— Вы никогда не сможете этого доказать, — сказал Торий. Он уже успокоился, задвинул чемодан под кровать и готов был отпираться до конца.
— Жаль, Торий, что вы не раскаиваетесь. Дело в том, что местные юннаты запечатлели на плёнке момент, когда вы «похищали» перья.
После этих слов Торий сник:
— Только не нужно посылать фото в мой институт, — вдруг попросил Торий. — Я просто не подумал… просто не подумал…
— Зачем вы это сделали? — спросил Корней Викентич.
— У одной моей знакомой… хобби… Она собирает птичьи перья, — сказал Торий.
— Мне стыдно за вас. Стыдно… О вашем поступке знает уже весь «Кипарис». Зайдите, пожалуйста, в дирекцию. Остальные — на пляж!
— Ну и палата! — сказала нянечка.
— Тебя, Алексей Сероглазов, и твоего пса я благодарю за гражданское мужество! — Корней Викентич пожал мне руку.
— Я тут ни при чём… Это Кыш взял след, — сказал я и подумал: «Вот что значит для собаки пожить одну ночь в первобытной пещере! Сразу нюх возвратился и бесстрашие».
75
Выйдя из корпуса, мы с папой сели на лавочке. Он сказал:
— Слушай меня внимательно: я делаю тебе последнее предупреждение. Если вместо отдыха ты будешь без спроса убегать из дома и вытворять чёрт знает что, то я действительно отправлю тебя в Москву. Твоя мама побелела, когда прочитала дурацкую телеграмму «беспокойтесь уходим»… И это — на ночь глядя! Хорошо, что Василий Васильевич объяснил, так сказать, где вы находитесь с Федей, и успокоил нас! Он заметил, как вы собирались, и проводил вас до самой пещеры. Потом возвратился и успокоил нас в тот момент, когда мама хотела бежать в милицию!
— Между прочим, если бы ты не сказал мне, чтобы я задумался об истории всего человечества, то я и не пошёл бы ночевать в пещеру, — сказал я.
— Но почему в пещере? Дома или на пляже ты не мог думать?
— Не мог. Ты сам всегда говоришь, что танцевать нужно от печки.
Папа слегка застонал. Это означало, что он не имеет возможности доказать мне, что я полностью не прав, хотя вроде бы говорю правильные вещи. Мне пришлось подробно рассказать ему, как я думал о своей, прошедшей с большими нарушениями дисциплины, жизни.
— В общем, иди, — сказал папа. — И запомни то, что я сказал. Читай, купайся, гуляй и набирайся сил. С завтрашнего утра ты будешь бегать вместе со мной. Понял?
— Понял. Приду.
— Ты что-нибудь утаиваешь от меня? — вдруг ни с того ни с сего спросил папа.
— Конечно, утаиваю, — ответил я, — но только для того, чтобы не мешать тебе восстанавливать физические силы. Потом я всё расскажу и тебе и маме.
— До свидания. Я пошёл на машину времени.
— Пока, — сказал я. — Мы тоже скоро пойдём купаться.
Папа ушёл, обиженный на то, что я что-то от него утаиваю. Может быть, он имел в виду ночную засаду? Кроме неё, я от него не утаивал ничего.
Около Геракла, на скамейке, я увидел Федю. Он что-то писал, положив на колени блокнот, и я его не стал отвлекать.
Перед тем как уйти из «Кипариса», я нашёл Василия Васильевича. Он доедал в столовой свой остывший завтрак. Я попросил у него разрешения рассказать Севе, Симке и Вере про партизанскую пещеру. Ведь они следопыты и часто ходят по местам боевой славы. Чего же пещере зря пропадать?
— Всё равно вас найдут. На то они и следопыты. Они почище тайны раскрывали, — сказал я.
— Это верно, — согласился со мной Василий Васильевич.
76
В этот день не было ни ветерка. Мне было так хорошо купаться и загорать, что я сказал маме:
— Эта ночёвка в пещере была моей лебединой песней в Крыму. Больше тебе не придётся беспокоиться.
— Посмотрим, — сказала мама.
В полдень, когда уже здорово пекло, на пляж пришли Сева, Симка и Вера. Они были злые, им, наверно, хотелось подразнить меня, и Сева спросил:
— Больше не видел Пушкина?
