Большей частью дружески относящийся к своим подчиненным, Таппен, однако, был невозможен с теми, кто ему чем-либо не угодил. Все новое, выходящее 314 круг усвоенной им службы генерального штаба – его святыни, он не признавал.
В военной технике он видел лишь вспомогательное средство и довольно второстепенное, каковой взгляд, правда, соответствовал понятиям большинства офицеров германского генерального штаба. Злобность Таппена вызывала нежелательную и порой несправедливую с его стороны критику. Он всюду вносил с собой холодность и действовал как тормоз.
Другие современники подтверждают суждения Бауэра я все в один голос заявляют, что Таппен не мог быть правой рукой такого начальника штаба, как Мольтке. Действительно, при мягком характере последнего Таппен был безусловно отрицательной величиной, не говоря уже о том, что идейного помощника в нем Мольтке найти но мог. Но другие качества, свойственные Таппену, а именно – сила его воли, хорошие нервы и необычайное прилежание, невидимому, заставили Фалькенгайна удержать Таппена на посту начальника оперативного отделения до своего же ухода осенью 1916 года. Фалькенгайн не нуждался ни в правых, ни в левых руках, но не отрицал и значение работы стоящих близ него сотрудников. В своем труде «Верховное командование» он говорит: «Ответственность за действия верховного командования падала исключительно на начальника генерального штаба. Он мог нести это исключительное бремя, конечно, лишь потому, что его в качестве сотрудников окружала группа выдающихся людей, которых надо считать тоже принадлежащими к верховному командованию». Как видно, этот начальник германского генерального штаба имел свои собственные суждения по каждому вопросу, возникавшем при управлении, и поэтому Таппен мог быть полезен и ему. Что же касается «поверенных» в своих замыслах операций, то таковыми Фалькенгайн избрал Фрейтаг фон Лорингофена – генерал – квартирмейстера, и военного министра г. Вильда фон Гогенборн.
Но при Мольтке Таппен, затем пресловутый Хенч, личность которого также известна и без нас, а также начальник общего отделения, ведавший назначениями по генеральному штабу, составляли «интимный» круг начальник» штаба. Говоря о наличии такового, Бауэр очень резко относится к начальнику общего отделения, который ранее был адъютантом и порученцем при Мольтке и, пользуясь его неограниченным доверием, был далеко нелицеприятен во всех назначениях, отличаясь в то же время довольно ничтожным знанием людей.
С горечью вспоминает Бауэр о существовании этого негласного, но всесильного военного совета при начальнике германского генерального штаба.
Мы не будем останавливаться на детальной характеристике германского генерального штаба, как она ни интересна сама по себе, а лишь отметим присущую всем генеральным штабам до мировой войны общность – это величие и замкнутость оперативного отделения. Если Шлиффен требовал от своих подчиненных «более быть, чем казаться», то оперативное отделение его наследника, а также, снова повторяем, и других штабов (австрийского, русского, французского), усвоило этот принцип с другого конца: «более казаться, чем быть». Оперативное отделение это было «святая святых» штаба, и его сотрудники являлись жрецами высшего ранга, недоступными для простых смертных. Замкнутые в себе, делающие вид людей, погруженных в особой важности работу, стремящиеся как можно меньше иметь общения с окружающими в штабе, не говоря уже о строе, сотрудники оперативного отделения обыкновенно даже обедали за отдельным столом и поближе к высоким персонам. Правда, такая напускная важность вызывала к себе критическое отношение от сотоварищей даже по штабу и, по личному воспоминанию автора сего труда, в штабе русского главнокомандующего северо-западным фронтом операторам была присвоена довольно нелестная кличка «сенаторов».
Чтобы покончить с германским генеральным штабом, мы должны снова вернуться к старому нашему знакомцу Людендорфу и выслушать его суждения о своих сотрудниках по штабу.
«При моей чудовищной перегруженности работой и моей тяжелой ответственности, – говорит бывший „сенатор“ времен Мольтке (младшего), – я мог терпеть вокруг себя только самостоятельных, прямых людей, от которых я требовал, чтобы они откровенно высказывали мне свои мнения, что они, иногда очень основательно, и делали. С глубокой верой в собственные силы, стойко и прочно стояли около меня мои сотрудники. Они были самоотверженными и в то же время самостоятельными помощниками, проникнутые высочайшим сознанием долга. Право решений, разумеется, принадлежало мне, тик как ответственность, которую я нес, не допускала колебаний. Война требовала быстрых действий. Но в моих решениях не было своеволия, и когда я уклонялся от предложений моих сотрудников, я никогда их не оскорблял. В этих случаях, а также, когда происходил обмен мнений, я старался, не впадая в неясность, признавать воззрения, не совпадавшие с моими. Я рад славе и хорошей репутации моих сотрудников. Всегда я придерживался взгляда и придерживаюсь его до сих пор, что война так грандиозна и дает такой широкий простор блестящему творчеству, что один человек не может выполнить всех предъявляемых ею требований. Первым моим сотрудником на Востоке был тогдашний подполковник, теперь генерал-майор Гофман, умный офицер, полный лучших стремлений».
