Ей потребовалось
несколько минут, чтобы прийти в себя. Затем она проговорила совершено
изменившимся голосом: "Алексей Толстой меня любил. Когда мы жили в Ташкенте,
он носил лиловые рубашки на русский манер и постоянно говорил о том, как нам
будет хорошо вместе, когда мы вернемся из эвакуации. Он недавно умер. Он был
очень плодовитым и интересным писателем, эдакий мерзавец, полный шарма,
человек неуемного темперамента. Способный воистину на все, он был фанатичным
антисемитом, диким авантюристом и плохим другом. Он любил только молодость,
силу и свежесть и потому не закончил "Петра Первого". Его интересовал лишь
молодой Петр, а что ему было делать со всеми этими состарившимися людишками?
Это был своего рода Долохов (13), он называл меня Аннушкой, что меня всегда
коробило. И тем не менее, он чем-то привлекал меня, хотя и явился причиной
смерти лучшего поэта нашего времени, которого я любила и который любил
меня". Время приближалось уже к трем часам ночи, но совсем не было заметно,
что Ахматова устала и ждет моего ухода, а я сам, переполненный
впечатлениями, конечно, не спешил уходить.
Открылась дверь, и вошел сын Анны Андреевны, Лев Гумилев (сейчас он
профессор истории в Ленинграде). Было ясно, что мать и сын глубоко привязаны
друг к другу. Гумилев рассказал, что он - ученик известного ленинградского
историка Евгения Тарле. Областью его исследований была Средняя Азия (он не
упомянул о том, что отбывал срок заключения в тех краях), и его интересовала
прежде всего ранняя история хазар, казахов и более древних племен. Он сам
попросил, чтобы его направили добровольцем на фронт, где он служил в
зенитной части, состоявшей из бывших заключенных. Только что он вернулся из
Германии. Он был уверен, что сможет снова жить и работать в Ленинграде, и
казался мне бодрым и полным замыслов. Гумилев угостил меня вареной
картошкой: по-видимому, это было все, что он мог предложить. Ахматова
извинилась за свою бедность. Я попросил ее дать мне переписать "Поэму без
героя" и "Реквием". "В этом нет необходимости, - ответила она, - в феврале
должен выйти сборник моих избранных стихов; все это уже есть в корректуре. Я
сразу пошлю вам экземпляр в Оксфорд". Но обстоятельства впоследствии
повернулись иначе из-за партийной резолюции, направленной против Ахматовой и
Зощенко и ставшей частью кампании по борьбе с "формалистами" и
"декадентами". Именно тогда Жданов выступил с публичными поношениями
Ахматовой, назвав ее "полумонашенкой, полублудницей" - выражение, которое он
не полностью выдумал. (14)
После ухода Льва Гумилева Анна Андреевна спросила меня, что я читаю, и
не успел я ответить, как она стала обвинять Чехова за его бесцветные сюжеты,
тоскливые пьесы, отсутствие героизма, истинных страданий, глубины и
возвышенности, за "мир, в котором не блещут мечи". (Позже я изложил эту
страстную обвинительную речь Пастернаку). Я заметил ей, что Чехова любил
Толстой. "Но почему он сам приговорил к смерти Анну Каренину?" - спросила
Ахматова. "Как только та покинула мужа, все вокруг нее переменилось, она
превратилась в глазах Толстого в падшую женщину, проститутку, "травиату".
Конечно, в романе чувствуется рука гения, но общая мораль его
безнравственна. Кто наказал Анну? Бог? Нет, общество, чье лицемерие Толстой
без устали разоблачает. В конце романа даже Вронский отталкивает Анну.
Толстой кривит душой. Мораль "Анны Карениной" - это мораль его жены и его
московских тетушек. Сам писатель знает правду и, тем не менее, он не
стыдится встать на точку зрения обывателя. Мораль Толстого - это прямое
отражение его личных переживаний. Будучи счастлив в браке, он написал эпопею
"Война и мир", воспевающую семейную жизнь. Потом он возненавидел Софью
Андреевну, но не мог с ней развестись, так как общественная мораль осуждала
развод. И тогда он написал "Анну Каренину", наказав Анну за то, что та
оставила мужа. А когда Толстой состарился и крестьянские девушки уже не
возбуждали его, он написал "Крейцерову сонату", где вообще отвергал всякую
половую жизнь". Возможно, эта обвинительная речь была сказана в шутку. Но
Ахматова искренне не принимала учения и взглядов Толстого: в ее глазах он
был эгоцентриком с хаосом в душе, врагом гармонии и любви. Ахматова
благоговела перед Достоевским (презирая, подобно ему, Тургенева) и
преклонялась перед Кафкой: "Он писал для меня и обо мне". Во время нашей
следующей встречи - в 1965 году в Оксфорде - мы говорили о Джойсе и Элиоте,
замечательных, по ее словам, писателях, наиболее правдивых из всех
современных авторов, но, несомненно, стоящих ниже Достоевского и Кафки.
