https://www.dushevoi.ru/products/smesiteli/s-termostatom/dlya-gigienicheskogo-dusha/ 

 

Почти половина бояр, вошедших в состав Боярской пумы в 1547 – 1552 годах (13 из 30), принадлежит к нетитулованному боярству, среди 20 окольничих нет ни одного князя. Тем не менее Захарьины не могли опираться на Думу и старались умалить ее значение. Решающая роль в «ближней думе» наряду с Морозовыми и Шереметевыми принадлежала именно Захарьиным.
Несмотря на некоторую «демократизацию», ни вотчинники средней руки, такие как Адашев, ни родовитые молодые князья и дети боярские не могли претендовать на руководящие роли в Боярской думе (что, впрочем, никак не сказывалось на эффективности ее действий). Избранная рада предоставляла возможность честолюбивым, не лишенным таланта молодым людям прикоснуться к кормилу государственной власти. Однако подобная «деловая игра» на самом деле была далеко не безобидной затеей. Деятельность параллельного неформального учреждения подрывала традиционные (читай законные) институты власти. Об этом свидетельствует сам Грозный, который, обращаясь в лице Курбского ко всем боярам, указывает на то, что Сильвестр и Адашев «мало-помалу стали подчинять вас, бояр, своей воле, из-под нашей же власти вас выводя, приучали вас прекословить нам и в чести вас почти что сравняли с нами, а мелких детей боярских по чести вам уподобляли».
Иван здесь явно себе противоречит – нельзя одновременно пытаться подчинять себе бояр, «уподоблять мелким детям боярским» и возвышать их значение, «сравнивая» с государем. Второе, очевидно, не совпадало с интересами временщиков. В воспаленном воображении Ивана, как это часто происходит, смешиваются разные сюжеты и настроения. Здесь воспоминания об обидах, причиненных Ивану Сильвестром и Адашевым в 50-е годы, наслаиваются на ненависть к боярам, которую Грозный испытывал во время написания первого послания в 1564 году. Поэтому в приведенном отрывке интерес для нас представляет мысль о том, что Избранная рада старалась подменить или даже подчинить себя Боярскую пуму.
Например, Избранная рада, как вспоминал один из ее участников Андрей Курбский, выбирала воевод, назначала военачальников, награждала отличившихся движимым и недвижимым имуществом (надо полагать, не своим) и «возведением на высшие степени», отстраняла от царя неспособных и нерадивых, а также «на мужество человековъ подвизаемо и на храбрость всякими роды даров или мздовоздаяньями, кождому по достоянию». Иначе говоря, неформальный клуб приятелей и царских любимцев располагал важнейшими рычагами контроля над армией и в целом служилым сословием. Своим свидетельством Курбский подтверждает претензии Ивана к соратникам Адашева, которые, по словам царя, «вотчины, города и села», возвращенные по их настоянию бывшим владельцам, «словно ветром разметав, беззаконно роздали,нарушив уложения нашего деда, и этим привлекли к себе многих людей»,и кроме того, лишили государя «права распределять честь и местамежду… боярами, и взяли это дело в свое ведение и усмотрение».
С.Ф. Платонов, повсюду неустанно ищущий следы классовой борьбы, считает, что этими мерами Избранная рада старалась возвратить потомкам удельных князей конфискованные у них родовые вотчины и восстановить свободу отчуждения и завещания этих вотчин, уничтоженную московскими государями. «Конечно, этот акт имел вид классовый и обличал чисто княжескую тенденцию рады», – уверенно заключает С.Ф. Платонов. Данный вывод никак не согласуется с известным фактом: в 1551 году правительство пролонгировало вето на сделки купли-продажи земель суздальских, ярославских и стародубских князей, которые в случае нарушения вето отчуждались в царский поместный фонд. На наш взгляд, в данном эпизоде деятельности Избранной рады усматриваются признаки не мифических классовых интересов, а тривиальной коррупции: временщики пользовались возможностью, чтобы привлечь к себе «многих людей». Действуй они по боярскому наущению, Грозный с огромным удовольствием подчеркнул бы это обстоятельство, однако он прямо говорит о том, что они старались не в интересах третьих лиц, а своих собственных. Сильвестр и Адашев не вернули вотчины прежним владельцам, а роздали новым.
Какими бы благими побуждениями ни руководствовался Адашев, его деятельность шла вразрез с традицией, а следовательно, говоря современным языком, была противозаконной. Временщики на Москве появлялись только в специфическое время женского правления – в периоды регентства Софьи Витовтовны и Елены Глинской. Между тем самовольство Избранной рады единственно основывалось на особом царском расположении. Могущество тандема Сильвестр – Адашев состояло в том, что один парализовал волю Ивана, а другой ее себе присвоил, поэтому позднейшие обвинения Ивана в адрес бывших фаворитов в похищении власти вполне обоснованны. Никакими особыми обстоятельствами, никакой «революционной целесообразностью» подобное явление, присущее абсолютистскому правлению, обусловлено не было.
Адашев открыто выступал в качестве узурпатора власти, приказывая или самолично подписывая документы государственного значения без соответствующих полномочий. Например, он подписал уставную грамоту жителям Перми от 26 декабря 1553 года. Иначе говоря, чиновник среднего уровня от имени государства взялся регламентировать права и обязанности жителей целого города. С такой же легкостью Адашев озаботился «подбором и расстановкой кадров». В Дворцовых тетрадях, содержащих сведения о служилых людях, имеются такие пометы: «Оставлен по приказу Алексея Федоровича».
Но всегда ли означенный Алексей Федорович во благо использовал свою власть? Так, некто Федор Ласкирев свидетельствовал, что его отца Адашев «послал в Казань в городничие, сковав». Мы не знаем, обоснованно ли неблаговоление временщика, но в том, что его действия противоправны, сомнений нет. Известно, что в своем послании Курбскому Иван в ответ на обвинения в гонениях сам припоминает: «Разве не вы приказали народу города Коломны побить каменьями нашего советника, епископа Коломенского Феодосия?..А что сказать о нашем казначее Никите Афанасьевиче? Зачем вы разграбили все его имущество, а самого его держали в заточении в отдаленных землях, в голоде и нищете?»
Историкам не удалось выяснить, о каких случаях ведет речь Грозный. Можно только заметить, что указанные царем лица и в самом деле могли возбудить неудовольствие Адашева и его соратников. Епископ Феодосий – иосифлянин, ставленник митрополита Макария, и, если Иван называет его «советником», нетрудно представить, какие именно советы владыка мог давать государю в отношении его могущественных помощников. Царский казначей Никита Фуников-Курцев фактически оказывался в подчинении «постельничьего» казначея Адашева, который считал возможным отдавать указания другим казначеям, что могло послужить причиной обострения отношений. Как резонно замечает Я.С. Лурье, «соответствовали эти обвинения действительности или нет, формально они звучали не менее убедительно, чем упреки противоположной стороны».
Адашев мог по «недружбе» назначить неугодного ему служилого человека на низкую должность, мог внести свой род, до той поры маловьщающийся, в «Государев Родословец». Поэтому Иван IV не без основания, по мнению С.О. Шмидта, писал об Адашеве и его советниках, что они «сами государилися как хотели».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
 https://sdvk.ru/Firmi/Aquanet/ 

 Азулибер Aitana