Характеризуя в дальнейшем свой штаб по отдельным персонажам, Людендорф говорит: «В главной квартире я взял к себе подполковника Ветцеля для разработки операций… Это была прекрасная солдатская натура, с верным и сильным характером. Предприимчивый и бодрый, точный в работе, он был мне превосходным и милым помощником».
Давая в дальнейшем характеристики отдельным личностям, Людендорф отмечает у них, как положительные качества, огромную работоспособность, железное прилежание, дальновидность, талантливость, спокойную и ясную мысль, организаторские способности и т. д.
С приходом Людендорфа в германской ставке завелись и другие обычаи: «Особенно дружно протекало наше совместное столование в большом кругу, где генерал-фельдмаршал любил веселую и оживленную беседу. Я охотно принимал в ней участие, но говорили иногда и о служебных делах. Мы, разумеется, строго следили за тем, чтобы за общим столом не обсуждались оперативные мероприятия (очень хороший и полезный обычай; Б.Ш.). Прибывшие в штаб посетители часто приглашались вместо с нами к столу или только в рабочий кабинет».
«От приезжающих офицеров всех родов оружия и из всех дивизии фронта мы узнавали о том, что делается в армии, иногда лучше, чем через большие официальные сообщения».
«Я придавал величайшее значение тесной связи с фронтом и получал много сообщений, которые всегда умел использовать, почему эти военные посещения были мне особенно желательны и ценны».
Таким образом, как будто все обстояло благополучно в германской ставке, но мы должны доставить некоторое разочарование «фиктивному» начальнику генерального штаба. «Первый его сотрудник на Востоке» Гофман свидетельствует нам, что, помимо непосредственных своих помощников, даже в оперативных вопросах, Людендорф любил выслушивать мнения и неофициальных советчиков из оперативного отделения, с которыми его связывала прежняя дружба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
В военной технике он видел лишь вспомогательное средство и довольно второстепенное, каковой взгляд, правда, соответствовал понятиям большинства офицеров германского генерального штаба. Злобность Таппена вызывала нежелательную и порой несправедливую с его стороны критику. Он всюду вносил с собой холодность и действовал как тормоз.
Другие современники подтверждают суждения Бауэра я все в один голос заявляют, что Таппен не мог быть правой рукой такого начальника штаба, как Мольтке. Действительно, при мягком характере последнего Таппен был безусловно отрицательной величиной, не говоря уже о том, что идейного помощника в нем Мольтке найти но мог. Но другие качества, свойственные Таппену, а именно – сила его воли, хорошие нервы и необычайное прилежание, невидимому, заставили Фалькенгайна удержать Таппена на посту начальника оперативного отделения до своего же ухода осенью 1916 года. Фалькенгайн не нуждался ни в правых, ни в левых руках, но не отрицал и значение работы стоящих близ него сотрудников. В своем труде «Верховное командование» он говорит: «Ответственность за действия верховного командования падала исключительно на начальника генерального штаба. Он мог нести это исключительное бремя, конечно, лишь потому, что его в качестве сотрудников окружала группа выдающихся людей, которых надо считать тоже принадлежащими к верховному командованию». Как видно, этот начальник германского генерального штаба имел свои собственные суждения по каждому вопросу, возникавшем при управлении, и поэтому Таппен мог быть полезен и ему. Что же касается «поверенных» в своих замыслах операций, то таковыми Фалькенгайн избрал Фрейтаг фон Лорингофена – генерал – квартирмейстера, и военного министра г. Вильда фон Гогенборн.
Но при Мольтке Таппен, затем пресловутый Хенч, личность которого также известна и без нас, а также начальник общего отделения, ведавший назначениями по генеральному штабу, составляли «интимный» круг начальник» штаба. Говоря о наличии такового, Бауэр очень резко относится к начальнику общего отделения, который ранее был адъютантом и порученцем при Мольтке и, пользуясь его неограниченным доверием, был далеко нелицеприятен во всех назначениях, отличаясь в то же время довольно ничтожным знанием людей.
