Август превосходно учитывал, что хозяева с удовольствием освободят ряд молодых рабов в расчете получить в будущем все их состояние, и умело свел эти расчеты только к некоторой вероятности.
Дальнейшее законодательство идет по пути, указанному Августом. В 75 г. все latini Iuniani получают римское гражданство после рождения первого ребенка от жены римлянки или латинянки. Если латину не повезло с женитьбой, брак его остается бездетным, если даже перспектива римского гражданства не смогла осилить в его сердце старую любовь к отпущеннице-землячке, то перед ним открыты другие пути. Со времени Тиберия мельник, намалывавший в течение трех лет ежедневно по 100 модиев зерна; с 24 г. по lex Visellia пожарник после шестилетней службы (вскоре срок этот был сокращен до трех лет); со времени Клавдия торговец, привозивший в продолжение шести лет на своем корабле по 10 тыс. модиев зерна в Рим; владелец 200 тыс. сестерций, вложивший половину этого капитала в постройку дома или домов в Риме, – все становились римскими гражданами. Выбор деятельности был довольно разнообразен и, что называется, на все вкусы.
Тенденция содействовать отпуску рабов на волю становится особенно заметной во II в. н.э., когда был поставлен вопрос о fideicommissa, в которых завещатель выражал свое желание, чтобы такой-то и такой-то рабы получили свободу. В течение всего I в. fideicommissa не имеют силы законного принуждения; они только накладывают на наследника моральное обязательство, и от его совестливости зависит выполнить его или нет. Во II в. появляется ряд сенатских постановлений и императорских указов, которые делают выполнение fideicommissa обязательным: "Освобождению содействует сенатское постановление, составленное во время божественного Траяна при консулах Рубрии Галле и Целии Гиспоне в следующих словах (senatus consultum 103 г. – М. С.): если те, кому надлежало предоставить рабу свободу, не пожелали явиться по вызову претора, то претор, по рассмотрении дела, объявляет: рабы получают свободу на тех же основаниях, как если бы они были освобождены самим хозяином" (Dig. XLV. 26, § 27). Наследник за свое неповиновение воле завещателя терял права патрона. Это постановление имело силу для всей Италии. Двадцать лет спустя оно было распространено на всю империю (senatus consultum Articuleianum 123 г.); наместник провинции, где скончался завещатель, имел такое же право заставить наследника подчиниться воле умершего, какое в Риме имел претор. Senatus consultum Iuneianum (127 г.) уполномочивает претора выполнить fideicommissum, если оно даже относится к рабу, который не включен в наследство, потому что к моменту смерти завещателя не стал еще его собственностью: наследник обязан был, повинуясь fideicommissum, отпустить на волю собственного раба, если он был назван в завещании, или если раб принадлежал третьему лицу, купить этого раба и освободить.
Еще Август сократил права патрона на operae. По положению, высказанному в lex Iulia de maritandis ordinibus (4 г. н.э.) и подтвержденному в lex Papia Poppaea, отпущенник, имеющий двоих детей, освобождался от operae. Патрон не смел запретить ему жениться; клятва в безбрачии, вынуждаемая у него патроном при отпуске и сохранявшая свою силу при республике, была объявлена при империи недействительной.
Operae бывали иногда для отпущенника несносной тяготой: он хотел работать на себя, добиться хорошего положения для себя и для детей, а тут он был прикован к одному месту и был обязан отдавать часть времени и работы патрону. Во II в. некоторые отпущенники сразу же при отпуске откупаются от operae, и законодательство ограничивает здесь хозяйские требования, ибо, как выразительно и неоднократно повторяют юристы, незаконно было, воспользовавшись случаем, превратить отпущенника в пожизненного должника.
Римская империя, как мы видим, содействовала отпуску рабов, стремилась и облегчить, и улучшить участь отпущенников и относилась к ним благожелательно – и все же настороженно, с некоторой опаской и недоверием. Отпущенник не входит, как равный, в общество искони свободных людей; ряд запретов лежит на нем. Он может служить пожарником и матросом, но служба в легионах и городских когортах, не говоря уже о преторианской гвардии, для него закрыта; он может быть жрецом какого-нибудь чужеземного, восточного божества, Кибелы, Фригийской матери богов, Изиды, Митры, но в культе почтенных исконных римских богов выходец из рабской среды не может рассчитывать на жреческую должность; в италийских и провинциальных городах ему закрыт доступ в городскую думу. Senatus consultum 23 г. н.э. отказывает во всадническом звании сыну отпущенника; только его внук может стать всадником. Брак, заключенный между отпущенником и женщиной, свободной от рождения, признается законным, но члены сенаторских семей не могут ни жениться на отпущенницах, ни выходить замуж за отпущенников; иначе вся семья теряет принадлежность к сенатскому сословию. Марк Аврелий объявил такие браки вообще незаконными и недействительными. Сенатор мог сделать отпущенницу своей наложницей – это вполне допускалось и не налагало на него никакого пятна, но сделать ее своей законной женой – это был позор и для него, и для всей его семьи. Для такого брака требовалось специальное разрешение императора, и давалось оно только в исключительных случаях.
