оно пролетело мимо нас, покрылось мраком и исчезло вдали, а темные тучи полегли по всем этим прибрежным странам. После долгого времени солнце опять вернулось и прогнало мрак по ту сторону моря.
Сказав это, святой Лиудгер залился слезами. На вопрос сестры, что означает этот сон, он пояснил:
— Тяжкие гонения от норманнов, грозные войны и великие опустошения постигнут нас, так что эти прекрасные области останутся почти безлюдными. Но с Божьей помощью христианство сподобится мира, и то же бедствие, какое они причинят нашим странам, постигнет и норманнов.
«Это пророчество, — говорит русский историк Герье, — сбывалось не раз относительно норманнских отрядов, усеявших костями берега морей от Фризии до Неаполя; сбылось оно и относительно последней норманнской рати, вновь отправившейся добывать обширную Гардарику».
НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ
Как, снова гости? Согласитесь, друг мой!
Не будь войны, причины моря слез,
Не собралось бы в этот лагерь столько
Венчанных славой доблестных мужей.
Шиллер.
1
За Днепром, куда хватало глаз, расстилалась голая степь — без дорог, деревьев, воды и жилья. Днем стояла нестерпимая жара, ночью холод пронизывал до костей. Королевский отряд терпел жестокую нужду во всем, особенно сильно донимала жажда. К концу первого дня пути казаки случайно натолкнулись на мутный ручеек — это спасло беглецов.
Карл ехал впереди в коляске, остальные следовали за ним верхом, в повозках или пешком. Последним приходилось совсем туго, так как отряд двигался на пределе возможного, опасаясь преследования. Многие из них отставали и гибли в степи; их белеющие в траве кости случайные путники видели еще и десятилетия спустя.
В пути шведы почти полностью зависели от казаков, умевших ориентироваться по солнцу и звездам. Казаки осмелели и с каждым днем все громче заявляли о своих требованиях. «Они роптали, — пишет Нордберг, — что им платят жалованье из взятого с собой бочонка с саксонской мелкой монетой, которую по причине ее легковесности называли саксонскими летучими мышами , и казаки угрожали предоставить шведов их судьбе». Свое недовольство они попытались выместить на Мазепе. По словам Понятовского, на третий день в ночь в лагере возникла тревога: «казаки, которые возмутились против Мазепы, хотели разграбить его телеги, где у него были большие ценности, а его самого схватить и выдать царю». Шведам удалось уговорить их оставить Мазепу в покое, но несколько десятков запорожцев покинули лагерь и скрылись в высокой траве, вероятно решив вернуться домой.
На пятый день королевский отряд достиг Буга. Люди были полностью измотаны: они преодолели 230 верст и не отдыхали по-настоящему уже восемь суток, со дня Полтавского сражения.
За Бугом начинались владения Турции. Карл расположился лагерем на берегу реки и направил к очаковскому коменданту Мехмету-паше Понятовского, поручив ему вытребовать у турок съестные припасы и лодки для переправы. 2000 дукатов, врученные королем посланцу, должны были ускорить переговоры.
Но «паша в Очакове был несговорчивый и жестокий человек» (Нордберг). Сначала он пообещал выделить шведам 5 небольших судов с провиантом и впустить их в город. Затем, увидев многочисленность королевского отряда, паша испугался ответственности и разрешил переправиться лишь королю со свитой; прочие должны были ожидать распоряжений султана.
Карл настаивал на немедленной переправе всего отряда; переговоры затянулись. Наконец Понятовскому удалось «подобающими средствами» (то есть, попросту говоря, подкупом) добиться от паши желаемого. Шведы и казаки начали переправу. Однако переговоры отняли слишком много времени — в степи показалась русская кавалерия. Повторилась Переволочна, только меньшего масштаба. Карл, переправившийся одним из первых, вновь не смог руководить обороной, и ему пришлось лишь наблюдать гибель остатков армии. Из 2800 человек на турецкий берег Буга перебралось всего 600, остальные (как большая часть храбрых драбантов) нашли свою смерть от русских сабель и пик, утонули в реке или сдались в плен. Запорожцев русские убивали на месте, а 300 пленных шведов обезоружили, связали и табуном погнали в степь.
Паша просил у Карла прощения за промедление и умолял не жаловаться султану. Вольтер передает, что Карл обещал ему это, предварительно отчитав его, «словно имел дело с подданным». Нордберг же рассказывает, что разгневанный король сразу отправил султану жалобу и тот выслал Мехмету-паше шелковый шнурок (это означало смертный приговор: чиновник, получивший от султана шнурок, должен был повеситься на нем).
В Стамбул (так назывался Константинополь с 1453 года, когда его захватили турки) король отправил Нейгебауэра, ставшего первым шведским послом в Турции. Это был уроженец Данцига, знавший многие языки, в том числе русский и турецкий. Одно время он состоял воспитателем при царевиче Алексее, но бежал к Карлу и быстро вошел у него в милость. Он должен был заявить султану о желании шведского короля заключить «торговый договор на пользу подданных обеих стран» и «более тесный союз для безопасности от беспокойного для обоих соседа, московитов».
