Но последовательные и упорные борцы со всей этой сволочью.
– Ну, мы и вообще ребята неплохие.
– Неплохие, кто же спорит. Но знаешь, почему я так ненавижу наших врагов, всех этих чинуш, вояк, ментов? Потому что они по природе своей продажные псы. Нет, не псы, а неодушевленные предметы, лишенные главного человеческого качества – свободы воли. Ведь смотри, сегодня одни законы, и они служат им, завтра другие и они уже служат новым. В этой ситуации даже взяточники лучше добросовестных служак. Ибо первые как раз продажные псы, то есть хотя бы нечто живое, а вторые просто инструменты. Но не механические, а из мяса и костей.
– Да, ты права. Знаешь, я был поражен, читая о шефе гестапо Мюллере. Начал карьеру как результативный борец с нацистскими незаконными акциями. Потом стал цепным псом нацистов. Но при этом считал их идеи глупыми. В НСДПА вступил чуть ли не в 1940 году, или в 1939. Впрочем, не в этом дело. Важно, что не в 1933 и даже не в 1935. Всю жизнь сочувствовал красным. В разгар войны не стеснялся называть себя поклонником Сталина. И одновременно посылал в лагеря тех, кто думал так же как и он. А в 1945 сдался не нам, а американцам. И тайно находясь у них, активнейшим образом помогал им в борьбе со своим любимым Сталиным. Для нормального человека бред. Но все они именно такие.
Сегодня ловят за антисоветские анекдоты, а завтра возглавляют службу безопасности у самого прозападного медиа-магната Гусинского.
– Да, невозможно иметь дело с людьми, действия которых не зависят от их убеждений. Ведь таких бесполезно убеждать. Их можно только уничтожать. А это отбрасывает современную цивилизацию, основанную на убеждении и гибких методах управления, назад.
– Знаешь, я поймал себя на мысли, что необычно слышать такие формулировки от женщины.
– Опять ты ошибаешься в этом вопросе, Михалыч! От бабы такие слова трудно услышать. От бабы! А от женщины вполне даже возможно. Тем более, от колдуньи и княжны.
– Да, ты и впрямь колдунья. Я бы даже сказал, алхимик. Ибо сумела обратить в полноценного человека одного мента.
– Издеваешься, Михалыч? Зачем? Это не по-товарищески, ты же знаешь, как мне трудно.
– Извини, я не хотел тебя обидеть, но я просто констатирую факт.
– Не могу я, Михалыч, его кинуть. Не могу! Ты должен понять это! Ведь, несмотря на всю твою дубовость, как раз ты-то и можешь это понять. Я не буду княжной и ведьмой, если нарушу слово. Потеряю я что-то, понимаешь?!
– Понимаю, княжна, понимаю. Но никто и не предлагает тебе его кинуть.
– Врешь ты, Михалыч! Врешь! Ты бы очень хотел этого. И не только ты. Вы все. Молчи! Я знаю. А если это не удастся, то в качестве утешительного приза хотел хотя бы затащить меня сегодня в койку. На прощание, так сказать и в отместку презренному менту. Но не будет и этого. Сегодня, во всяком случае. Давай просто сидеть под этими звездами до утра, говорить и пить этот чудный коктейль.
Ты же не поскучнеешь разом и не уйдешь спать, узнав, что меня к себе не затащишь?
– Ведьма ты княжна, – рассмеялся он. – С другой именно так бы я и поступил. Но сегодня, наверное, просто спать не хочется. Наколдовала, поди?
– Не без этого, – усмехнулась она. – Ну, давай развлекай даму умным и занимательным разговором в ночь перед прощанием.
– Давай о живописи, не возражаешь?
– Давай.
– У Рокуэлла Кента, знаешь такого художника?
– Знаю.