Был один пункт, который особенно четко напоминал отпущеннику его рабское происхождение. Римского гражданина нельзя было подвергнуть пытке; под пыткой допрашивали только рабов – и отпущенников. Она не допускалась лишь в том случае, если под судом оказывался патрон отпущенника. На двух случаях из римской жизни I в. н.э. ясно видно, что государственная власть, так же как и общество, никак не ставили отпущенников на один уровень с гражданами искони свободными. Когда Отон оказался у власти, он сразу же расправился с двумя приспешниками Гальбы, преступления которых вызывали всеобщее негодование. Одного из них, всадника, префекта преторианцев, он побоялся казнить и отправил его в ссылку (вдогонку ему был, правда, послан солдат, который его и прикончил); «над Ицелом, как над отпущенником, казнь была совершена публично» (Tac. hist. I. 46). Второй случай произошел в царствование Тиберия. Приверженцы египетской и еврейской религий стали вести себя столь предосудительно, что сенат решил принять строгие меры. Свободнорожденным пригрозили высылкой из Италии, если они будут упорно держаться своей новой веры и от нее не откажутся; с отпущенниками разговаривать не стали: из них составили «бригаду» в 4 тыс. человек и отправили в Сардинию бороться с тамошними разбойниками, которые уже давно делали жизнь на острове невыносимой и с которыми местная администрация не в силах была справиться. Что ожидало высланных? Смерть от ужасного сардинского климата или гибель от разбойничьего ножа, уцелеет ли кто-нибудь из них или все они перемрут – этими вопросами правительство себя не беспокоило: «невелика потеря» – vile damnum (Tac. ann. II. 85).
Это вскользь брошенное, предельно откровенное замечание в точности выражает отношение римского общества к отпущенникам. Были, конечно, исключения, но исключения эти касались отдельных людей и отдельных случаев. Цицерон относился к своему Тирону, как к родному и близкому человеку; в кружке Мецената никто не помнил, что Гораций – сын отпущенника, но в общем римское общество относилось к отпущенникам, как к целому сословию, с брезгливым высокомерием, как к существам иной, низшей породы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Дальнейшее законодательство идет по пути, указанному Августом. В 75 г. все latini Iuniani получают римское гражданство после рождения первого ребенка от жены римлянки или латинянки. Если латину не повезло с женитьбой, брак его остается бездетным, если даже перспектива римского гражданства не смогла осилить в его сердце старую любовь к отпущеннице-землячке, то перед ним открыты другие пути. Со времени Тиберия мельник, намалывавший в течение трех лет ежедневно по 100 модиев зерна; с 24 г. по lex Visellia пожарник после шестилетней службы (вскоре срок этот был сокращен до трех лет); со времени Клавдия торговец, привозивший в продолжение шести лет на своем корабле по 10 тыс. модиев зерна в Рим; владелец 200 тыс. сестерций, вложивший половину этого капитала в постройку дома или домов в Риме, – все становились римскими гражданами. Выбор деятельности был довольно разнообразен и, что называется, на все вкусы.
Тенденция содействовать отпуску рабов на волю становится особенно заметной во II в. н.э., когда был поставлен вопрос о fideicommissa, в которых завещатель выражал свое желание, чтобы такой-то и такой-то рабы получили свободу. В течение всего I в. fideicommissa не имеют силы законного принуждения; они только накладывают на наследника моральное обязательство, и от его совестливости зависит выполнить его или нет. Во II в. появляется ряд сенатских постановлений и императорских указов, которые делают выполнение fideicommissa обязательным: "Освобождению содействует сенатское постановление, составленное во время божественного Траяна при консулах Рубрии Галле и Целии Гиспоне в следующих словах (senatus consultum 103 г. – М. С.): если те, кому надлежало предоставить рабу свободу, не пожелали явиться по вызову претора, то претор, по рассмотрении дела, объявляет: рабы получают свободу на тех же основаниях, как если бы они были освобождены самим хозяином" (Dig. XLV. 26, § 27). Наследник за свое неповиновение воле завещателя терял права патрона. Это постановление имело силу для всей Италии. Двадцать лет спустя оно было распространено на всю империю (senatus consultum Articuleianum 123 г.); наместник провинции, где скончался завещатель, имел такое же право заставить наследника подчиниться воле умершего, какое в Риме имел претор. Senatus consultum Iuneianum (127 г.) уполномочивает претора выполнить fideicommissum, если оно даже относится к рабу, который не включен в наследство, потому что к моменту смерти завещателя не стал еще его собственностью: наследник обязан был, повинуясь fideicommissum, отпустить на волю собственного раба, если он был назван в завещании, или если раб принадлежал третьему лицу, купить этого раба и освободить.
