируя, чтобы подчеркнуть важность сказанного. Всем слушателям было ясно, что это не обычная президентская речь.
— Частые и вопиющие нарушения Ираном суверенитета Ирака, — сказал он, — делают недействительным Алжирское соглашение 1975 года. Юридически и политически договор неделим. Теперь, когда нарушен его дух, у Ирака нет альтернативы кроме как восстановить юридический статус Ц1атт-эль-Араб, каким он был до 1975 года.
— Эта река, — продолжал он под гром аплодисментов, — должна восстановиться в своей иракско-арабской ипостаси, как это было на протяжении истории, о чем говорит уже само название, со всеми правами пользования, вытекающими из нашего полного обладания этой рекой.
Последствия речи Хусейна не заставили себя ждать: 22 сентября, пытаясь повторить блестящий ход израильтян в Шестидневной войне, иракские воздушные силы разбомбили десять аэродромов в Иране, пытаясь уничтожить иранские самолеты на земле. Через день иракские войска пересекли иранскую границу, начав то, что впоследствии оказалось одним из самых долгих, кровавых и дорогостоящих вооруженных конфликтов после второй мировой войны, а для Ирака — самым болезненным событием за всю его современную историю.
На что именно надеялся Хусейн, когда он принимал такое серьезное решение, очевидно, никогда не станет ясно. Самое распространенное объяснение расценивает вторжение в Иран как доказательство личной агрессивности Саддама Хусейна и его безудержных геополитических амбиций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96