– Так вот, у него есть картина. Там на вершине горы двое. Женщина сидит, задумавшись, поджав колени и подперев голову рукой. А мужчина стоит рядом, оглядывая окрестности и заложив руки за ремень. Они на самой вершине. Она, из картины это чувствуется, крутая и одинокая. Они добрались до нее, они ее покорили.
А картина называется «Куда теперь?».
– Я не видела такой картины.
– А ты посмотри по сторонам. Может, найдешь что-то похожее.
Эпилог
Большой зал в престижном месте центра Москвы был забит до отказа. Чуть меньше половины присутствующих были мужчины от двадцати пяти до сорока пяти лет. Примерно столько же было молодежи, среди которой было довольно много для мероприятий такого рода девушек. Людей старше пятидесяти было совсем немного.
За спиной президиума свешивались огромные оранжевые полотнища, на которых выделялись белые Свароговы квадраты в красных кругах, а также черные скрещенные мечи и молоты, вписанные в белые, оконтуренные красным, многоугольники.
Полотнища были искусно подсвечены прожекторами.
Председатель Центрального совета Партии народной свободы, Юрий Булаев под гром аплодисментов и ликующий рев зала сошел с трибуны, заняв место председательствующего.
Он поднял руку, призывая к тишине и произнес
– А теперь слово предоставляется заместителю председателя Центрального совета профессору Кузнецову.
Новый шквал аплодисментов и рев зала.
Кузнецов появился на трибуне в дорогом кожаном пиджаке, ослепительно белой шелковой рубашке с галстуком стального цвета. Брюки и туфли тоже были черными. Весь его облик как бы задавал тон некой новой эстетике. Он поднял руку. На пальце блеснул крупный перстень-печатка со Свароговым квадратом на фоне красного камня.
– Уважаемые присутствующие! – начал Кузнецов. – Выступавший до меня мой друг и соратник Юрий Булаев очень много говорил об истории нашей партии, ее, можно сказать боевом пути. Именно боевом. Ибо нет в России партии русского толка, которая бы реально столько же боролась, сколько боролись мы. Не буду повторять речь своего друга, но с гордостью напомню, что наши ребята воевали в Сербии, Южной Осетии, Абхазии, Приднестровье. Наш Русский легион первым пришел в Белый дом в 1993 году.
Нас, может быть, и знали меньше других, потому что мы действовали, а не демонстрировали себя на экранах в качестве некой «фашистской страшилки».
В рамках этой традиции, традиции реальной борьбы за русское дело, мы сейчас не будем ни кого ни за что агитировать. Знаете, если у вас есть стакан дорогого вина и ведро мочи, то вы, конечно же, можете смешать эти жидкости. И получите ведро некоего, извините, коктейля. Ведро, это конечно же, больше чем стакан. Но это будет ведро мочи. И стакан вина не сделает это пойло вином.
Смех и аплодисменты были ответом Кузнецову. Между тем, он продолжал.
– Поэтому не стоит мешать вино и мочу. Не стоит объединяться с треплом и дубьем, пусть они и говорят что-то похожее на то, что говорим мы.
В бою балласт не нужен. И мы оставим в нашей партии только тех, кто безоговорочно поймет и примет наши идеалы. И кто не просто готов, но до ломоты в скулах жаждет действия. Кто готов во имя возможности вкусить радость этого действия не задавать дурацких вопросов.
Режим сейчас откровенно слаб. Но сам он не упадет. В нужную минуту его надо будет чуть-чуть подтолкнуть. В этой ситуации важна не сила толчка, а его своевременность, точность и согласованность действий. Этим, а не массовкой будет определен успех.
Поэтому единство взглядов, настроений, вкусов, дисциплина, готовность к действиям и безоговорочное доверие к руководству дороже любой массовости.
И поэтому план работы нашего съезда таков. Сейчас я кое-что вам расскажу. Потом сделаем перерыв. Те, кто после моих слов захотят остаться, пройдут перерегистрацию, получат соответствующие материалы и примут участие в дальнейшей работе нашего съезда.
