И католическими они никогда не были.
К сожалению, книга Бэды оканчивается на 731 годе; тем не менее ему известны битвы при Туре и Пуатье (732 год), в которых сарацины потерпели сокрушительное поражение (с. 213). Совершенно без всяких оснований Бэда приводит перечень святых мест в Палестине.
Спор о дне празднования Пасхи, имеющий для Бэды большое значение, выглядит анахронизмом, так как он означает разрыв с иудаизмом (Бодманн, с. 214). А это случилось либо уже в IV веке, – конечно, если церковь в то время существовала, – либо необходимость в этом возникла только в XI веке (при историческом рассмотрении). Мы еще не раз вернемся к спору об определении дня Пасхи как важному ориентиру для определения времени создания текстов.
Основной вопрос: когда наступает день весеннего равноденствия. По «так называемым постановлениям Кесарийских соборов (V–VI века)» этот день приходился на 25 марта, в то время как александрийская община придерживалась даты 22 марта – последней, рассчитанной самими иудеями перед изгнанием; впоследствии корректировка стала невозможной. Перенесением срока на (языческие) 25 марта подтверждалось господство Рима и размежевание с праздником иудейской пасхи (пейсах).
Бэда, однако, за точку отсчета берет 21 марта, дату, абсурдную для VIII века: за счет ошибки юлианского календаря начало весны он должен был наблюдать 14 марта. 21 марта – это возвращение к солнечному календарю Августа, принятому в те годы, когда жил Христос. Обращение к этому календарю приводит к тому, что юлианский календарь в XV веке неверен (это неоднократно было установлено Николаем Кузанским и Региомонтаном). Когда Римский Папа Григорий (1582) предпринял, наконец, астрономически выверенное исправление календаря (причем разница составила 10 дней), он взял за точку отсчета другое «великое событие» вместо точки отсчета, привязанной к жизни Христа: двадцатилетие правления «первого христианского» императора Константина (325), ознаменованное к тому же «первым Вселенским Собором» (Никейским).
Так что с переносом даты равноденствия Бэда поспешил ни много, ни мало – лет на семьсот.
Еще одна типичная ошибка: в хронологической таблице Бэды Достопочтенного и во 2 главе первой книги «Проповеданной истории» появляется некая дата «до воплощения Спасителя», важная отправная точка: завоевание Англии Цезарем (693 г. от основания Рима = 60 году до н. э.). Бодманн предполагает (с. 200), что «вблизи начала координат (имеется в виду 1 год н. э.) это вычитание следует воспринимать как само собой разумеющееся». Тем самым она разрушает всю свою красиво выстроенную систему мыслей о том, что даты «до рождества Христова» вошли в обиход лишь в эпоху Возрождения. Ту же ошибку (с другой датой) допускает и Исидор.
Другая общая для Исидора и Бэды ошибка: картографические анахронизмы. До появления карты Эбсторфера (ХШ век) существовали лишь портоланы, карты побережья для мореплавателей. Карты мира наподобие каталонской (1375) в раннем средневековье еще немыслимы. Как они попали в рукописи Бэды и Исидора – загадка. Промах становится очевиднее, когда мы узнаем, что атласу мира предшествуют хронологическая таблица и расчет даты празднования Пасхи, как сообщает Бодманн (с. 219). Подобный контекст отсылает нас именно в XIV век, когда рука об руку развивались география, астрономия и церковная догматика.
На рубеже
Обратимся (вместе с Бодманн) к Регино фон Прюм (ум. в 915), которого я (и Регина Зоннтаг) рассматривал как первого серьезного летописца. Разумеется, он – как и его «предшественник» Бэда Достопочтенный – не был признан современниками (излюбленное выражение сегодняшних ученых, выдающее наше непонимание феномена). «Время его еще не пришло», – пишет Бодманн (с. 223). Сильные сомнения охватывают меня, когда я думаю обо всех этих «великих непонятых», намного опередивших свое время.
Отправная точка Регино Прюмского – смерть доблестного Карла Мартелла (741), спасителя Запада и истребителя сарацинов; тем самым осуществляется продолжение «Истории» Бэды Достопочтенного. Однако летопись Регино начинается в 1 году от Рождества Христова (н.э.); доисторического времени больше нет. Или еще нет? Так приоткрывается роль прюмского монаха, выполняющего вспомогательную функцию шарнира. Первым в полной мере используя летоисчисление от Рождества Христова (работы, следовательно, написаны после 1000 года), он выглядит этакой амфибией, промежуточным звеном между фальсификаторами эпохи гуманизма и позднего средневековья.