Еще Август сократил права патрона на operae. По положению, высказанному в lex Iulia de maritandis ordinibus (4 г. н.э.) и подтвержденному в lex Papia Poppaea, отпущенник, имеющий двоих детей, освобождался от operae. Патрон не смел запретить ему жениться; клятва в безбрачии, вынуждаемая у него патроном при отпуске и сохранявшая свою силу при республике, была объявлена при империи недействительной.
Operae бывали иногда для отпущенника несносной тяготой: он хотел работать на себя, добиться хорошего положения для себя и для детей, а тут он был прикован к одному месту и был обязан отдавать часть времени и работы патрону. Во II в. некоторые отпущенники сразу же при отпуске откупаются от operae, и законодательство ограничивает здесь хозяйские требования, ибо, как выразительно и неоднократно повторяют юристы, незаконно было, воспользовавшись случаем, превратить отпущенника в пожизненного должника.
Римская империя, как мы видим, содействовала отпуску рабов, стремилась и облегчить, и улучшить участь отпущенников и относилась к ним благожелательно – и все же настороженно, с некоторой опаской и недоверием. Отпущенник не входит, как равный, в общество искони свободных людей; ряд запретов лежит на нем. Он может служить пожарником и матросом, но служба в легионах и городских когортах, не говоря уже о преторианской гвардии, для него закрыта; он может быть жрецом какого-нибудь чужеземного, восточного божества, Кибелы, Фригийской матери богов, Изиды, Митры, но в культе почтенных исконных римских богов выходец из рабской среды не может рассчитывать на жреческую должность; в италийских и провинциальных городах ему закрыт доступ в городскую думу. Senatus consultum 23 г. н.э. отказывает во всадническом звании сыну отпущенника; только его внук может стать всадником. Брак, заключенный между отпущенником и женщиной, свободной от рождения, признается законным, но члены сенаторских семей не могут ни жениться на отпущенницах, ни выходить замуж за отпущенников; иначе вся семья теряет принадлежность к сенатскому сословию. Марк Аврелий объявил такие браки вообще незаконными и недействительными. Сенатор мог сделать отпущенницу своей наложницей – это вполне допускалось и не налагало на него никакого пятна, но сделать ее своей законной женой – это был позор и для него, и для всей его семьи. Для такого брака требовалось специальное разрешение императора, и давалось оно только в исключительных случаях.
Был один пункт, который особенно четко напоминал отпущеннику его рабское происхождение. Римского гражданина нельзя было подвергнуть пытке; под пыткой допрашивали только рабов – и отпущенников. Она не допускалась лишь в том случае, если под судом оказывался патрон отпущенника. На двух случаях из римской жизни I в. н.э. ясно видно, что государственная власть, так же как и общество, никак не ставили отпущенников на один уровень с гражданами искони свободными. Когда Отон оказался у власти, он сразу же расправился с двумя приспешниками Гальбы, преступления которых вызывали всеобщее негодование. Одного из них, всадника, префекта преторианцев, он побоялся казнить и отправил его в ссылку (вдогонку ему был, правда, послан солдат, который его и прикончил); «над Ицелом, как над отпущенником, казнь была совершена публично» (Tac. hist. I. 46). Второй случай произошел в царствование Тиберия. Приверженцы египетской и еврейской религий стали вести себя столь предосудительно, что сенат решил принять строгие меры. Свободнорожденным пригрозили высылкой из Италии, если они будут упорно держаться своей новой веры и от нее не откажутся; с отпущенниками разговаривать не стали: из них составили «бригаду» в 4 тыс. человек и отправили в Сардинию бороться с тамошними разбойниками, которые уже давно делали жизнь на острове невыносимой и с которыми местная администрация не в силах была справиться. Что ожидало высланных? Смерть от ужасного сардинского климата или гибель от разбойничьего ножа, уцелеет ли кто-нибудь из них или все они перемрут – этими вопросами правительство себя не беспокоило: «невелика потеря» – vile damnum (Tac. ann. II. 85).
Это вскользь брошенное, предельно откровенное замечание в точности выражает отношение римского общества к отпущенникам. Были, конечно, исключения, но исключения эти касались отдельных людей и отдельных случаев. Цицерон относился к своему Тирону, как к родному и близкому человеку; в кружке Мецената никто не помнил, что Гораций – сын отпущенника, но в общем римское общество относилось к отпущенникам, как к целому сословию, с брезгливым высокомерием, как к существам иной, низшей породы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89