Так? Клади руку на стол вплотную к моей. Сделано. Теперь, Герман, то есть, прости, Игорь, кладем между нашими руками вот эту горящую сигарету «Мальборо». Лады? Положение, как видишь, равное. Кто дольше выдержит?
Зачем я согласился? Жутчайшая сатанинская боль от горящей иностранной сигареты через руку пронизала все тело, дергаются ноги, лицо искажено омерзительной гримасой страдания, это я вижу в зеркале, где отражается также невозмутимый модно подстриженный затылок Жени Гжатского, в то время как прямо передо мной через стол его неподвижное лицо и устремленные на меня неподвижно яростные глаза Павки Корчагина, смерть врагам революции.
И вот я взвыл и отдернул руку, признаюсь, ненадолго хватило моих мужских качеств.
Женя Гжатский бросил мне кусочек туалетного мыла — протри ожог!
— Вот видишь, Герман, ой, прости, сам не знаю, почему немецкие имена все в голову лезут, вот видишь, чьи мужские качества преобладают. А хочешь быть таким же стойким, настоящим мужчиной? Есть у тебя такое похвальное желание?
Ну конечно, кто же не хочет, кто же откажется от такого предложения, я, понятное дело, кивнул.
— Вот так молодец! — радостно вскричал Женя Гжатский. — Значит, прибыло нашего полку! Поздравляю, Гошка, от всех наших парней тебя поздравляю. Давай, Игореша, подписывай бумагу, и сейчас мы сразу же еще вздрогнем!
На столе передо мной бумага с каким-то типографским текстом и с местом для подписи. Читать, по правде говоря, после испытания сигаретой не очень-то хочется, и я подписываю данную бумагу. Наверное, заявление в какой-нибудь кружок Добровольного Общества Содействия Армии, Авиации и Флоту, там сейчас, я в газете видел, проводятся интересные эксперименты по укреплению мужских свойств характера, даже йога и карате уже почти разрешаются.
— Это при ДОСААФе? — спросил я Женю.
— Частично, — улыбнулся он и бумагу убрал в свой чемоданчик.
— А в общем-то чем будем заниматься? — поинтересовался я.
— Да ничего особенного, Гоша. Ну, просто мужская крепкая дружба, взаимовыручка, ну, как среди десантников, понимаешь?
— Вот здорово! -я просто восхитился перспективой такой спайки. — А с чего начнем, Женя?
Женя Гжатский ликовал, сиял, «милел людскою лаской».
— Хочу тебе напомнить, Гоша, одну подходящую цитату лучшего, талантливейшего нашей социалистической эпохи. «Юноше, гадающему делать бы жизнь с кого, скажу не задумываясь, делай ее с товарища Дзержинского». Надеюсь, помнишь?
— Конечно же помню, преотличнейшая цитата, однако, Женя, я уже далеко не юноша, увы, уже к тридцатке подходит.
— Никогда не поздно, — возражает Женя Гжатский. — И вот тебе для начала, Игореша, вот тебе первое задание, да не задание даже, а просто, ну, как бы сказать, ну, в общем даже и не знаю, как назвать, но не задание, конечно, а просто есть у вас в лаборатории некто Спартак Гизатуллин, вот с него и начнем.
— Как тебя прикажешь понимать, Женя? Что это значит — с него начнем?
— Ну, как бы тебе попроще, Игореша, дорогой ты мой человек, объяснить? Давай-ка вот для начала поднимем стаканы — расширим сосуды, и колбаски-то, колбаски… Угощайся без сомнений, теперь мы свои. Ну, вот, Гоша, к примеру, ты в Болгарию собрался, так? И конечно, все понимают, что у тебя намерения чистые, что не на встречу с какими-нибудь немцами или, что еще хуже, вернее, совсем уже плохо, не с американцами встречаться ты едешь, так? А вот про Гизатуллина ты такое же мог бы сказать?
— Почему? — спрашиваю я, ничего не понимая.
— Ох, Гоща, Гоша, — качает головой Женя Гжатский. — Ну, вот, скажи — чист Спартак?
— Да конечно же чист, уж чище его и не найдешь, хрустальный парень и специалист высшего класса.