Зал недоуменно зашумел
– Да, господа, именно так!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
– Ну, мы и вообще ребята неплохие.
– Неплохие, кто же спорит. Но знаешь, почему я так ненавижу наших врагов, всех этих чинуш, вояк, ментов? Потому что они по природе своей продажные псы. Нет, не псы, а неодушевленные предметы, лишенные главного человеческого качества – свободы воли. Ведь смотри, сегодня одни законы, и они служат им, завтра другие и они уже служат новым. В этой ситуации даже взяточники лучше добросовестных служак. Ибо первые как раз продажные псы, то есть хотя бы нечто живое, а вторые просто инструменты. Но не механические, а из мяса и костей.
– Да, ты права. Знаешь, я был поражен, читая о шефе гестапо Мюллере. Начал карьеру как результативный борец с нацистскими незаконными акциями. Потом стал цепным псом нацистов. Но при этом считал их идеи глупыми. В НСДПА вступил чуть ли не в 1940 году, или в 1939. Впрочем, не в этом дело. Важно, что не в 1933 и даже не в 1935. Всю жизнь сочувствовал красным. В разгар войны не стеснялся называть себя поклонником Сталина. И одновременно посылал в лагеря тех, кто думал так же как и он. А в 1945 сдался не нам, а американцам. И тайно находясь у них, активнейшим образом помогал им в борьбе со своим любимым Сталиным. Для нормального человека бред. Но все они именно такие.
Сегодня ловят за антисоветские анекдоты, а завтра возглавляют службу безопасности у самого прозападного медиа-магната Гусинского.
– Да, невозможно иметь дело с людьми, действия которых не зависят от их убеждений. Ведь таких бесполезно убеждать. Их можно только уничтожать. А это отбрасывает современную цивилизацию, основанную на убеждении и гибких методах управления, назад.
– Знаешь, я поймал себя на мысли, что необычно слышать такие формулировки от женщины.
– Опять ты ошибаешься в этом вопросе, Михалыч! От бабы такие слова трудно услышать. От бабы! А от женщины вполне даже возможно. Тем более, от колдуньи и княжны.
– Да, ты и впрямь колдунья. Я бы даже сказал, алхимик. Ибо сумела обратить в полноценного человека одного мента.
– Издеваешься, Михалыч? Зачем? Это не по-товарищески, ты же знаешь, как мне трудно.
– Извини, я не хотел тебя обидеть, но я просто констатирую факт.
– Не могу я, Михалыч, его кинуть. Не могу! Ты должен понять это! Ведь, несмотря на всю твою дубовость, как раз ты-то и можешь это понять. Я не буду княжной и ведьмой, если нарушу слово. Потеряю я что-то, понимаешь?!
– Понимаю, княжна, понимаю. Но никто и не предлагает тебе его кинуть.
– Врешь ты, Михалыч! Врешь! Ты бы очень хотел этого. И не только ты. Вы все. Молчи! Я знаю. А если это не удастся, то в качестве утешительного приза хотел хотя бы затащить меня сегодня в койку. На прощание, так сказать и в отместку презренному менту. Но не будет и этого. Сегодня, во всяком случае. Давай просто сидеть под этими звездами до утра, говорить и пить этот чудный коктейль.
Ты же не поскучнеешь разом и не уйдешь спать, узнав, что меня к себе не затащишь?
– Ведьма ты княжна, – рассмеялся он. – С другой именно так бы я и поступил. Но сегодня, наверное, просто спать не хочется. Наколдовала, поди?
– Не без этого, – усмехнулась она. – Ну, давай развлекай даму умным и занимательным разговором в ночь перед прощанием.
– Давай о живописи, не возражаешь?
– Давай.
– У Рокуэлла Кента, знаешь такого художника?
– Знаю.
– Так вот, у него есть картина. Там на вершине горы двое. Женщина сидит, задумавшись, поджав колени и подперев голову рукой. А мужчина стоит рядом, оглядывая окрестности и заложив руки за ремень. Они на самой вершине. Она, из картины это чувствуется, крутая и одинокая. Они добрались до нее, они ее покорили.
