Хотя попробовать косячок приходилось несколько раз. Были опыты в ГИТКСе, потом во время первой поездки «Машины времени» в Ташкент, где мы напробовались плова с анашой. Это очень любопытное блюдо, популярное в Средней Азии. Вкус наркотика в нем совершенно отсутствует, поскольку других специй в плове предостаточно, по по мере потребления продукта выясняется, что голова «влегкую» покруживается, создается приятное настроение, народ расковывается, даже веселится. Мы неоднократно экспериментировали с коллегами. Можно было поставить два казана плова – обычный и «заряженный». Если первый оставался чуть тронутым, то второй вылизывался до блеска.
Примерно к тому же времени относятся и наши опыты в употреблении настоящей анаши. Дело в том, что до Москвы этот наркотик доходил несколько «разбавленным», то есть к основному растению добавлялись всякие травы, что увеличивало объем и цену, но снижало качество. Прямо как в анекдоте из нынешних времен: «Купил наркоман анаши, забил косячок, стоит у окна, курит. Думает: „Обманул дилер, анаша-то слабая". Стоит, курит дальше, думает: Надо пойти, скандал устроить". Говорит маме: „Я пойду на улицу, прогуляюсь". – „Иди-иди, сынок, а то уж третий день у окна стоишь"». Так вот, среднеазиатская анаша была именно такого качества, но нам по первости почему-то не приглянулась, хотя и «вставляла» прилично, и «отходняка» от нее никакого не было. От какой-нибудь «Чашмы» или «Жасората» (были в Средней Азии такие вина) похмелье было сравнимо с наркотической ломкой, правда, преодолевалось значительно проще и дешевле.
В «наркосодержащих» районах участники нашего коллектива изредка покуривали, так сказать «за компанию», а в Москве это случалось совсем нечасто, Ну, иногда где-нибудь на кухне у Макаревича потянули один косячок на всех, не более того. Правда, когда появились Абдулов с Ярмольником, говорят, это стало случаться почаще.
В 1982 году, когда я покинул «Машину времени» (как и почему это произошло, я описываю в соответствующей главе), по воле Ованеса Нерсессовича Мелик-Пашаева (или просто Ваника), меня приняла группа «Воскресенье». В ее состав, как я уже писал, входили Лешка Романов, гитарист Вадик Голутвин, барабанщик Владимир Воронов и бывший звукооператор «Машины времени» Игорь Кленов, оказавшийся прекрасным бас-гитаристом. Вот в этом коллективе употребление марихуаны было частью жизни и творчества. Выходить на концерты и репетиции, не потянув косячок, считалось просто неприличным. Втянулся в это дело и я. У меня есть определенное подозрение, что ни одна песня и ни одна аранжировка «Воскресенья», сделанная в те времена, не создавалась без влияния «целебных трав». Кончилось все это тем, что Лешку Романова и нашего администратора осудили (правда, не за наркоманию), а за занятия незаконным промыслом, второго (который признался) – условно, а первого – нет. На допросах, правда, речь про употребление, хранение и распространение наркотиков шла, но доказать ничего и никому не удалось. Ну а группа «Воскресенье» и дальше продолжала свой стимулированный путь, вне зависимости от того, кто входил в ее состав. Особенно любимы ею были поездки в Среднюю Азию и на Дальний Восток. Почему – думаю, понятно. Но бывало, что в «Воскресенье» приходили артисты, не курившие, а выпивавшие. Они гармонично вписывались в коллектив, и никто не принуждал их к изменению своего статуса. Так что, скажу вам, как человек опытный, наркотики – это дело совершенно добровольное. Не захочешь стать наркоманом – не станешь.
Кстати, активным поставщиком наркоманов в нашу страну стал Афганистан. Советское присутствие там продолжалось почти десять лет, через службу там прошли десятки тысяч молодых людей, большинство из которых попробовали там вкус наркотиков. Кому-то это понравилось, кому-то нет, но факт остается фактом – Афган очень дорого обошелся нам тогда, а еще дороже обходится сейчас, когда поток местного героина идет в Россию через Среднюю Азию..Может быть, конечно, я абсолютно ничего не понимаю в политике и в спецоперациях, но мне кажется, что, если накрыть все подпольные героиновые лаборатории Афганистана бомбовыми ударами (а их дислокация, по-моему, всем известна), это было бы только к лучшему не только для России, но и для человечества в целом.