Пушкина Ахматова считала гениальным и непревзойденным, он, по ее мнению,
знал все: "И как только это удавалось ему, кудрявому юноше из Царского Села
с томиком Парни (15) в руке?" Затем она прочла мне свои записки о
"Египетских ночах" Пушкина и рассказала о герое этой поэмы - таинственном
чужестранце, легко импровизирующем на любую, выпавшую по жребию, тему.
Ахматова не сомневалась, что прототипом этого гениального виртуоза был
польский поэт Адам Мицкевич. Отношение Пушкина к последнему было
неоднозначным: польский вопрос разделял их, но Пушкин, без сомнения, видел в
Мицкевиче гения современности. Блок с его безумными глазами и уникальным
талантом тоже обладал даром импровизатора. Ахматова сказала, что Блок,
неоднократно похвально отзывавшийся о ее стихах, на самом деле не любил ее.
Однако каждая школьная учительница в России была уверена - и это убеждение
живет до сих пор, - что у Ахматовой с Блоком был любовный роман. Даже
историки и критики верили в это. Основаниями таких слухов послужили,
очевидно, стихотворение Ахматовой 1914 года "Я пришла к поэту в гости",
посвященное Блоку, и стихотворение на тему смерти "Сероглазый король",
написанное на самом деле за десять лет до кончины поэта, а также другие
стихи. По мнению Анны Андреевны, Блок не признавал поэтов-акмеистов, прежде
всего Мандельштама, Гумилева, не любил Пастернака, да и ее саму.
Мы заговорили о Пастернаке, с которым Ахматову многое связывало. Она
рассказала, что поэт часто приходил к ней, как правило, во времена душевного
кризиса, обессиленный и опустошенный, но его жена вскоре появлялась вслед за
ним и быстро уводила его домой. Оба, Пастернак и Ахматова, легко влюблялись.
Пастернак неоднократно делал ей предложение, но она не воспринимала это
серьезно. То была, по ее словам, ненастоящая любовь, да и вообще не любовь.
Но они очень много значили друг для друга, особенно после смерти
Мандельштама и Цветаевой. Уже одно сознание того, что твой коллега и друг
живет и пишет, было безграничным утешением для обоих. Они могли время от
времени критиковать друг друга, но никогда не позволяли делать это кому-то
другому. Ахматова восхищалась Цветаевой: "Марина как поэт гораздо лучше
меня". После смерти Мандельштама и Цветаевой Пастернак и Ахматова
по-настоящему ощутили свое одиночество: казалось, они очутились в пустыне,
хотя безграничное поклонение соотечественников, которые переписывали,
копировали, распространяли и учили наизусть их стихи, было для них огромной
поддержкой и предметом гордости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
несколько минут, чтобы прийти в себя. Затем она проговорила совершено
изменившимся голосом: "Алексей Толстой меня любил. Когда мы жили в Ташкенте,
он носил лиловые рубашки на русский манер и постоянно говорил о том, как нам
будет хорошо вместе, когда мы вернемся из эвакуации. Он недавно умер. Он был
очень плодовитым и интересным писателем, эдакий мерзавец, полный шарма,
человек неуемного темперамента. Способный воистину на все, он был фанатичным
антисемитом, диким авантюристом и плохим другом. Он любил только молодость,
силу и свежесть и потому не закончил "Петра Первого". Его интересовал лишь
молодой Петр, а что ему было делать со всеми этими состарившимися людишками?
Это был своего рода Долохов (13), он называл меня Аннушкой, что меня всегда
коробило. И тем не менее, он чем-то привлекал меня, хотя и явился причиной
смерти лучшего поэта нашего времени, которого я любила и который любил
меня". Время приближалось уже к трем часам ночи, но совсем не было заметно,
что Ахматова устала и ждет моего ухода, а я сам, переполненный
впечатлениями, конечно, не спешил уходить.
Открылась дверь, и вошел сын Анны Андреевны, Лев Гумилев (сейчас он
профессор истории в Ленинграде). Было ясно, что мать и сын глубоко привязаны
друг к другу. Гумилев рассказал, что он - ученик известного ленинградского
историка Евгения Тарле. Областью его исследований была Средняя Азия (он не
упомянул о том, что отбывал срок заключения в тех краях), и его интересовала
прежде всего ранняя история хазар, казахов и более древних племен. Он сам
попросил, чтобы его направили добровольцем на фронт, где он служил в
зенитной части, состоявшей из бывших заключенных. Только что он вернулся из
Германии. Он был уверен, что сможет снова жить и работать в Ленинграде, и
казался мне бодрым и полным замыслов. Гумилев угостил меня вареной
картошкой: по-видимому, это было все, что он мог предложить. Ахматова
извинилась за свою бедность. Я попросил ее дать мне переписать "Поэму без
героя" и "Реквием". "В этом нет необходимости, - ответила она, - в феврале
должен выйти сборник моих избранных стихов; все это уже есть в корректуре. Я
сразу пошлю вам экземпляр в Оксфорд". Но обстоятельства впоследствии
повернулись иначе из-за партийной резолюции, направленной против Ахматовой и
Зощенко и ставшей частью кампании по борьбе с "формалистами" и
"декадентами". Именно тогда Жданов выступил с публичными поношениями
Ахматовой, назвав ее "полумонашенкой, полублудницей" - выражение, которое он
не полностью выдумал. (14)
После ухода Льва Гумилева Анна Андреевна спросила меня, что я читаю, и
не успел я ответить, как она стала обвинять Чехова за его бесцветные сюжеты,
тоскливые пьесы, отсутствие героизма, истинных страданий, глубины и
возвышенности, за "мир, в котором не блещут мечи". (Позже я изложил эту
страстную обвинительную речь Пастернаку). Я заметил ей, что Чехова любил
Толстой. "Но почему он сам приговорил к смерти Анну Каренину?" - спросила
Ахматова. "Как только та покинула мужа, все вокруг нее переменилось, она
превратилась в глазах Толстого в падшую женщину, проститутку, "травиату".