— Пока нет, — ответил я.
— А Лермонтова или Чехова, случайно, не встречал?
— Может, и встречал, но я не знаю их в лицо, — ответил я. — А завести вам меня не удастся. У меня нервы капроновые.
— Научно-фантастический ты человек! — с удивлением сказал Сева.
— Вы лучше скажите: поймали «Старика» или нет? — спросил я.
Ребята угрюмо молчали. Потом Сева сказал:
— Пока мы здесь загораем, он, может, пакостит где-нибудь рядом… Патруль называется!
— А мы с Кышем обезвредили того, который перья выдрал из Павлика, — сказал я и, ничего больше не добавив, пошёл купаться.
Сева, Симка и Вера догнали нас с Кышем, окружили и не дали залезть в воду, пока я всё подробно не рассказал.
— Всё-таки это не ты пронюхал про перья, а Кыш, и не примазывайся к его боевой славе, — сказал Симка.
— Если бы не моё воспитание, он ничего бы не нашёл, — возразил я. — Насчёт боевой славы помалкивайте. Я хоть и младше и нырять не умею, а тоже следопыт. Я нашёл пещеру, в которой во время войны скрывался партизан. Он тогда ещё мальчишкой был!
— Ты нашёл пещеру?
— Ха-ха-ха!
— Мы тут в горах каждый камушек знаем!
— Плохо знаете! Двойка вам по следопытству! — сказал я и полез в воду.
Мне уже удавалось зайти в море по горлышко и плыть обратно к берегу самому.
Сева, Симка и Вера снова окружили меня и на этот раз не выпустили из воды, пока я не рассказал всё, что знал о Василии Васильевиче. Правда, я утаил, что он живёт в «Кипарисе» и что я лично с ним знаком.
— Везучий ты человек! — сказал Сева.
— Просто он мало болтает и много работает, — объяснила Вера, а Симка промолчал.
— А кто тебе рассказал про все его подвиги? — спросил Сева.
— Наша хозяйка Анфиса Николаевна, — сказал я, подумав. — Она его спасала от голода и холода.
— А где он теперь сам находится? — спросила Вера.
— Тайна, — сказал я. — И не спрашивайте.
— А если мы тебя щекотать начнём?
— Я и так расскажу. Но не сегодня… — сказал я, и они больше ко мне не приставали.
Этот день прошёл без всяких происшествий. Мама была довольна. Подстриженный под льва Кыш больше не страдал от жары.
Когда я проснулся и вспомнил, что обещал папе сделать вместе с ним утреннюю пробежку, мама ещё спала. Я посмотрел на часы и в трусиках побежал в «Кипарис».
77
Там все ещё спали. Я кинул камешек в раскрытое окно папиной палаты. Из окна тут же выглянул заспанный Милованов.
— Доброе утро! — сказал я. — Разбудите, пожалуйста, папу.
Милованов, ничего не ответив, скрылся в окне, и я почему-то подумал: «Ну на кого он всё-таки похож? Кто у нас есть из родственников или знакомых лысый и голубоглазый?»
Папа, выглянув в окно, свирепо погрозил мне пальцем. Это означало, чтобы я больше никогда не смел кидать камешки в палату.
Кыш перепрыгнул через заборчик на газон и любовался павлином Павликом, раскрывшим свои чудесный хвост.
Из корпуса вдруг вышел Торий с чемоданом в руке и с плащом на плече. Даже не взглянув на павлина, он направился по главной аллее к воротам. Кыш, заметив его, залаял и хотел броситься вдогонку, но я топнул ногой и приказал:
— Фу!
Мне с трудом удалось его успокоить. Наконец пришёл папа.
— Почему ты в пижаме? — спросил я.
— По рассеянности, но возвращаться не надо. Пути не будет. Бежим! И не вздумай на бегу задавать вопросы и беседовать. Болтовня нарушает ритм дыхания.
Мы бежали по тропинке вдоль верхней дороги. На ней почти совсем не было машин. Кыш кружил вокруг нас, как будто хвалился, что он такой быстрый, а мы тихоходы. Папа в своей чёрно-белой полосатой пижаме бежал легко, а я с непривычки запыхался и отстал метров на двадцать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34