Победившая партия непременно провозглашает свой курс наиболее прогрессивным. В этом усматривается обычная закономерность, которую еще в XVI веке отметил остроумный англичанин Джон Харрингтон (перевод С.Я. Маршака):
Мятеж не может кончиться удачей.
В противном случае его зовут иначе.
По той же причине бунт не принято считать революцией. Хотя в подобных случаях между бунтом, восстанием и революцией нередко усматривается различие и по существу. Более того, даже принято отделять перевороты от революций, несмотря на то, что в русском языке эти два слова синонимы, точнее, одно есть перевод на русский язык другого.
Например, И.В. Сталин обычно писал об «Октябрьском перевороте», тогда как официальная советская версия была иной: Великая Октябрьская Социалистическая Революция. На чьей стороне в этом случае была правда? Что произошло 25 октября (7 ноября) 1917 года: вооруженный переворот или революция?
Ответ зависит от того, как понимается в данном случае понятие «переворот». Он может захватывать только руководящую верхушку общества (дворцовый переворот). Однако результат даже такого небольшого по первоначальным масштабам изменения в общественной жизни может в последующем привести к серьезным переменам, социальным катаклизмам и перестройкам, которые вполне обоснованно можно считать революционными.
Перевороты совершаются быстро, порой в считанные часы, тогда как настоящие революции длятся чаще всего годами. Хотя в масштабах исторических событий несколько лет – срок малый, когда речь идет о значительных социально-политических и экономических преобразованиях.
«Революция, – писал П.А. Кропоткин, – это быстрое уничтожение, на протяжении немногих лет, учреждений, устанавливавшихся веками и казавшихся такими незыблемыми, что даже самые пылкие реформаторы едва осмеливались нападать на них. Это – распадение, разложение в несколько лет всего того, что составляло до того времени сущность общественной, религиозной, политической и экономической жизни нации; это – полный переворот в установленных понятиях и в ходячих мнениях по отношению ко всем сложным отношениям между отдельными единицами человеческого стада».
Тут следует сделать оговорку. Разрушение в несколько лет, скажем, религиозной жизни общества вряд ли возможно: для этого требуются по меньшей мере десятилетия.
Вообще, все те революционные изменения, которые упомянул Кропоткин (у него «общественный» в данном случае, по-видимому, синоним «социальный»), не происходят синхронно. Быстрее всего может измениться политическая ситуация, когда к власти приходит новая партия со своей программой решительных преобразований общества. Только окончательная и безоговорочная ее победа может считаться завершением первого этапа революции.
Но возникает еще один вопрос: всегда ли революцию допустимо считать прогрессивным явлением? Ведь и паралич бывает прогрессивным.
За последние полтора десятилетия в нашей стране, как во всех капиталистических странах, официальная пропаганда, стоящая на стороне имущих власть и капиталы, постоянно и громогласно выступает против революций. Именно под этой шумовой завесой удалось совершить в СССР, а затем в России сокрушительные революционные перевороты. И те, кто их осуществлял, при этом твердили о благости прогрессивного эволюционного пути развития и гибельности – революционного (ссылаясь прежде всего на Социалистическую Революцию).
Как тут не вспомнить образ Тарелкина из пьесы Сухово-Кобылина: «Когда объявили прогресс, то он стал и пошел перед прогрессом – так, что уже Тарелкин был впереди, а прогресс сзади!»
Подобные субъекты, стремящиеся бежать впереди прогресса, основательно запутали это самое понятие «прогресс». Они чаще всего склонны считать прогрессивным все то, что нравится им. Политики при этом стараются потрафить подспудным желаниям и мечтаниям образованной толпы. Многолетние усилия буржуазных демагогов привели к тому, что полностью извратилось, к примеру, такое часто звучащее понятие, как «демократия».
Изначально оно толковалось как народовластие. Но вот образовались страны «буржуазной демократии», которые гордятся своими свободными, всеобщими демократическими выборами. В то же время они не скрывают, что для победы на выборах требуется иметь мощнейшую финансовую поддержку. Но если побеждают на подобных выборах только ставленники богатеев, то эту систему власти следует называть плутократией (от «плутос» – богатство).
Казалось бы, почему не называть вещи своими именами? Если в странах Запада сложился культ материального благополучия и богатства, то почему бы не признать наиболее богатых и самыми достойными (тем более что они – самые влиятельные) и провозгласить торжество плутократической системы?
Тут проявляется, можно сказать, стыдливость богатых, о которой писала Марина Цветаева:
…Объявляю: люблю богатых!
За их корень, гнилой и шаткий,
С колыбели растящий рану.
За растерянную повадку
Из кармана и вновь к карману.
Иза то, что в учетах, в скуках,
В позолотах, в зевотах, в ватах,
Вот меня, наглеца, не купят, –
Подтверждаю: люблю богатых!
А еще, несмотр я на бритость,
Сытость, питость (моргну – и трачу!),
За какую-то – вдруг – побитость,
За какой – то их взгляд собачий…
Такой бывает потаенная «стыдливость» вора, живущего среди тех, кого он обокрал, у кого постоянно ворует те самые деньги, которые составляют основу его благосостояния. Не этим ли объясняется их какая-то растерянная (под нарочитой важностью) повадка?
Но ведь это все не более, чем моральные сентенции. На них практически все богатые стараются вовсе не обращать внимания, утверждая перед другими свое положение как наилучшее, достойное зависти, уважения и преклонения. То же самое внедряют в общественное сознание средства массовой пропаганды, находящиеся на услужении у богатых. И все-таки до сих пор плутократы (плуты!) предпочитают называть свое правление демократическим. Значит, в такой хитрой подмене есть определенный смысл, имеется своя выгода.
Буржуазные революции потому так и называются, что к власти приходят вовсе не народные массы, а наиболее богатые буржуа. Они пользуются для установления своего полного господства смутой, волнениями в обществе. При этом и народные массы, а точнее сказать, определенная часть народа получает возможность улучшить свое благосостояние или даже получить более высокий общественный статус. При этом формируется новый слой Государственных Владык (сокращенно – ГВ), состоящий из наиболее богатых и влиятельных лиц. Он явно или неявно противостоит Народным Массам (НМ).
Такова предельно упрощенная схема. Но она позволяет четко отделить демократию (приоритет НМ) от аристократии, плутократии, партократии (приоритет ГВ). Подобным образом определяется сущность власти. Каким образом такая власть поддерживается – вопрос второй. Бывает диктатура НМ, а бывает – ГВ, основу которых могут составлять представители какой-то партии или определенного социального слоя.
Революционные изменения в общественной структуре, как следует из предыдущего, могут быть двух типов. В одном случае борьба идет среди представителей ГВ (или претендующих на эту роль) за власть над народом. В другом случае власть переходит к преобладающим по численности слоям Народных Масс при подавлении или физическом уничтожении прежних ГВ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103