Во время работы с Кобзоном во второй половине восьмидесятых годов мне несколько раз приходилось бывать в Афганистане, так что я насмотрелся на местные нравы и напробовался местных наркотиков. Как-то, покурив «термоядерного» гашиша, я спустился в холл гостиницы. Местные «бабаи» в чалмах сидели на полу, жевали нас (это местная разновидность плана) и смотрели по видео какой-то индийский фильм. Я решил присоединиться к развлечению и уселся рядом. Самое удивительное, я увлекся! В фильме было все: отчаянная любовь и ревность, потерянные и найденные родственники, стрельба, езда на слонах, автогонки, поло, даже подводные съемки. Ну а каждые минут пять главные герои еще начинали петь и танцевать. Несмотря на то что фильм был дублирован на фарси, я понимал абсолютно все происходящее! Вместе с «бабаями» я плакал и смеялся над происходящим в фильме и, умом понимая, что кассета не может идти больше трех часов, чувствовал, что смотрю кино уже часов восемь. Меня стали принимать за своего, предлагать нас, хлопали по плечу и что-то одобрительное говорили. Я отвечал, и мне казалось, что меня понимают. Вот она, волшебная сила индийского киноискусства! Оказывается, мы просто неправильно смотрим индийские фильмы.
Вот чего в жизни я не делал, и делать не собираюсь, так это колоться всякой гадостью. Другое дело – кокаин. На него я подсел в 94-м году, когда заработки «Машины» превысили все мыслимые пределы. Можно было подумать, что люди сговорились и стали тащить свои деньги членам коллектива, особенно Макаревичу. Но и мы были не обижены, поскольку гонорары за концерты делились поровну. Сколько мы заработали? Если взять период 1990–1999 годов, то Макар – 3 – 4 миллиона долларов, все остальные от восьмисот тысяч до миллиона с лишним. Что касается меня, то из своего миллиона я примерно половину потратил на наркотики. Последовать примеру Шерлока Холмса и Феликса Дзержинского меня подвигли компанейский характер и неуемная страсть к экспериментаторству. Прослышав о том, что кокс дает дополнительные сексуальные ощущения или усиливает уже привычные, я решил позабавиться с ним перед сексом. Прокатило. И, что интересно, сначала – никаких негативных последствий. Потом мне это стало необходимо для того, чтобы выложиться на концерте, затем просто для улучшения самочувствия и настроения. В то время нюхали очень многие известные люди. Не буду закладывать их Госнаркоконтролю, но скажу, что я лично «делал это» с большинством самых известных ведущих нашего ТВ и большим количеством музыкальных звезд. Некоторые из них, как и я, закончили с этой привычкой, другие – продолжают. Самое хреновое в этом деле то, что тебе с течением времени требуется все больше и больше порошка. До ломок у меня не доходило, поскольку деньги зарабатывались регулярно, но в конце девяностых я тратил в месяц 15–20 тысяч долларов на «снежок».
Закончить с этим я решил осенью 1999 года. Просто надоело быть от чего-то в зависимости. И закончил. Теперь, когда меня спрашивают о том, как перестать нюхать кокаин, я просто отвечаю:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Примерно к тому же времени относятся и наши опыты в употреблении настоящей анаши. Дело в том, что до Москвы этот наркотик доходил несколько «разбавленным», то есть к основному растению добавлялись всякие травы, что увеличивало объем и цену, но снижало качество. Прямо как в анекдоте из нынешних времен: «Купил наркоман анаши, забил косячок, стоит у окна, курит. Думает: „Обманул дилер, анаша-то слабая". Стоит, курит дальше, думает: Надо пойти, скандал устроить". Говорит маме: „Я пойду на улицу, прогуляюсь". – „Иди-иди, сынок, а то уж третий день у окна стоишь"». Так вот, среднеазиатская анаша была именно такого качества, но нам по первости почему-то не приглянулась, хотя и «вставляла» прилично, и «отходняка» от нее никакого не было. От какой-нибудь «Чашмы» или «Жасората» (были в Средней Азии такие вина) похмелье было сравнимо с наркотической ломкой, правда, преодолевалось значительно проще и дешевле.
В «наркосодержащих» районах участники нашего коллектива изредка покуривали, так сказать «за компанию», а в Москве это случалось совсем нечасто, Ну, иногда где-нибудь на кухне у Макаревича потянули один косячок на всех, не более того. Правда, когда появились Абдулов с Ярмольником, говорят, это стало случаться почаще.
