Кивнув в ответ на приветствие, Сталин, заметив удивление Молотова, усмехнулся и пояснил:
– Прикидываю, где лучше портреты повесить.
– Чьи портреты? – Молотов удивился еще больше.
– Твой да мой.
– Шутишь, Коба! – Молотов коротко засмеялся.
– А чьи тогда? – Сталин с веселым любопытством поглядел на Молотова, а тот, вспомнив вчерашний острый разговор в Наркомате обороны, засмеялся громче и ответил:
– Может быть, Тимошенко и Жукова?
– Это ближе к истине, – ответил Сталин, посерьезнев. – Портреты Тимошенко и Жукова, может, повесим после нашей победы. А сейчас надо, чтобы мы видели здесь портреты Суворова и Кутузова.
– Да, в этом есть резон, – согласился Молотов.
Оба сели: Сталин – в свое рабочее кресло, Молотов – на стул у стола. Понимающе, с тенью горечи и тревоги посмотрели друг на друга.
– Чаю хочешь? – спросил Сталин.
– Благодарю, – отрицательно качнул головой Молотов. – Чаепитие располагает меня к неторопливым разговорам. А дел пропасть. Во-первых, настоятельно атакует английский посол. Сильно обижается господин Криппс, что ты не торопишься принять его.
– Наша неторопливость, учитывая, что перья летят с нас, а не с Черчилля, не уронит нас в глазах англичан и еще кое-кого…
– Посол дает понять, что Черчилль поручил ему встретиться в первую очередь лично с тобой.
– Пусть еще потомится… Разберемся со своими сложностями, наметим программу действий, потом начнем встречаться с дипломатами.
– И во-вторых, – продолжил Молотов ранее начатую мысль, – сегодня на Политбюро и Совнаркоме надо рассмотреть проект общего мобилизационного народнохозяйственного плана на третий квартал этого года. Иначе заморозим деятельность Госплана.
– Хорошо, – согласился Сталин и начал набивать табаком трубку. – Но давай, товарищ Молотов, все по порядку. Скажи, пожалуйста, тебе не кажется, что нам надо решительно и немедленно сосредоточивать гражданскую и военную власть в одних руках?
Молотов посмотрел на Сталина с пониманием истоков его тревог и, побарабанив пальцами по столу, раздумчиво ответил:
– Да, эта мысль неоднократно приходила и мне. Надо, чтобы все в государстве глубоко поняли и ощутили, что партия берет на себя полную ответственность за руководство народом и армией в столь тяжелейшие дни. Это пойдет на пользу и высшему военному командованию. У него появится больше уверенности и раскованности в мышлении, в принятии важнейших решений, которые будут обретать силу закона при одобрении… высшей военно-партийной, что ли, инстанцией… Не знаю, как точнее ее наименовать.
– Я помню, как было в ноябре восемнадцатого, – сказал Сталин. – Усложнились дела на фронте, и ВЦИК без промедления учредил Совет Рабочей и Крестьянской Обороны под председательством Ленина. Нам нужен орган в этом роде, с широкими функциями.
– Совершенно с тобой согласен, – убежденно заметил Молотов. – Так будет легче мобилизовать наши военные и материальные возможности, легче подчинить работу государственного аппарата нуждам фронта… Впрочем, я вижу, ты уже выносил какую-то определенную структуру. – Молотов потянулся рукой к стопке бумаги на столе Сталина. Положил перед собой чистый лист и взял карандаш. – Начнем формулировать проект документа?
За многие годы совместной работы они научились понимать друг друга с полуслова.
– Да, есть у меня наброски в уме, – сказал Сталин и задумчиво посмотрел в раскрытое окно. – Этот орган предлагаю назвать Государственным Комитетом Обороны, или сокращенно ГКО.
Обменивались мнениями, уточняли формулировки, и карандаш в руке Молотова оставлял на листе бумаги строчку за строчкой:
«Президиум Верховного Совета СССР, Центральный Комитет ВКП(б) и Совет Народных Комиссаров СССР ввиду создавшегося чрезвычайного положения и в целях быстрой мобилизации всех сил народов СССР для проведения отпора врагу, вероломно напавшему на нашу Родину, признали необходимым создать Государственный Комитет Обороны под председательством тов. Сталина И. В.
В руках Государственного Комитета Обороны сосредоточивается вся полнота власти в государстве. Все граждане и все партийные, советские, комсомольские и военные органы обязаны беспрекословно выполнять решения и распоряжения Государственного Комитета Обороны».
Когда проект постановления еще раз прочли вслух, Сталин сказал:
– Тебе, товарищ Молотов, быть заместителем Председателя ГКО.
– А кого предлагаешь в члены?
– Это вопрос не такой простой. – Сталин сдержанно засмеялся и пояснил причину своего мимолетного веселья: – Тут, как в одной карточной игре: недобор – плохо, и перебор – не лучше.
– Сравнение сомнительное, – иронически заметил Молотов, – но мысль ясна.
– Думаешь, Сталин боится обидеть кого-нибудь из членов Политбюро? Сейчас не до личных обид.
– Что из этого следует? – Молотов был несколько озадачен.
– Следует поучиться у Ленина, – задумчиво ответил Сталин. – Ночью я перечитывал кое-что… Например, в письме «Все на борьбу с Деникиным!» Владимир Ильич будто для сегодняшнего дня дает нам советы. Разве не современно звучат такие слова Ленина?.. – Отведя в сторону глаза, Сталин начал вспоминать: – «…Всякое раздувание коллегиальности, всякое извращение ее, ведущее к волоките, к безответственности, всякое превращение коллегиальных учреждений в говорильни является величайшим злом…» Верные слова?
– Очень верные, – согласился Молотов. – Если мне память не изменяет, ниже в этом письме Владимир Ильич развивает эту мысль. Он говорит, что дальше абсолютно необходимого минимума коллегиальность не должна идти ни в отношении числа членов коллегии…
– Ни в отношении делового ведения работы, – дополнил Сталин.
– А потом речь идет о стиле работы.
– Да, о стиле. Ленин категорически напоминает, что коллегиальность должна быть сведена к самому краткому обсуждению самых важных вопросов в наименее широкой коллегии, а п р а к т и ч е с к о е р а с п о р я ж е н и е учреждением, предприятием, делом, задачей должно быть поручаемо о д н о м у т о в а р и щ у, известному своей твердостью, решительностью, смелостью, умением вести практическое дело, пользующемуся наибольшим доверием… Вот, товарищ Молотов, как учит нас Ленин!
– Наука сия очень ко времени.
– И от нее мы ни на шаг! – Сталин ребром руки слегка ударил по столу.
– Сейчас особенно надо сверять наши дела по Ленину. А если кто будет обижаться на жестокость…
– Не привыкать к этому, – перебил его Молотов.
– Верно… Поэтому я предложу на Политбюро ввести в Государственный Комитет Обороны пока только тебя, Ворошилова и Маленкова. – Тут же на чистом листе бумаги под рукой Сталина лег столбик фамилий.
– Понимаю. – Молотов утвердительно кивнул. – Каждый курирует одну из главных сфер.
– Сейчас надо поставить дело так, чтобы все эти сферы слились в цельный организм. И мы должны непрерывно держать руку на его пульсе. А потом дело покажет, кому еще надо быть членом ГКО.
После краткой паузы Молотов со скрытой тревогой спросил:
– Что на фронтах?
– Еще не докладывали. – Сталин взглянул на электрические часы, вмонтированные в стену над входом в кабинет. – Сегодня же, как только утвердим Госкомитет Обороны, примемся за перемещения в военном руководстве.
– Какие перемещения? – удивился Молотов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221