Султан приказал Юсуфу-паше, сераскиру Бендер, принять Карла как гостя Османской империи. Это означало, что турецкая казна брала на себя содержание шведов. Сераскир выслал навстречу королю чауша и приготовил торжественную встречу. Для шведов в «чудесном месте» под городом был разбит лагерь, куда отправили десятки повозок с провизией. Сам сераскир с толпой великолепно одетых всадников встретил Карла в пути и сопровождал его до города. Король с почетным конвоем проехал через Бендеры, салютующие ему орудийными залпами с крепостных валов, и направился в лагерь. Здесь, у роскошной шелковой палатки, его приветствовал караул янычар под оглушающие звуки военной музыки.
Лагерь под Бендерами стал последним земным пристанищем Мазепы. 22 августа 1709 года гетман умер. Его похоронили близ Бендер, но затем гроб выкопали и отправили в Яссы. На Украине долго жила легенда, что похороны были фиктивные, а на самом деле Мазепа пробрался в Киев, принял схиму в Печерской лавре и умер в покаянии.
Вслед за смертью Мазепы Карл узнал о кончине 21 января 1708 года в Стокгольме его старшей сестры Ядвиги Софии, матери молодого герцога Голштинского Карла Фридриха. Гонец из Швеции принес эту весть еще в конце июня под Полтаву, но тогда ввиду ранения Карла было решено скрыть от него печальную новость до лучших времен. Однако тяжелые времена сменились еще худшими, приближенные короля все медлили и, наконец, в Бендерах показали Карлу письмо его бабки с сообщением о случившемся.
Это письмо совершенно подавило Карла.
— Ах, сестра моя, моя милая сестра! — воскликнул он несколько раз и закрыл лицо плащом. Видно было, как он сжимал под ним руки, а когда он снова показал лицо, его веки были влажны от слез.
Несколько дней Карл не мог совладать с горем и полностью отдался скорби, позабыв обо всем. Это дало повод некоторым европейским дипломатам в Стамбуле, плохо знавшим характер Карла, известить свои правительства, что шведский король пал духом от неудач. Так, австрийский посланник Тальман писал, что Карл «благодаря своему настоящему тяжелому положению впал в меланхолию». Насколько эти слова не соответствовали действительности, явствует из письма Карла Государственному совету в Стокгольм (осень 1709 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Сказав это, святой Лиудгер залился слезами. На вопрос сестры, что означает этот сон, он пояснил:
— Тяжкие гонения от норманнов, грозные войны и великие опустошения постигнут нас, так что эти прекрасные области останутся почти безлюдными. Но с Божьей помощью христианство сподобится мира, и то же бедствие, какое они причинят нашим странам, постигнет и норманнов.
«Это пророчество, — говорит русский историк Герье, — сбывалось не раз относительно норманнских отрядов, усеявших костями берега морей от Фризии до Неаполя; сбылось оно и относительно последней норманнской рати, вновь отправившейся добывать обширную Гардарику».
НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ
Как, снова гости? Согласитесь, друг мой!
Не будь войны, причины моря слез,
Не собралось бы в этот лагерь столько
Венчанных славой доблестных мужей.
Шиллер.
1
За Днепром, куда хватало глаз, расстилалась голая степь — без дорог, деревьев, воды и жилья. Днем стояла нестерпимая жара, ночью холод пронизывал до костей. Королевский отряд терпел жестокую нужду во всем, особенно сильно донимала жажда. К концу первого дня пути казаки случайно натолкнулись на мутный ручеек — это спасло беглецов.
Карл ехал впереди в коляске, остальные следовали за ним верхом, в повозках или пешком. Последним приходилось совсем туго, так как отряд двигался на пределе возможного, опасаясь преследования. Многие из них отставали и гибли в степи; их белеющие в траве кости случайные путники видели еще и десятилетия спустя.
В пути шведы почти полностью зависели от казаков, умевших ориентироваться по солнцу и звездам. Казаки осмелели и с каждым днем все громче заявляли о своих требованиях. «Они роптали, — пишет Нордберг, — что им платят жалованье из взятого с собой бочонка с саксонской мелкой монетой, которую по причине ее легковесности называли саксонскими летучими мышами , и казаки угрожали предоставить шведов их судьбе». Свое недовольство они попытались выместить на Мазепе. По словам Понятовского, на третий день в ночь в лагере возникла тревога: «казаки, которые возмутились против Мазепы, хотели разграбить его телеги, где у него были большие ценности, а его самого схватить и выдать царю». Шведам удалось уговорить их оставить Мазепу в покое, но несколько десятков запорожцев покинули лагерь и скрылись в высокой траве, вероятно решив вернуться домой.