А картина называется «Куда теперь?».
– Я не видела такой картины.
– А ты посмотри по сторонам. Может, найдешь что-то похожее.
Эпилог
Большой зал в престижном месте центра Москвы был забит до отказа. Чуть меньше половины присутствующих были мужчины от двадцати пяти до сорока пяти лет. Примерно столько же было молодежи, среди которой было довольно много для мероприятий такого рода девушек. Людей старше пятидесяти было совсем немного.
За спиной президиума свешивались огромные оранжевые полотнища, на которых выделялись белые Свароговы квадраты в красных кругах, а также черные скрещенные мечи и молоты, вписанные в белые, оконтуренные красным, многоугольники.
Полотнища были искусно подсвечены прожекторами.
Председатель Центрального совета Партии народной свободы, Юрий Булаев под гром аплодисментов и ликующий рев зала сошел с трибуны, заняв место председательствующего.
Он поднял руку, призывая к тишине и произнес
– А теперь слово предоставляется заместителю председателя Центрального совета профессору Кузнецову.
Новый шквал аплодисментов и рев зала.
Кузнецов появился на трибуне в дорогом кожаном пиджаке, ослепительно белой шелковой рубашке с галстуком стального цвета. Брюки и туфли тоже были черными. Весь его облик как бы задавал тон некой новой эстетике. Он поднял руку. На пальце блеснул крупный перстень-печатка со Свароговым квадратом на фоне красного камня.
– Уважаемые присутствующие! – начал Кузнецов. – Выступавший до меня мой друг и соратник Юрий Булаев очень много говорил об истории нашей партии, ее, можно сказать боевом пути. Именно боевом. Ибо нет в России партии русского толка, которая бы реально столько же боролась, сколько боролись мы. Не буду повторять речь своего друга, но с гордостью напомню, что наши ребята воевали в Сербии, Южной Осетии, Абхазии, Приднестровье. Наш Русский легион первым пришел в Белый дом в 1993 году.
Нас, может быть, и знали меньше других, потому что мы действовали, а не демонстрировали себя на экранах в качестве некой «фашистской страшилки».
В рамках этой традиции, традиции реальной борьбы за русское дело, мы сейчас не будем ни кого ни за что агитировать. Знаете, если у вас есть стакан дорогого вина и ведро мочи, то вы, конечно же, можете смешать эти жидкости. И получите ведро некоего, извините, коктейля. Ведро, это конечно же, больше чем стакан. Но это будет ведро мочи. И стакан вина не сделает это пойло вином.
Смех и аплодисменты были ответом Кузнецову. Между тем, он продолжал.
– Поэтому не стоит мешать вино и мочу. Не стоит объединяться с треплом и дубьем, пусть они и говорят что-то похожее на то, что говорим мы.
В бою балласт не нужен. И мы оставим в нашей партии только тех, кто безоговорочно поймет и примет наши идеалы. И кто не просто готов, но до ломоты в скулах жаждет действия. Кто готов во имя возможности вкусить радость этого действия не задавать дурацких вопросов.
Режим сейчас откровенно слаб. Но сам он не упадет. В нужную минуту его надо будет чуть-чуть подтолкнуть. В этой ситуации важна не сила толчка, а его своевременность, точность и согласованность действий. Этим, а не массовкой будет определен успех.
Поэтому единство взглядов, настроений, вкусов, дисциплина, готовность к действиям и безоговорочное доверие к руководству дороже любой массовости.
И поэтому план работы нашего съезда таков. Сейчас я кое-что вам расскажу. Потом сделаем перерыв. Те, кто после моих слов захотят остаться, пройдут перерегистрацию, получат соответствующие материалы и примут участие в дальнейшей работе нашего съезда.
Зал недоуменно зашумел
– Да, господа, именно так!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99