Конечно, в романе чувствуется рука гения, но общая мораль его
безнравственна. Кто наказал Анну? Бог? Нет, общество, чье лицемерие Толстой
без устали разоблачает. В конце романа даже Вронский отталкивает Анну.
Толстой кривит душой. Мораль "Анны Карениной" - это мораль его жены и его
московских тетушек. Сам писатель знает правду и, тем не менее, он не
стыдится встать на точку зрения обывателя. Мораль Толстого - это прямое
отражение его личных переживаний. Будучи счастлив в браке, он написал эпопею
"Война и мир", воспевающую семейную жизнь. Потом он возненавидел Софью
Андреевну, но не мог с ней развестись, так как общественная мораль осуждала
развод. И тогда он написал "Анну Каренину", наказав Анну за то, что та
оставила мужа. А когда Толстой состарился и крестьянские девушки уже не
возбуждали его, он написал "Крейцерову сонату", где вообще отвергал всякую
половую жизнь". Возможно, эта обвинительная речь была сказана в шутку. Но
Ахматова искренне не принимала учения и взглядов Толстого: в ее глазах он
был эгоцентриком с хаосом в душе, врагом гармонии и любви. Ахматова
благоговела перед Достоевским (презирая, подобно ему, Тургенева) и
преклонялась перед Кафкой: "Он писал для меня и обо мне". Во время нашей
следующей встречи - в 1965 году в Оксфорде - мы говорили о Джойсе и Элиоте,
замечательных, по ее словам, писателях, наиболее правдивых из всех
современных авторов, но, несомненно, стоящих ниже Достоевского и Кафки.
Пушкина Ахматова считала гениальным и непревзойденным, он, по ее мнению,
знал все: "И как только это удавалось ему, кудрявому юноше из Царского Села
с томиком Парни (15) в руке?" Затем она прочла мне свои записки о
"Египетских ночах" Пушкина и рассказала о герое этой поэмы - таинственном
чужестранце, легко импровизирующем на любую, выпавшую по жребию, тему.
Ахматова не сомневалась, что прототипом этого гениального виртуоза был
польский поэт Адам Мицкевич. Отношение Пушкина к последнему было
неоднозначным: польский вопрос разделял их, но Пушкин, без сомнения, видел в
Мицкевиче гения современности. Блок с его безумными глазами и уникальным
талантом тоже обладал даром импровизатора. Ахматова сказала, что Блок,
неоднократно похвально отзывавшийся о ее стихах, на самом деле не любил ее.
Однако каждая школьная учительница в России была уверена - и это убеждение
живет до сих пор, - что у Ахматовой с Блоком был любовный роман. Даже
историки и критики верили в это. Основаниями таких слухов послужили,
очевидно, стихотворение Ахматовой 1914 года "Я пришла к поэту в гости",
посвященное Блоку, и стихотворение на тему смерти "Сероглазый король",
написанное на самом деле за десять лет до кончины поэта, а также другие
стихи. По мнению Анны Андреевны, Блок не признавал поэтов-акмеистов, прежде
всего Мандельштама, Гумилева, не любил Пастернака, да и ее саму.
Мы заговорили о Пастернаке, с которым Ахматову многое связывало. Она
рассказала, что поэт часто приходил к ней, как правило, во времена душевного
кризиса, обессиленный и опустошенный, но его жена вскоре появлялась вслед за
ним и быстро уводила его домой. Оба, Пастернак и Ахматова, легко влюблялись.
Пастернак неоднократно делал ей предложение, но она не воспринимала это
серьезно. То была, по ее словам, ненастоящая любовь, да и вообще не любовь.
Но они очень много значили друг для друга, особенно после смерти
Мандельштама и Цветаевой. Уже одно сознание того, что твой коллега и друг
живет и пишет, было безграничным утешением для обоих. Они могли время от
времени критиковать друг друга, но никогда не позволяли делать это кому-то
другому. Ахматова восхищалась Цветаевой: "Марина как поэт гораздо лучше
меня". После смерти Мандельштама и Цветаевой Пастернак и Ахматова
по-настоящему ощутили свое одиночество: казалось, они очутились в пустыне,
хотя безграничное поклонение соотечественников, которые переписывали,
копировали, распространяли и учили наизусть их стихи, было для них огромной
поддержкой и предметом гордости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20