Список византийских императоров он переводит в новое летоисчисление; это важная и необходимая привязка к всемирной хронике. Бодманн (с. 222) именует это предприятие «двойственным», особенно когда годы правления Карла Мартелла соседствуют с годами правления императора Льва. Только при помощи (еще одного) этого синхронизма в историю впервые и вводятся франкские короли, заполняющие периоды времени в христианском летоисчислении. Это никакой не второй или параллельный исторический путь, но создание истории из ничего. «Летоисчисление от Рождества Христова у Регино, пусть даже еще и не слишком подробное, есть нововведение, которое, однако, еще не достигает у него привычной нам независимости и самобытности» (с. 223). Очень важно тем не менее, что христианское летоисчисление становится самостоятельным и самобытным явлением. В позднейших хрониках это летоисчисление (например, Германа Райхенау, 1013-1054) становится реальностью.
Хотя во «Всеобщей истории свевов» у Райхенау начало координат (1 год н. э.) определено на старый манер (то есть как 42-й год правления Августа), все годы после 1000-го «строго» соотнесены с немецкими императорами. Это происходит, по крайней мере на столетие, слишком рано! Следовательно, он также датирован задним числом и сдвинут в прошлое.
Смысл постоянного «состаривания» первых подлинных летописей ясен: в момент завершения хроники – то есть (предположительно) еще при жизни летописца – современникам нельзя было предъявлять эту халтуру, ведь очевидцы событий тут же разоблачили бы подлог. Зато «столетие спустя» эти «мемуары» вполне принимались за чистую монету: они были написаны с учетом современных представлений, и фальшивку было трудно распознать. Несколько столетий спустя большинство подобных хроник все-таки распознавалось как подделки и заменялось на новую версию, переделывалось «под новое мировоззрение». Совершать очередные исторические открытия, создавать абсолютно новые исторические «факты» слишком поздно: фальшивка (несмотря на разоблачения отдельных рукописей) уже прочно обосновалась в историографии. Она стала действительностью.
Яркий пример фальшивки (выполняющей, подобно хронике Регино фон Прюм, вспомогательные «шарнирные» функции – и эта ее функция была распознана еще Регино) – творчество знаменитого Зигеберта Камбрейсия (родился в 1030 году в Брабанте, умер 5 октября 1112 года), который с 1050-го по 1070-й преподавал в Метце). Его многочисленные сочинения пользовались в средневековье большой популярностью, особенно «Хроникой» (от 381 до 1111 года), служивший (невзирая на явную вторичность: он не содержит почти никаких новых исторических сведений) основой для многочисленных исторических работ. В «Хрониконе» Зигеберт прямо ссылается на Евсевия (и, соответственно, на Иеронима) и снова включает в историю поздней античности языческие народы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
К сожалению, книга Бэды оканчивается на 731 годе; тем не менее ему известны битвы при Туре и Пуатье (732 год), в которых сарацины потерпели сокрушительное поражение (с. 213). Совершенно без всяких оснований Бэда приводит перечень святых мест в Палестине.
Спор о дне празднования Пасхи, имеющий для Бэды большое значение, выглядит анахронизмом, так как он означает разрыв с иудаизмом (Бодманн, с. 214). А это случилось либо уже в IV веке, – конечно, если церковь в то время существовала, – либо необходимость в этом возникла только в XI веке (при историческом рассмотрении). Мы еще не раз вернемся к спору об определении дня Пасхи как важному ориентиру для определения времени создания текстов.
Основной вопрос: когда наступает день весеннего равноденствия. По «так называемым постановлениям Кесарийских соборов (V–VI века)» этот день приходился на 25 марта, в то время как александрийская община придерживалась даты 22 марта – последней, рассчитанной самими иудеями перед изгнанием; впоследствии корректировка стала невозможной. Перенесением срока на (языческие) 25 марта подтверждалось господство Рима и размежевание с праздником иудейской пасхи (пейсах).
Бэда, однако, за точку отсчета берет 21 марта, дату, абсурдную для VIII века: за счет ошибки юлианского календаря начало весны он должен был наблюдать 14 марта. 21 марта – это возвращение к солнечному календарю Августа, принятому в те годы, когда жил Христос. Обращение к этому календарю приводит к тому, что юлианский календарь в XV веке неверен (это неоднократно было установлено Николаем Кузанским и Региомонтаном). Когда Римский Папа Григорий (1582) предпринял, наконец, астрономически выверенное исправление календаря (причем разница составила 10 дней), он взял за точку отсчета другое «великое событие» вместо точки отсчета, привязанной к жизни Христа: двадцатилетие правления «первого христианского» императора Константина (325), ознаменованное к тому же «первым Вселенским Собором» (Никейским).
Так что с переносом даты равноденствия Бэда поспешил ни много, ни мало – лет на семьсот.
Еще одна типичная ошибка: в хронологической таблице Бэды Достопочтенного и во 2 главе первой книги «Проповеданной истории» появляется некая дата «до воплощения Спасителя», важная отправная точка: завоевание Англии Цезарем (693 г. от основания Рима = 60 году до н. э.). Бодманн предполагает (с. 200), что «вблизи начала координат (имеется в виду 1 год н. э.) это вычитание следует воспринимать как само собой разумеющееся». Тем самым она разрушает всю свою красиво выстроенную систему мыслей о том, что даты «до рождества Христова» вошли в обиход лишь в эпоху Возрождения. Ту же ошибку (с другой датой) допускает и Исидор.