С горечью вспоминает Бауэр о существовании этого негласного, но всесильного военного совета при начальнике германского генерального штаба.
Мы не будем останавливаться на детальной характеристике германского генерального штаба, как она ни интересна сама по себе, а лишь отметим присущую всем генеральным штабам до мировой войны общность – это величие и замкнутость оперативного отделения. Если Шлиффен требовал от своих подчиненных «более быть, чем казаться», то оперативное отделение его наследника, а также, снова повторяем, и других штабов (австрийского, русского, французского), усвоило этот принцип с другого конца: «более казаться, чем быть». Оперативное отделение это было «святая святых» штаба, и его сотрудники являлись жрецами высшего ранга, недоступными для простых смертных. Замкнутые в себе, делающие вид людей, погруженных в особой важности работу, стремящиеся как можно меньше иметь общения с окружающими в штабе, не говоря уже о строе, сотрудники оперативного отделения обыкновенно даже обедали за отдельным столом и поближе к высоким персонам. Правда, такая напускная важность вызывала к себе критическое отношение от сотоварищей даже по штабу и, по личному воспоминанию автора сего труда, в штабе русского главнокомандующего северо-западным фронтом операторам была присвоена довольно нелестная кличка «сенаторов».
Чтобы покончить с германским генеральным штабом, мы должны снова вернуться к старому нашему знакомцу Людендорфу и выслушать его суждения о своих сотрудниках по штабу.
«При моей чудовищной перегруженности работой и моей тяжелой ответственности, – говорит бывший „сенатор“ времен Мольтке (младшего), – я мог терпеть вокруг себя только самостоятельных, прямых людей, от которых я требовал, чтобы они откровенно высказывали мне свои мнения, что они, иногда очень основательно, и делали. С глубокой верой в собственные силы, стойко и прочно стояли около меня мои сотрудники. Они были самоотверженными и в то же время самостоятельными помощниками, проникнутые высочайшим сознанием долга. Право решений, разумеется, принадлежало мне, тик как ответственность, которую я нес, не допускала колебаний. Война требовала быстрых действий. Но в моих решениях не было своеволия, и когда я уклонялся от предложений моих сотрудников, я никогда их не оскорблял. В этих случаях, а также, когда происходил обмен мнений, я старался, не впадая в неясность, признавать воззрения, не совпадавшие с моими. Я рад славе и хорошей репутации моих сотрудников. Всегда я придерживался взгляда и придерживаюсь его до сих пор, что война так грандиозна и дает такой широкий простор блестящему творчеству, что один человек не может выполнить всех предъявляемых ею требований. Первым моим сотрудником на Востоке был тогдашний подполковник, теперь генерал-майор Гофман, умный офицер, полный лучших стремлений».
Характеризуя в дальнейшем свой штаб по отдельным персонажам, Людендорф говорит: «В главной квартире я взял к себе подполковника Ветцеля для разработки операций… Это была прекрасная солдатская натура, с верным и сильным характером. Предприимчивый и бодрый, точный в работе, он был мне превосходным и милым помощником».
Давая в дальнейшем характеристики отдельным личностям, Людендорф отмечает у них, как положительные качества, огромную работоспособность, железное прилежание, дальновидность, талантливость, спокойную и ясную мысль, организаторские способности и т. д.
С приходом Людендорфа в германской ставке завелись и другие обычаи: «Особенно дружно протекало наше совместное столование в большом кругу, где генерал-фельдмаршал любил веселую и оживленную беседу. Я охотно принимал в ней участие, но говорили иногда и о служебных делах. Мы, разумеется, строго следили за тем, чтобы за общим столом не обсуждались оперативные мероприятия (очень хороший и полезный обычай; Б.Ш.). Прибывшие в штаб посетители часто приглашались вместо с нами к столу или только в рабочий кабинет».
«От приезжающих офицеров всех родов оружия и из всех дивизии фронта мы узнавали о том, что делается в армии, иногда лучше, чем через большие официальные сообщения».
«Я придавал величайшее значение тесной связи с фронтом и получал много сообщений, которые всегда умел использовать, почему эти военные посещения были мне особенно желательны и ценны».
Таким образом, как будто все обстояло благополучно в германской ставке, но мы должны доставить некоторое разочарование «фиктивному» начальнику генерального штаба. «Первый его сотрудник на Востоке» Гофман свидетельствует нам, что, помимо непосредственных своих помощников, даже в оперативных вопросах, Людендорф любил выслушивать мнения и неофициальных советчиков из оперативного отделения, с которыми его связывала прежняя дружба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112