В 1982 году, когда я покинул «Машину времени» (как и почему это произошло, я описываю в соответствующей главе), по воле Ованеса Нерсессовича Мелик-Пашаева (или просто Ваника), меня приняла группа «Воскресенье». В ее состав, как я уже писал, входили Лешка Романов, гитарист Вадик Голутвин, барабанщик Владимир Воронов и бывший звукооператор «Машины времени» Игорь Кленов, оказавшийся прекрасным бас-гитаристом. Вот в этом коллективе употребление марихуаны было частью жизни и творчества. Выходить на концерты и репетиции, не потянув косячок, считалось просто неприличным. Втянулся в это дело и я. У меня есть определенное подозрение, что ни одна песня и ни одна аранжировка «Воскресенья», сделанная в те времена, не создавалась без влияния «целебных трав». Кончилось все это тем, что Лешку Романова и нашего администратора осудили (правда, не за наркоманию), а за занятия незаконным промыслом, второго (который признался) – условно, а первого – нет. На допросах, правда, речь про употребление, хранение и распространение наркотиков шла, но доказать ничего и никому не удалось. Ну а группа «Воскресенье» и дальше продолжала свой стимулированный путь, вне зависимости от того, кто входил в ее состав. Особенно любимы ею были поездки в Среднюю Азию и на Дальний Восток. Почему – думаю, понятно. Но бывало, что в «Воскресенье» приходили артисты, не курившие, а выпивавшие. Они гармонично вписывались в коллектив, и никто не принуждал их к изменению своего статуса. Так что, скажу вам, как человек опытный, наркотики – это дело совершенно добровольное. Не захочешь стать наркоманом – не станешь.
Кстати, активным поставщиком наркоманов в нашу страну стал Афганистан. Советское присутствие там продолжалось почти десять лет, через службу там прошли десятки тысяч молодых людей, большинство из которых попробовали там вкус наркотиков. Кому-то это понравилось, кому-то нет, но факт остается фактом – Афган очень дорого обошелся нам тогда, а еще дороже обходится сейчас, когда поток местного героина идет в Россию через Среднюю Азию..Может быть, конечно, я абсолютно ничего не понимаю в политике и в спецоперациях, но мне кажется, что, если накрыть все подпольные героиновые лаборатории Афганистана бомбовыми ударами (а их дислокация, по-моему, всем известна), это было бы только к лучшему не только для России, но и для человечества в целом.
Во время работы с Кобзоном во второй половине восьмидесятых годов мне несколько раз приходилось бывать в Афганистане, так что я насмотрелся на местные нравы и напробовался местных наркотиков. Как-то, покурив «термоядерного» гашиша, я спустился в холл гостиницы. Местные «бабаи» в чалмах сидели на полу, жевали нас (это местная разновидность плана) и смотрели по видео какой-то индийский фильм. Я решил присоединиться к развлечению и уселся рядом. Самое удивительное, я увлекся! В фильме было все: отчаянная любовь и ревность, потерянные и найденные родственники, стрельба, езда на слонах, автогонки, поло, даже подводные съемки. Ну а каждые минут пять главные герои еще начинали петь и танцевать. Несмотря на то что фильм был дублирован на фарси, я понимал абсолютно все происходящее! Вместе с «бабаями» я плакал и смеялся над происходящим в фильме и, умом понимая, что кассета не может идти больше трех часов, чувствовал, что смотрю кино уже часов восемь. Меня стали принимать за своего, предлагать нас, хлопали по плечу и что-то одобрительное говорили. Я отвечал, и мне казалось, что меня понимают. Вот она, волшебная сила индийского киноискусства! Оказывается, мы просто неправильно смотрим индийские фильмы.
Вот чего в жизни я не делал, и делать не собираюсь, так это колоться всякой гадостью. Другое дело – кокаин. На него я подсел в 94-м году, когда заработки «Машины» превысили все мыслимые пределы. Можно было подумать, что люди сговорились и стали тащить свои деньги членам коллектива, особенно Макаревичу. Но и мы были не обижены, поскольку гонорары за концерты делились поровну. Сколько мы заработали? Если взять период 1990–1999 годов, то Макар – 3 – 4 миллиона долларов, все остальные от восьмисот тысяч до миллиона с лишним. Что касается меня, то из своего миллиона я примерно половину потратил на наркотики. Последовать примеру Шерлока Холмса и Феликса Дзержинского меня подвигли компанейский характер и неуемная страсть к экспериментаторству. Прослышав о том, что кокс дает дополнительные сексуальные ощущения или усиливает уже привычные, я решил позабавиться с ним перед сексом. Прокатило. И, что интересно, сначала – никаких негативных последствий. Потом мне это стало необходимо для того, чтобы выложиться на концерте, затем просто для улучшения самочувствия и настроения. В то время нюхали очень многие известные люди. Не буду закладывать их Госнаркоконтролю, но скажу, что я лично «делал это» с большинством самых известных ведущих нашего ТВ и большим количеством музыкальных звезд. Некоторые из них, как и я, закончили с этой привычкой, другие – продолжают. Самое хреновое в этом деле то, что тебе с течением времени требуется все больше и больше порошка. До ломок у меня не доходило, поскольку деньги зарабатывались регулярно, но в конце девяностых я тратил в месяц 15–20 тысяч долларов на «снежок».
Закончить с этим я решил осенью 1999 года. Просто надоело быть от чего-то в зависимости. И закончил. Теперь, когда меня спрашивают о том, как перестать нюхать кокаин, я просто отвечаю:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56