— А советский ли человек? — по-ленински прищурился Женя Гжатский.
В этот момент я почему-то так и увидел его как бы наводящим пулемет на стихийную демонстрацию рабочих Завода малолитражных автомобилей им. Ленинского комсомола, где, между прочим, еще недавно работал мастером в моторном цехе предмет нашей беседы, мой бывший друг Спар-тачок Гизатуллин, ныне справедливо презирающий меня за моральную неразборчивость в смысле деятелей искусства. Вижу сначала панораму, потом на среднем плане Женин прищур, потом крупешник, крупешник, крупешник… голова закружилась.
— Очень даже советский человек, — сказал я. — Во многом настоящий советский человек. Не уступит никому, а некоторых… — тут мне не удалось сдержать горькой улыбки, — а некоторых еще и поучит.
— Вот и хорошо, — сказал Женя Гжатский, — вот и надо помочь парню. Вот, если ляпнет где чего Спартак про советскую власть или заговорит, к примеру, со слов иностранного радио, вот тут ты, Гоша, и не растеряйся, запоминай.
— Зачем это? — удивился я.
— Ну как зачем? — удивился он. — Мне расскажешь.
— А тебе-то зачем? — удивился я. — Разве своей головы на плечах нет?
— Ну, ты чудак! — удивился Женя Гжатский. — Это же социология.
— А при чем тут Спартак? — удивился я.
— А мы с тобой при чем? — удивился он.
— Может, ты прояснишь, Женя?
— Конечно, можно прояснить, почему же нет.
— Так чего тебе Спартак-то Гизатуллин?
— Помочь надо человеку, может запутаться. Сечешь? Ведь ты же подписку-то, Гоша, давал, а у нас такой девиз — помогать надо людям в трудную минуту.
— А у кого это «у нас», Женя? Может быть, ты меня просветишь, как это называется?
— Ну, у чекистов, колбаса ты эдакая. Ну, и у тех, кто с нами, вот как и ты, Игорь Иванович, нелегкий ты человек.
— Вот так так! Так ты чекист, Женя?! И давно?
— А что же ты думал, Гоша? Сейчас все концентрированные парни идут в Чека, время такое. Поэтому я и тебя поздравляю, правильную дорогу избрал.
— То есть как это?
— А так это.
— Я что-то, Женя, не вполне.
— Слушай, Гоша, может, ты в лечении нуждаешься?
— Женя, пожалуйста, больше мне не наливай. Я не нуждаюсь выпить, а я, прости, что дрожу, нуждаюсь объяснить.
— А подпись-то, товарищ Велосипедов, давали? Заявление о сотрудничестве с органами — дело нешуточное, уж раз подписался, значит, сохраняй серьезность, даже и у нас, Гоша, есть люди, которые юмора не понимают, и с дезертирами…
Охваченный страхом, полностью теряю самоконтроль, пальцы переплетаются в судорожном зажиме, кричу благим матом:
— Не надо! Не надо! Какой же я чекист? Отдайте бумагу, товарищ Гжатский! Я думал, в кружок подводного плавания записываюсь, на карате, в ДОСААФ, прошу, верните, какой вам толк в таких, как я…
— Ты целку-то из себя не ставь! — сказал тут кто-то в пространстве «России» совсем другим, не Жениным голосом, до чрезвычайности густым и устрашающим.
Я даже оглянулся, кто говорит, но все было неизменно в комнате и неподвижно в окне, за рекой.
— Слышал? — сказал Женя Гжатский. — Ты целку-то из себя не ставь! Кажется, убедился, что здесь все в порядке по части мужских качеств. — И он почему-то похлопал себя ладонью по одному месту, но совсем не там, где жгли.
Дальнейшее мое поведение необъяснимо и непростительно. Так, конечно, воспитанные люди себя не ведут, особенно если их малознакомый товарищ приглашает в гостиницу на угощение.
Прыжком, возможно очень безобразным, я бросился на Женин «дипломат» с целью вырвать из него так называемое соглашение о сотрудничестве, а на деле просто жалкий листок бумаги с дурацким чернильным знаком, нанесенным моею рукою.
