Все замечательно, цена того стоит 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Н. Р. Ланг был активным анархистом и членом анархической секции Кропоткинского комитета еще в самый ранний период становления Музея, когда учился в Институте востоковедения (1921 — 1925). Он стал организатором одного из первых орденских (или «кандидатских»?) кружков, в котором читали лекции Солонович и А. С. Поль. По окончании института он был откомандирован как экономист на работу в Дальневосточный округ и вернулся в Москву в самом начале 1928 года. В библиографическом кружке он вел фактически две группы, Кропоткинскую и Бакунинскую, хотя формально Бакунинскую возглавлял Д. А. Бем. Выступал Ланг и с докладами на секции — о Кропоткине, Л. Н. Толстом, о Парижской коммуне и о Карелине на вечере его памяти.
«Кружком было решено составить библиографический справочник по Кропоткину, — показывал Ильин на следствии, — для чего члены кружка разобрали ряд брошюр и должны были сделать краткий доклад об их содержании и написать аннотации… Насколько я помню, на первом и втором заседании обсуждались методы работы. На следующем собрании был мой доклад (по брошюре Кропоткина „Анархизм“), а на четвертом — еще один доклад…»
Возможно, Солонович был прав, протестуя против привлечения не членов секции к работе кружка, но, скорее всего, это уже не имело значения для судьбы Комитета и анархо-мисти-ков. 5 ноября 1929 года у некоторых членов библиографического кружка был произведен обыск с последующим арестом. Трех членов кружка.студентов педагогического факультета, застали в момент, когда они начали писать обращение к рабочим. Все это было похоже на заранее подготовленную провокацию, проведенную через члена кружка Я. Шрайбера, который настаивал на письменном обращении к рабочим по поводу октябрьских праздненств.
Насколько обоснованно такое предположение, можно судить по публикации этого времени в «Рассвете». Там говорится о создании под непосредственным контролем Сталина в системе ОГПУ отдела «контрагитации и дезинформации» — для выявления контрреволюционных элементов, — а также «отдела использования». Задачей первого было «измышление тонких провокационных выступлений, имеющих целью выявлять контрреволюцию во всех ее видах». Второй (именовавшийся также «бюро вырезок») собирал «бесконечные альбомы с вырезками из эмигрантских газет и донесений „сексотов“ и комментариев к ним». Наконец, среди арестованных только Шрайбер, давший подробные показания о деятельности своих товарищей.был освобожден еще до завершения следствия.
Подобный трюк с листовкой был использован ОГПУ и осенью 1930 года, когда дело дошло до ликвидации «Ордена Света». Следователи не слишком интересовались собственно орденскими делами и легендами, поскольку те не содержали в себе ничего противозаконного. Внимание концентрировалось на «нелегальности сборищ», на «организации», которая характеризовалась антибольшевистскими высказываниями Соло-новича в его работе о Бакунине. Главной же уликой стала листовка, обнаруженная при обыске у И. Н. Уйттенховен-Иловай-ской, которая входила в Карелинский комитет. Текст ее не был приобщен к делу, а обвиняемым давали читать только отдельные фразы из нее. Насколько можно понять, она протестовала против насильственной коллективизации. Повторялась прежняя история: И. Н. Уйттенховен отказалась назвать лицо, от которого она получила текст листовки, а следствие было вполне удовлетворено ее признанием в авторстве, хотя другие арестованные (в том числе Солонович) полагали, что составление такой прокламации «никак не вяжется с ее характером». И. Н. Уйттенховен была единственной, кого взяли «с поличным»; она отказалась давать показания по анархистам и ордену, признала свое авторство в составлении антисоветской прокламации — и получила три года политизолятора и трехгодичную высылку в районы Средней Азии.

«Избранные»
Изучая материалы следственного дела анархо-мистиков, я не мог не заметить странного равнодушия следователей к истории возникновения «Ордена Света». Арестованным задавали вопросы о принадлежности к ордену, однако за всеми этими вопросами не ощущалось подлинного интереса к происхождению самой организации. Такое равнодушие в отношении орденских легенд можно было объяснить тем обстоятельством, что следствие располагало полным корпусом этих текстов, полученных, по-видимому, в результате обысков и арестов не только в Москве, но и в других городах. Но почему тогда эти легенды никак не отразились в обвинительном заключении? Не потому ли, что все это противоречило сценарию «контрреволюционного антисоветского подполья», который был разработан в 1928 — 1929 годах?
Между тем само употребление термина «тамплиеры» ставит вопрос, с одной стороны, о связи московских рыцарей с масонством (поскольку в «Древнем шотландском обряде» мастер-тамплиер занимает самую высокую, 30-ю, степень посвящения), а с другой — об исторической преемственности их кружков рыцарско-монашескому ордену средневековья. Сами обвиняемые верили, что являются членами Восточного отряда древнего рыцарского ордена, начало которого восходит к незапамятным временам, а ныне существующая на Западе организация опирается на непрерывную историческую традицию.
Впрочем, и Ю. Аникст, разоблачая Солоновича как создателя «бесконечных орденов и братств», утверждал, что «вся эта иерархия (орденов. — А. Н.) подчинена верховной международной организации, ни имени которой, ни содержания я пока не назову…»
На что намекает Ю. Аникст — неизвестно. Можно, конечно, предположить, что задачей автора было натравить на анар-хо-мистическую интеллигенцию ОГПУ и «простых» анархистов, из рабочих. Однако непонятно, почему ему понадобилось отделять анархо-мистицизм от масонства? Больше того, Аникст, походя рекомендуя Солоновича «отъявленным антисемитом», спешит заявить, что хотя Карелин и ввел его в одну из форм «строгого посвящения», привезенную из Парижа, однако на самом деле это «фальшивая форма строгого посвящения. Так, например, многие идеи и методы (? — А. Н.) абсолютно противоречат документам хотя бы известного Братства Философов Древней Системы».
Конечно, памфлет Аникста являет собой столь невероятный сплав истины и лжи, что, похоже, им отказались воспользоваться даже следователи ОГПУ. Впрочем, их задача была вполне конкретной: ликвидировать очаги духовного свободомыслия и изолировать их членов, не занимаясь историческими разысканиями. Цели эти легко достигались хотя бы с помощью текста воззвания, которое было обнаружено у И. Н. Уйт-тенховен-Иловайской, и соответствующих цитат из работы Солоновича о Бакунине. Между тем для современного исследователя гораздо важнее вопрос: существует ли действительная преемственность (не прерывавшаяся в веках) между рыцарями «Ордена Света» и историческими тамплиерами?
Ответить на такой вопрос нелегко. В русской истории институт рыцарства (тем более в его орденской ипостаси) не получил распространения и не слишком интересовал отечественных исследователей. Определенную роль в этом сыграла и духовная цензура в России, сориентированная на православие. Поэтому в решении данного вопроса приходится опираться на западные публикации и исследования об исторических тамплиерах.
Орден тамплиеров (храмовников) был основан в 1118 году в Иерусалиме девятью французскими рыцарями, во главе которых стояли Гуго де Пайен и Жофруа де Сент-Омер, соратники Готфрида Бульонского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189
 смеситель grohe 

 плитка rim