Ой, не любят. Но, господа, ведь не обижаются, а наоборот уважать начинают тех, кто эти ножи хорошо им засаживает! Вот и Яннай вынужден помириться с фарисеями. И в знак доброй воли не препятствует возвращению дяди Марии из Египта.
Тот возвращается. Но противники готовят коварный удар. Они вытаскивают на свет историю с сыном Марии.
А теперь мы подходим уже непосредственно к биографии исторического Иисуса.
Она промолчала.
И тут раздался звонок в дверь.
Все на мгновение замерли. Был уже поздний вечер, если не ночь.
Глава 2. Продолжение объяснений
– Семен, в случае чего используем твое положение или… силовое противодействие? – спросил Кузнецов.
Звонок повторился.
Семен молчал. То ли в растерянности, то ли в задумчивости. Кузнецов мгновенно оценил ситуацию и подмигнул ребятам. Те бросились из гостиной. В соседней комнате было свалено оружие. Оттуда послышался стук и шорох. Виталий с автоматом и Алексей с пистолетом стояли наготове в коридоре.
Кузнецов медленно встал.
– Профессор, не надо лишних эксцессов. Конечно же, держите свои стволы наготове, но не на виду. Если это кто-то из моих коллег, зовите их сюда. Я с ними сам разберусь.
Кузнецов внимательно выслушал Мыльникова и, не сказав ни слова, вышел. По пути он тоже прихватил пистолет.
Звонок раздался в третий раз.
– Иду! Иду! Прокричал Кузнецов и посмотрел через боковое оконце на крыльцо.
Там стояла его маленькая подруга.
Он резко открыл дверь.
– Малыш? – только и спросил он.
– Расплатись за такси, Михалыч. Я сегодня поздно закончила работу, но решила приехать. Я ведь обещала посмотреть нашего партайгеноссе через сутки.
– Сейчас, Малыш, сейчас, – пробормотал Кузнецов. И заорал что есть силы в коридор – мальчишки, отбой!
Потом сбежал с крыльца, сунул шоферу сотню, хотя обычно за поездку к ним на окраину брали семьдесят рублей. Город был маленьким.
Запыхавшись, он вернулся в прихожую. Малыш стояла, несколько растерянно оглядываясь. Она ничего такого не видела, но своей чуткой душой почти физически ощутила угловатую колючую атмосферу в доме. Эта атмосфера настолько противоречила ее доброй, мягкой натуре, что она как бы внутренне сжалась от растерянности и даже некоторой незаслуженной обиды.
Кузнецов взглянул на нее и все понял. У него сжалось сердце. В порыве какой-то испепеляющей нежности, он сжал ее в объятиях, и, гладя по голове, повторял как в бреду: «Малыш. Малыш. Малыш».
– Да, это я.– Она улыбнулась. Поначалу несколько робко.
И тут Кузнецова будто прорвало. Прошло уже больше суток с того момента, как он первый раз в жизни смотрел в дуло направленного на него пистолета, а потом в первый раз в жизни убил человека. Потом он искал библиотеку, распоряжался, думал, действовал. Ему некогда было задуматься над прошедшим и пережить, переварить все в душе.
Ему казалось, что все улеглось и так. Но он ошибался. И сейчас, глядя на эту добрую беззащитную маленькую женщину, он вдруг ощутил, как хрупок дорогой для него мир. И как много надо работать, думать, драться, рисковать, чтобы иметь право сказать – я сделал все, чтобы ты, и такие как ты были счастливы, благополучны и спокойны.
Он снова стиснул ее в объятиях и ни с того, ни с сего беззвучно разрыдался.
– Наш соратник умер?! Нет? Тогда где он?! Что ты меня задерживаешь?!
Малыш превратно истолковала его слезы и, вывернувшись из объятий, бросилась в дом.
Кузнецов понесся за ней.
Малыш влетела в гостиную, и хотя первая растерянность и напряженность от ее визита уже прошла, присутствующие все еще чувствовали себя не совсем в своей тарелке. Даже не обратив внимания на стоящего, как истукан, Виталия с автоматом в руках, Малыш подлетела к Семену.