Чем объяснить невероятный по силе смерч возмущения, бушевавший во мне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Зачем я согласился? Жутчайшая сатанинская боль от горящей иностранной сигареты через руку пронизала все тело, дергаются ноги, лицо искажено омерзительной гримасой страдания, это я вижу в зеркале, где отражается также невозмутимый модно подстриженный затылок Жени Гжатского, в то время как прямо передо мной через стол его неподвижное лицо и устремленные на меня неподвижно яростные глаза Павки Корчагина, смерть врагам революции.
И вот я взвыл и отдернул руку, признаюсь, ненадолго хватило моих мужских качеств.
Женя Гжатский бросил мне кусочек туалетного мыла — протри ожог!
— Вот видишь, Герман, ой, прости, сам не знаю, почему немецкие имена все в голову лезут, вот видишь, чьи мужские качества преобладают. А хочешь быть таким же стойким, настоящим мужчиной? Есть у тебя такое похвальное желание?
Ну конечно, кто же не хочет, кто же откажется от такого предложения, я, понятное дело, кивнул.
— Вот так молодец! — радостно вскричал Женя Гжатский. — Значит, прибыло нашего полку! Поздравляю, Гошка, от всех наших парней тебя поздравляю. Давай, Игореша, подписывай бумагу, и сейчас мы сразу же еще вздрогнем!
На столе передо мной бумага с каким-то типографским текстом и с местом для подписи. Читать, по правде говоря, после испытания сигаретой не очень-то хочется, и я подписываю данную бумагу. Наверное, заявление в какой-нибудь кружок Добровольного Общества Содействия Армии, Авиации и Флоту, там сейчас, я в газете видел, проводятся интересные эксперименты по укреплению мужских свойств характера, даже йога и карате уже почти разрешаются.
— Это при ДОСААФе? — спросил я Женю.
— Частично, — улыбнулся он и бумагу убрал в свой чемоданчик.
— А в общем-то чем будем заниматься? — поинтересовался я.
— Да ничего особенного, Гоша. Ну, просто мужская крепкая дружба, взаимовыручка, ну, как среди десантников, понимаешь?
— Вот здорово! -я просто восхитился перспективой такой спайки. — А с чего начнем, Женя?
Женя Гжатский ликовал, сиял, «милел людскою лаской».
— Хочу тебе напомнить, Гоша, одну подходящую цитату лучшего, талантливейшего нашей социалистической эпохи. «Юноше, гадающему делать бы жизнь с кого, скажу не задумываясь, делай ее с товарища Дзержинского». Надеюсь, помнишь?
— Конечно же помню, преотличнейшая цитата, однако, Женя, я уже далеко не юноша, увы, уже к тридцатке подходит.
— Никогда не поздно, — возражает Женя Гжатский. — И вот тебе для начала, Игореша, вот тебе первое задание, да не задание даже, а просто, ну, как бы сказать, ну, в общем даже и не знаю, как назвать, но не задание, конечно, а просто есть у вас в лаборатории некто Спартак Гизатуллин, вот с него и начнем.
— Как тебя прикажешь понимать, Женя? Что это значит — с него начнем?
— Ну, как бы тебе попроще, Игореша, дорогой ты мой человек, объяснить? Давай-ка вот для начала поднимем стаканы — расширим сосуды, и колбаски-то, колбаски… Угощайся без сомнений, теперь мы свои. Ну, вот, Гоша, к примеру, ты в Болгарию собрался, так? И конечно, все понимают, что у тебя намерения чистые, что не на встречу с какими-нибудь немцами или, что еще хуже, вернее, совсем уже плохо, не с американцами встречаться ты едешь, так? А вот про Гизатуллина ты такое же мог бы сказать?
— Почему? — спрашиваю я, ничего не понимая.
— Ох, Гоща, Гоша, — качает головой Женя Гжатский. — Ну, вот, скажи — чист Спартак?
— Да конечно же чист, уж чище его и не найдешь, хрустальный парень и специалист высшего класса.
— А советский ли человек? — по-ленински прищурился Женя Гжатский.