На пятый день королевский отряд достиг Буга. Люди были полностью измотаны: они преодолели 230 верст и не отдыхали по-настоящему уже восемь суток, со дня Полтавского сражения.
За Бугом начинались владения Турции. Карл расположился лагерем на берегу реки и направил к очаковскому коменданту Мехмету-паше Понятовского, поручив ему вытребовать у турок съестные припасы и лодки для переправы. 2000 дукатов, врученные королем посланцу, должны были ускорить переговоры.
Но «паша в Очакове был несговорчивый и жестокий человек» (Нордберг). Сначала он пообещал выделить шведам 5 небольших судов с провиантом и впустить их в город. Затем, увидев многочисленность королевского отряда, паша испугался ответственности и разрешил переправиться лишь королю со свитой; прочие должны были ожидать распоряжений султана.
Карл настаивал на немедленной переправе всего отряда; переговоры затянулись. Наконец Понятовскому удалось «подобающими средствами» (то есть, попросту говоря, подкупом) добиться от паши желаемого. Шведы и казаки начали переправу. Однако переговоры отняли слишком много времени — в степи показалась русская кавалерия. Повторилась Переволочна, только меньшего масштаба. Карл, переправившийся одним из первых, вновь не смог руководить обороной, и ему пришлось лишь наблюдать гибель остатков армии. Из 2800 человек на турецкий берег Буга перебралось всего 600, остальные (как большая часть храбрых драбантов) нашли свою смерть от русских сабель и пик, утонули в реке или сдались в плен. Запорожцев русские убивали на месте, а 300 пленных шведов обезоружили, связали и табуном погнали в степь.
Паша просил у Карла прощения за промедление и умолял не жаловаться султану. Вольтер передает, что Карл обещал ему это, предварительно отчитав его, «словно имел дело с подданным». Нордберг же рассказывает, что разгневанный король сразу отправил султану жалобу и тот выслал Мехмету-паше шелковый шнурок (это означало смертный приговор: чиновник, получивший от султана шнурок, должен был повеситься на нем).
В Стамбул (так назывался Константинополь с 1453 года, когда его захватили турки) король отправил Нейгебауэра, ставшего первым шведским послом в Турции. Это был уроженец Данцига, знавший многие языки, в том числе русский и турецкий. Одно время он состоял воспитателем при царевиче Алексее, но бежал к Карлу и быстро вошел у него в милость. Он должен был заявить султану о желании шведского короля заключить «торговый договор на пользу подданных обеих стран» и «более тесный союз для безопасности от беспокойного для обоих соседа, московитов».
Султан приказал Юсуфу-паше, сераскиру Бендер, принять Карла как гостя Османской империи. Это означало, что турецкая казна брала на себя содержание шведов. Сераскир выслал навстречу королю чауша и приготовил торжественную встречу. Для шведов в «чудесном месте» под городом был разбит лагерь, куда отправили десятки повозок с провизией. Сам сераскир с толпой великолепно одетых всадников встретил Карла в пути и сопровождал его до города. Король с почетным конвоем проехал через Бендеры, салютующие ему орудийными залпами с крепостных валов, и направился в лагерь. Здесь, у роскошной шелковой палатки, его приветствовал караул янычар под оглушающие звуки военной музыки.
Лагерь под Бендерами стал последним земным пристанищем Мазепы. 22 августа 1709 года гетман умер. Его похоронили близ Бендер, но затем гроб выкопали и отправили в Яссы. На Украине долго жила легенда, что похороны были фиктивные, а на самом деле Мазепа пробрался в Киев, принял схиму в Печерской лавре и умер в покаянии.
Вслед за смертью Мазепы Карл узнал о кончине 21 января 1708 года в Стокгольме его старшей сестры Ядвиги Софии, матери молодого герцога Голштинского Карла Фридриха. Гонец из Швеции принес эту весть еще в конце июня под Полтаву, но тогда ввиду ранения Карла было решено скрыть от него печальную новость до лучших времен. Однако тяжелые времена сменились еще худшими, приближенные короля все медлили и, наконец, в Бендерах показали Карлу письмо его бабки с сообщением о случившемся.
Это письмо совершенно подавило Карла.
— Ах, сестра моя, моя милая сестра! — воскликнул он несколько раз и закрыл лицо плащом. Видно было, как он сжимал под ним руки, а когда он снова показал лицо, его веки были влажны от слез.
Несколько дней Карл не мог совладать с горем и полностью отдался скорби, позабыв обо всем. Это дало повод некоторым европейским дипломатам в Стамбуле, плохо знавшим характер Карла, известить свои правительства, что шведский король пал духом от неудач. Так, австрийский посланник Тальман писал, что Карл «благодаря своему настоящему тяжелому положению впал в меланхолию». Насколько эти слова не соответствовали действительности, явствует из письма Карла Государственному совету в Стокгольм (осень 1709 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87