Концепция св. Августина о справедливой и святой войне была конкретизирована в борьбе против агрессивных донатистов, распространена позднее на войну против неверных, когда дух крестовых походов начал ослабевать, снова сослужила службу для оправдания борьбы против еретиков или даже против политических противников римской курии. Между тем джихад, как и прежде, был направлен вовне; во внутри-исламском конфликте он был использован ортодоксами только в оборонительной борьбе против шиитов-семеричников, хотя хариджиты, для которых джихад был шестым «столпом» веры, всегда применяли его именно таким образом. Было бы неверно заходить столь далеко, чтобы утверждать, будто Фатимиды при появлении латинского войска отнеслись к нему как к инструменту антисельджукского джихада. Но они были явно рады падению Антиохии и, когда шедшая на подмогу армия во главе с сельджукским эмиром Мосула была разбита, немедленно воспользовались ситуацией, чтобы захватить контроль над Иерусалимом. Когда же крестоносцы двинулись на Иерусалим, Фатимиды, естественно, изменили к ним отношение; вновь созданному Иерусалимскому королевству тут же пришлось защищаться против египетского контрнаступления.
Поначалу Иерусалим претендовал на некоторое превосходство над тремя другими латинскими государствами: герцогством Эдесским, представлявшим собой форпост в борьбе против Сельджукидов Малой Азии и Ирака, княжеством Антиохийским, которое, подобно Эдессе, сперва играло более важную роль, чем Иерусалим, и герцогством Триполийским, до 1170-х годов бывшим вассальным государством. Численность франкских поселенцев и франкского войска, даже усиленного вооруженными пилигримами, туземными солдатами, известными как turcopolae, и все большим количеством наемников, была всегда малой, слишком малой, чтобы обеспечить в стране мир. Администрация и судебная система, созданные в государствах крестоносцев, по-видимому, завоевали расположение даже их мусульманских подданных, как о том свидетельствует многократно цитировавшийся отрывок из путевых заметок испанского мусульманина Ибн Джубайра (он побывал в Сирии в 1184–85 г.). Но религиозные узы оказались крепче, чем политическая лояльность, с какой бы готовностью она ни принималась, и даже местные христиане не страшились возврата к мусульманскому правлению. Единство иерархической структуры и сходство интересов (война, охота, лошади) христианской и мусульманской военной аристократии создавали дружеские отношения, не зависящие от их симбиоза или эпизодических союзов. Но вследствие несходства обычаев, ощутимого культурного превосходства мусульман, за исключением некоторых областей военной техники, и неустойчивости политического положения религиозные различия доминировали.
Раздробленность мусульманских сил выражалась не только в том, что Фатимиды противостояли Сельджукидам, но и в том, что в пределах сельджукской территории «великий султан» выступал против других членов династии, князья – против своих атабеков и правители мелких округов – друг против друга, а часто и против прочих местных властей, бедуинских объединений или крупных городов. Бесконечные малые войны с их подозрительностью и ненавистью позволили крестоносцам оккупировать прибрежные территории и использовать их для высадки пополнений и выгрузки военного снаряжения. Семь состоявшихся между 1096 и 1270 гг. крестовых походов, отобранных и пронумерованных в исторических книгах, имеют особое значение в основном с точки зрения внутриевропейских и европейско-византийских отношений. Латинские государства могли защищаться только потому, что на протяжении всего XII века туда непрерывно лился поток иммигрантов и они поддерживали оживленную торговлю с Италией и Францией, которая гарантировала им снабжение оружием, почти полностью перевозившимся на итальянских судах. Прибытие паломников и заход военных кораблей, будь то пизанские или генуэзские, создавали благоприятные возможности для коротких и жестоких кампаний, которые принесли крестоносцам такие важные приобретения, как Бейрут и Сидон (1110).
Распад исламских Сирии и Месопотамии был не только следствием неуправляемости тюркских солдат; он отражал борьбу интересов крупных сирийских городов и Джазиры, а также стремление к независимости и рост самосознания населения таких городов, как Дамаск и Алеппо. Хотя над ними стояли тюркские хозяева, власть которых могла быть очень мучительна, они существовали более «сами по себе», чем обычные составные части крупного государства. Этим объясняется поддержка, которую стремившиеся уничтожить друг друга династии обычно находили среди арабоязычного населения, несмотря на свое чужеземное происхождение. С общемусульманской точки зрения крестоносцы не представляли реальной опасности, и прежде всего потому что не заботились о консолидации своих владений ни в географическом, ни в стратегическом отношении. Чтобы добиться этой цели, франки должны были бы достичь долины Иордана и приобрести контроль над дорогой, ведущей от Дамаска через Хомс в Алеппо, или хотя бы получить возможность блокировать ее в случае необходимости. Они не предприняли ни одной серьезной попытки сделать это. Алеппо и Дамаск несколько раз подвергались нападениям, но всегда безуспешно, и коммуникации между мусульманскими центрами никогда не были перерезаны. Герцогство Эдесское было открыто для нападения со всех сторон, и не в последнюю очередь из-за скверных отношений с Византией; не в лучшем положении находилась и Антиохия, защищавшая Эдессу с востока. Для мусульман обладание сильными городами или крепостями гарантировало власть правителя над населением равнины, но не могло защитить последнее от набегов, больших или малых. Благополучие же латинских княжеств зависело от сохранения в их руках обнесенных стенами городов (портовых) и крепостей внутри страны.
Авантюрная история государств крестоносцев, имевшая столь важные последствия, по крайней мере для Запада, длилась почти 200 лет. Население их было на удивление малочисленно: герцогство Эдесское и несколько позже Иерусалимское королевство могли выставить примерно по 700 всадников. Не известна ни одна кампания, в которой бы участвовало более 15 тыс. солдат. Как правило, армии крестоносцев насчитывали не более пятой части этой цифры; численность мусульманских армий стояла примерно на том же уровне, хотя, разумеется, по размерам находившихся в их распоряжении резервов они превосходили крестоносное ВОЙСКО.
Вряд ли борьбу против франков можно назвать религиозной войной, хотя, естественно, постоянные трения с христианами вели к возрождению религиозного чувства; в конечном счете следствием этого стало укрепление суннитского правоверия, без чего различные государства никогда бы не сумели объединиться в общность, независимую от Сельджукидов. Присутствие франков действовало как катализатор; Зангиды и позднее Аййубиды, использовав это обстоятельство, получили явное преимущество перед своими соперниками и приобрели по меньшей мере пассивную поддержку населения. Из-за благочестия Зангидов их мусульманские противники теряли симпатии своих подданных, особенно когда в поисках помощи заключали союзы с христианами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69