«Тиша, драгоценная моя, — писал он. — Наши дети обретут здесь счастье. Мы смело можем гордиться. Архитектор может гордиться. Рабочие могут гордиться.
Как бы ни была коротка жизнь наших детей, мы ниспошлем им дары истинного достоинства и счастья. Мы создали для них восхитительный астероид».
После чего отец вернулся на свой собственный «астероид» в Залив черепах. Отныне и впредь по настоянию врачей родители будут навещать нас только раз в год, причем всегда в один и тот же день: в день нашего рождения.
Родительский дом из грубого бурого камня стоит по сей день всем ветрам назло.
Там разместила своих рабов наша ближайшая соседка Вера Бурундук-5 Дзаппа.
«И когда Элиза и Уилбер наконец умрут и их души вознесутся на небо, — продолжал папа, — их бренные тела предадут земле на фамильном кладбище, где покоятся под сенью яблоневых деревьев усопшие предки Свеины».
Так-то вот.
Что касается того, кто на самом деле покоился на фамильном кладбище за забором под сенью яблонь, то это большей частью были люди мало известные. Были это простые вермонтские садовники, которые всю жизнь гнули спины, ухаживая за яблонями, под которыми, наконец, обрели покой. Почти все они, без всякого сомнения, были так же неграмотны и невежественны, как Мелодия и Изадор. Иными словами — это были большие безобидные обезьяны с ограниченными способностями приносить вред. На пороге своего столетия, убеленный сединами, я утверждаю: именно так и был запланирован весь род людской.
Часть надгробий на кладбище покосилась и осела, некоторые кувырнулись носом. На тех, что устояли, эпитафии были почти полностью стерты временем и непогодами. Но был один огромных размеров чудо-монумент. Стены монумента были толстенные и сделаны из мрамора. Венчала его шиферная крыша. Такой устоит и в день страшного суда. То был мавзолей, в котором хранился прах основателя благосостояния нашего семейства, первого хозяина замка, профессора Илии Рузвельта Свеина.
В восемнадцать он получил ученую степень.
В двадцать один — основал отделение гражданской инженерии при Корнельском университете. Более того, к тому времени он уже являлся автором и обладателем нескольких важных патентов по сооружению железнодорожных мостов и устройств по технике безопасности. Всего этого было вполне достаточно, чтобы сколотить миллионное состояние.
Но он на этом не останавливается. Он основывает компанию «Мосты Свеина», которая не только проектирует, но и контролирует строительство железнодорожных мостов всего земного шара.
То был Гражданин планеты. Знание многих иностранных языков позволяло ему быть личным другом наиболее выдающихся глав государств. А когда подошла старость, его потянуло к яблоневым деревьям и отсталым родственникам, где он и поставил свой дом.
Только он мог всем сердцем любить эту средневековую громадину. Конечно, пока не появились мы с Элизой. Как же мы были там счастливы!
Хотя профессор Свеин и умер полстолетия тому назад, нас связывает тайна. Кое о чем не знали ни наши слуги, ни наши родители. По всей видимости, не подозревали об этом и рабочие, которым во время переустройства замка приходилось прокладывать трубы и проводку сквозь весьма сомнительные пространства — тайные переходы.
4
К концу своих дней профессор Свеин набрал огромный вес. Страшно подумать, как ему удавалось протискивать жирную тушу сквозь узкие тайные ходы. Но нам с Элизой повезло. Даже когда мы достигли двухметрового роста, мы легко могли пользоваться тайниками, так как потолки были на редкость высокие.
Да, вот и причиной смерти профессора Свеина явился лишний вес. Он умер у себя дома, в замке, прямо за столом во время званого обеда, который давался в честь Сэмюэля Лангорна Клеменса и Томаса Альвы Эдисона.
Бывали времена!
Мы с Элизой обнаружили меню знаменитого обеда. На первое подавался черепаховый бульон.
Время от времени слуги сетовали на то, что в замке завелись привидения. Они слышали, как внутри стен кто-то читает и смеется. Поскрипывали ступеньки там, где не было лестниц, хлопали невидимые двери.
Так-то вот.
Скоро мне перевалит за сто. Я, наверное, совсем выжил из ума, и меня все подмывает заорать среди руин Манхэттена: «Что плохого мы сделали, за что вы так зверски издевались надо мной и моей сестрой в проклятом замке с привидениями?»
Проходит время, и я начинаю думать, что мы, пожалуй, все-таки были самыми счастливыми на свете детьми.
Вакханалия счастья продолжалась до того дня, пока нам не исполнилось по пятнадцать лет.
Есть над чем подумать.
Да, вот и потом, через много-много лет, когда я стану сельским детским врачом и буду принимать больных в замке своего детства, я буду неустанно повторять себе, осматривая очередного юного пациента: «Это маленькое существо только что прибыло на нашу планету. Оно ровным счетом ничего о ней не знает. Его еще не тревожит, кем оно может стать. Оно с готовностью выполнит все, чего от него хотят».
Эти самые рассуждения проливают некоторый свет на ход наших с Элизой детских мыслей. Вся достигавшая нас информация заключалась в том, что ай как хорошо и удобно быть кретином. Кретином быть даже очень симпатично. Вот мы и вели себя, как кретины.
Мы решительно отказались говорить членораздельно. «Бу», «ду» — говорили мы при посторонних и несли всякую околесицу, неистово вращая глазами. Мы ломали комедию и дико ржали. Мы даже пробовали есть канцелярский клей.
Так-то вот.
Не надо забывать, что мы были своего рода ядром, вокруг которого вращались жизни людей из обслуги. А эти люди могли упиваться своей благородной христианской миссией без всякого зазрения совести лишь при одном условии: мы с Элизой остаемся беспомощными и мерзкими. Прояви мы малейшие признаки ума и самостоятельности — и они тут же превращаются в безликих, серых подчиненных. Начни мы выезжать в свет — и они теряют удобные квартиры с цветными телевизорами, высокооплачиваемые работы и впридачу иллюзии о собственной незаменимости.
Итак, с самого первого дня они беззвучно взывали, надеюсь, бессознательно: «Будьте беспомощны, будьте отвратительны…». Они жаждали, чтобы мы свершили лишь один шаг на пути человеческого прогресса, а именно: чтобы мы научились ходить в туалет.
Со своей стороны мы были рады-радешеньки услужить.
Но, тайно от всех, уже в четыре года, мы научились читать и писать по-английски. К семи годам мы научились писать и читать по-французски, немецки, итальянски, древнегречески и знали латынь. Более того, нам удалось проникнуть в тайны математических исчислений.
В замке, в котором мы жили, пылились тысячи книг. К десяти годам мы прочитали их все. Излюбленным временем для чтения было у нас время послеобеденного отдыха или ночи. Читали мы при тусклом свете свечи, притаившись в каком-нибудь закоулке тайного перехода, а порой и прямо посреди мавзолея Илии Рузвельта Свеина.
Но перед взрослыми мы по-прежнему пускали пузыри, несли околесицу и т.п.
Вот забава!
Зачем пыхтеть от натуги ради того, чтобы публично продемонстрировать свой интеллект? К тому же он не казался нам таким уж привлекательным и необходимым. Интеллект был для нас лишним подтверждением нашей экстраординарности, как, скажем, шестые пальцы на руках и ногах и дополнительные соски.
Чем черт не шутит, может, мы были правы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26