– Как вы себя чувствуете?
Как это ни парадоксально, но циничный, усталый от жизни Мыльников, очень тонко почувствовал ситуацию.
С большой теплотой в голосе, он ответил.
– Большое спасибо. Гораздо лучше.
– Господи, у Михалыча было такое лицо, что я подумала невесть что. Но я сейчас осмотрю вас, сменю повязку и сделаю укол. Вы пили то, что я вам прописала?
– Да, – сказал Мыльников. – Спасибо, все очень помогло.
– Ладно, пойдемте в другую комнату. Вы как, можете подняться?
– Да, конечно, – сказал Мыльников поднимаясь. Хотя и не смог скрыть гримасу боли.
Они прошли в другую комнату.
– Не стойте с такими дурацкими рожами, – раздраженно бросила княжна ребятам. – Уберите свои пушки и закройте дверь. А мы, профессор, давай пройдем на кухню, да поставим чайник. Он уже остыл. И заварим свежий чай.
Когда они оказались на кухне одни, княжна взглянула на Кузнецова с интересом.
– Слушай, Михалыч, а у тебя есть семья?
– Конечно, – бросил профессор.
– И как же она относится ко всем твоим играм? Начиная от политических и заканчивая любовными.
– А никак, – равнодушно бросил он. – Им-то какое дело. Средства на жизнь я им даю. Своими делами не достаю.
– А любовь?
– Что любовь? Для любви существуют любовники и любовницы. А семья существует для совместного ведения хозяйства, бытовой взаимопомощи и выращивания детей. Все это в моей семье присутствует в полном объеме.
Тамара посмотрела на Кузнецова внимательно, с каким-то странным, пока непонятным выражением.
– А как, например, они относятся к этой ситуации. У тебя в доме какой-то народ. Украденный у государства клад, куча стволов. В гараже чужая «Газель». Какие-то женщины.
Он посмотрел на нее откровенно тупо.
– Так я потом приберусь. А сейчас я им позвонил и сказал, чтобы пока здесь не появлялись. А чего им, собственно? На этот дом я честно заработал. Оформил его на жену. Машину тоже. Я не жлоб. Потом, надо же позаботиться о них, если со мной что случится. А в остальном они мне жить не мешают и я им. Жаль, были бы деньги, квартиры бы детям купил. Но денег нет.
– Ну, ничего, сейчас будут.
– Это у вас с Семеном будут. А мы все пустим на наш проект. Дело, прежде всего.
– Да, не хотела бы я быть твоей женой, – протянула княжна.
– Так я и не предлагаю, – спокойно, а может быть непробиваемо тупо, сказал этот интеллектуал.
Тамара посмотрела на него с откровенным изумлением, как на некое диковинное чудовище, которому не стоит ужасаться только потому, что оно с тобой сейчас в «одной команде». С женским чутьем она заметила, какие чувства бушевали в нем только что, когда пришла эта маленькая подружка. И вот такой контраст. Она была уверенна, что Кузнецов сейчас будет также непробиваемо черств и к своей любовнице-соратнице, как сейчас к ней.
Но здесь она была права лишь отчасти. Хотя тенденцию уловила верную.
С вновь заваренным чаем они вернулись в гостиную. Мыльников сидел, расположившись гораздо более удобно. После сделанной перевязки ему было явно лучше. Остальные расположились за столом, как и прежде. Малыш сидела рядом со своим пациентом.
– Господа, – как ни в чем не бывало, обратился ко всем Кузнецов. – Лена остается с нами. Ей будет интересно наше обсуждение. Она такие дела любит.
Он не спросил ее намерений и желаний. А Мыльников подумал, что нельзя вот так бестрепетно вовлекать в их опасные игры постороннего человека. Он вспомнил, как достойно смотрел Кузнецов в дуло пистолета Муртазова, а потом совершенно не пытаясь геройствовать спрятался за его труп. Поступил, впрочем, совершенно правильно. Но, но…, как-то не так.
И вообще, что значит «правильно» для них, совершивших за последние двое суток такую массу правонарушений?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99