В этот момент я почему-то так и увидел его как бы наводящим пулемет на стихийную демонстрацию рабочих Завода малолитражных автомобилей им. Ленинского комсомола, где, между прочим, еще недавно работал мастером в моторном цехе предмет нашей беседы, мой бывший друг Спар-тачок Гизатуллин, ныне справедливо презирающий меня за моральную неразборчивость в смысле деятелей искусства. Вижу сначала панораму, потом на среднем плане Женин прищур, потом крупешник, крупешник, крупешник… голова закружилась.
— Очень даже советский человек, — сказал я. — Во многом настоящий советский человек. Не уступит никому, а некоторых… — тут мне не удалось сдержать горькой улыбки, — а некоторых еще и поучит.
— Вот и хорошо, — сказал Женя Гжатский, — вот и надо помочь парню. Вот, если ляпнет где чего Спартак про советскую власть или заговорит, к примеру, со слов иностранного радио, вот тут ты, Гоша, и не растеряйся, запоминай.
— Зачем это? — удивился я.
— Ну как зачем? — удивился он. — Мне расскажешь.
— А тебе-то зачем? — удивился я. — Разве своей головы на плечах нет?
— Ну, ты чудак! — удивился Женя Гжатский. — Это же социология.
— А при чем тут Спартак? — удивился я.
— А мы с тобой при чем? — удивился он.
— Может, ты прояснишь, Женя?
— Конечно, можно прояснить, почему же нет.
— Так чего тебе Спартак-то Гизатуллин?
— Помочь надо человеку, может запутаться. Сечешь? Ведь ты же подписку-то, Гоша, давал, а у нас такой девиз — помогать надо людям в трудную минуту.
— А у кого это «у нас», Женя? Может быть, ты меня просветишь, как это называется?
— Ну, у чекистов, колбаса ты эдакая. Ну, и у тех, кто с нами, вот как и ты, Игорь Иванович, нелегкий ты человек.
— Вот так так! Так ты чекист, Женя?! И давно?
— А что же ты думал, Гоша? Сейчас все концентрированные парни идут в Чека, время такое. Поэтому я и тебя поздравляю, правильную дорогу избрал.
— То есть как это?
— А так это.
— Я что-то, Женя, не вполне.
— Слушай, Гоша, может, ты в лечении нуждаешься?
— Женя, пожалуйста, больше мне не наливай. Я не нуждаюсь выпить, а я, прости, что дрожу, нуждаюсь объяснить.
— А подпись-то, товарищ Велосипедов, давали? Заявление о сотрудничестве с органами — дело нешуточное, уж раз подписался, значит, сохраняй серьезность, даже и у нас, Гоша, есть люди, которые юмора не понимают, и с дезертирами…
Охваченный страхом, полностью теряю самоконтроль, пальцы переплетаются в судорожном зажиме, кричу благим матом:
— Не надо! Не надо! Какой же я чекист? Отдайте бумагу, товарищ Гжатский! Я думал, в кружок подводного плавания записываюсь, на карате, в ДОСААФ, прошу, верните, какой вам толк в таких, как я…
— Ты целку-то из себя не ставь! — сказал тут кто-то в пространстве «России» совсем другим, не Жениным голосом, до чрезвычайности густым и устрашающим.
Я даже оглянулся, кто говорит, но все было неизменно в комнате и неподвижно в окне, за рекой.
— Слышал? — сказал Женя Гжатский. — Ты целку-то из себя не ставь! Кажется, убедился, что здесь все в порядке по части мужских качеств. — И он почему-то похлопал себя ладонью по одному месту, но совсем не там, где жгли.
Дальнейшее мое поведение необъяснимо и непростительно. Так, конечно, воспитанные люди себя не ведут, особенно если их малознакомый товарищ приглашает в гостиницу на угощение.
Прыжком, возможно очень безобразным, я бросился на Женин «дипломат» с целью вырвать из него так называемое соглашение о сотрудничестве, а на деле просто жалкий листок бумаги с дурацким чернильным знаком, нанесенным моею рукою.
Чем объяснить невероятный по силе смерч возмущения, бушевавший во мне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46