Другая общая для Исидора и Бэды ошибка: картографические анахронизмы. До появления карты Эбсторфера (ХШ век) существовали лишь портоланы, карты побережья для мореплавателей. Карты мира наподобие каталонской (1375) в раннем средневековье еще немыслимы. Как они попали в рукописи Бэды и Исидора – загадка. Промах становится очевиднее, когда мы узнаем, что атласу мира предшествуют хронологическая таблица и расчет даты празднования Пасхи, как сообщает Бодманн (с. 219). Подобный контекст отсылает нас именно в XIV век, когда рука об руку развивались география, астрономия и церковная догматика.
На рубеже
Обратимся (вместе с Бодманн) к Регино фон Прюм (ум. в 915), которого я (и Регина Зоннтаг) рассматривал как первого серьезного летописца. Разумеется, он – как и его «предшественник» Бэда Достопочтенный – не был признан современниками (излюбленное выражение сегодняшних ученых, выдающее наше непонимание феномена). «Время его еще не пришло», – пишет Бодманн (с. 223). Сильные сомнения охватывают меня, когда я думаю обо всех этих «великих непонятых», намного опередивших свое время.
Отправная точка Регино Прюмского – смерть доблестного Карла Мартелла (741), спасителя Запада и истребителя сарацинов; тем самым осуществляется продолжение «Истории» Бэды Достопочтенного. Однако летопись Регино начинается в 1 году от Рождества Христова (н.э.); доисторического времени больше нет. Или еще нет? Так приоткрывается роль прюмского монаха, выполняющего вспомогательную функцию шарнира. Первым в полной мере используя летоисчисление от Рождества Христова (работы, следовательно, написаны после 1000 года), он выглядит этакой амфибией, промежуточным звеном между фальсификаторами эпохи гуманизма и позднего средневековья.
Список византийских императоров он переводит в новое летоисчисление; это важная и необходимая привязка к всемирной хронике. Бодманн (с. 222) именует это предприятие «двойственным», особенно когда годы правления Карла Мартелла соседствуют с годами правления императора Льва. Только при помощи (еще одного) этого синхронизма в историю впервые и вводятся франкские короли, заполняющие периоды времени в христианском летоисчислении. Это никакой не второй или параллельный исторический путь, но создание истории из ничего. «Летоисчисление от Рождества Христова у Регино, пусть даже еще и не слишком подробное, есть нововведение, которое, однако, еще не достигает у него привычной нам независимости и самобытности» (с. 223). Очень важно тем не менее, что христианское летоисчисление становится самостоятельным и самобытным явлением. В позднейших хрониках это летоисчисление (например, Германа Райхенау, 1013-1054) становится реальностью.
Хотя во «Всеобщей истории свевов» у Райхенау начало координат (1 год н. э.) определено на старый манер (то есть как 42-й год правления Августа), все годы после 1000-го «строго» соотнесены с немецкими императорами. Это происходит, по крайней мере на столетие, слишком рано! Следовательно, он также датирован задним числом и сдвинут в прошлое.
Смысл постоянного «состаривания» первых подлинных летописей ясен: в момент завершения хроники – то есть (предположительно) еще при жизни летописца – современникам нельзя было предъявлять эту халтуру, ведь очевидцы событий тут же разоблачили бы подлог. Зато «столетие спустя» эти «мемуары» вполне принимались за чистую монету: они были написаны с учетом современных представлений, и фальшивку было трудно распознать. Несколько столетий спустя большинство подобных хроник все-таки распознавалось как подделки и заменялось на новую версию, переделывалось «под новое мировоззрение». Совершать очередные исторические открытия, создавать абсолютно новые исторические «факты» слишком поздно: фальшивка (несмотря на разоблачения отдельных рукописей) уже прочно обосновалась в историографии. Она стала действительностью.
Яркий пример фальшивки (выполняющей, подобно хронике Регино фон Прюм, вспомогательные «шарнирные» функции – и эта ее функция была распознана еще Регино) – творчество знаменитого Зигеберта Камбрейсия (родился в 1030 году в Брабанте, умер 5 октября 1112 года), который с 1050-го по 1070-й преподавал в Метце). Его многочисленные сочинения пользовались в средневековье большой популярностью, особенно «Хроникой» (от 381 до 1111 года), служивший (невзирая на явную вторичность: он не содержит почти никаких новых исторических сведений) основой для многочисленных исторических работ. В «Хрониконе» Зигеберт прямо ссылается на Евсевия (и, соответственно, на Иеронима) и снова включает в историю поздней античности языческие народы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72